Время тянулось мучительно долго, пока Хакал внимательно рассматривал две половинки: сначала левую, потом правую, то поворачивая их к солнцу, то приближая к своему лицу. Потом он крепко прижал их края вместе, чтобы получить кажущийся целым золотой кувшин. Он долго стоял так и размышлял о чем-то, Ошитиве казалось, что ее сердце сейчас выпрыгнет из груди. Конечно, этот знак беды обязательно скажется и на ее участи. И она сама навлекла на себя несчастье.

Наконец Господин Хакал велел Тупе встать. Он рукой указал на гравировочный нож, висевший в футляре у нее на ремне, и приказал жрецу передать нож Мокииксу. Лицо Тупы побелело, когда жрец вынул из футляра обсидиановое лезвие и вручил его высокопоставленному чиновнику. Мокиикс поднес острый нож к свету, чтобы Господин Хакал смог осмотреть его.

Проведя пальцем вдоль плоского лезвия, Хакал поднял кончик пальца кверху, и все в мастерской увидели бледнооранжевый слой пыли на нем. А когда Хакал провел кончиком пальца по разбитому кувшину, пыль растворилась в его красках.

Тупа тут же упала на колени.

— Я сделала это, желая спасти гильдию, мой Господин! Девушка порождала зависть и раздор. Мы не можем выполнять нашу работу без…

Нож Тупы глубоко вонзился в ее шею, она тут же умерла.

Отбросив нож в сторону, Мокиикс приступил к назначению на место Тупы другой женщины. К нему обратилась Ошитива:

— Мой Господин, могу ли я сказать?

Все женщины от изумления открыли рты, а Господин Хакал бросил на нее пронзительный взгляд. Так как за этим не последовало приказа о наказании дерзкой девчонки, Мокиикс в ожидании, но с неодобрением посмотрел на нее.

От страха во рту у Ошитивы все пересохло, а сердце забилось еще быстрее. Она должна все исправить. Хотя из-за Тупы разбился кувшин, но Ошитива полагала, что виноваты в этом ее эгоистичные мысли. Теперь она понимала, что должна изгнать из своего сердца все злые и ненавистные чувства и, конечно, месть и посвятить себя священной миссии, для которой она рождена на свет: призывать дождь.

Положив руку на плечо Яни, она сказала:

— Эта женщина заслуживает того, чтобы занять место главы гильдии, мой Господин. Она почитает богов и слушается своих Господ, а ее керамика — самая красивая во всем Центральном Месте.

Мокиикс изучающе смотрел на нее, а Ошитива покорно ждала, пока он не разглядит в ее глазах это новое чувство смирения и не поймет, что тихая вражда между ними, о которой, конечно, знала только она, наконец закончилась.

Потом он посмотрел на Хакала, тот в ответ слегка кивнул.

Ошитива облегченно вздохнула. Если Яни станет надсмотрщицей, то Ошитиве будет легче создавать кувшины, которые привлекут богов в Центральное Место. И Ошитива, снова обновленная, уже третья Ошитива, приложит все свои усилия, чтобы так и произошло.

Потом Господин Хакал сказал что-то Мокииксу, который велел жрецам забрать с собой девушку. Ошитива подавила в себе испуганный крик: они собираются отдать ее в жертву на алтаре крови!

— Пожалуйста, сохраните мне жизнь, и я призову в долину дождь, — начала она.

— Никто не собирается тебя убивать, глупая девчонка, — резко прервал ее Мокиикс, а потом уже спокойно прошептал: — Пока.

Когда они уже собирались уходить, Яни задержала Ошитиву, и, вынув из своего кожаного мешочка на ремне волшебный полировочный камень, вложила его в руку Ошитивы.

— У меня нет дочерей, — проговорила она, — и когда я умру, этот камень похоронят вместе со мной. А у тебя талантливые руки, Ошитива. Этот камень на протяжении всей моей жизни был мне верным другом, он будет счастлив и с тобой. И вместе вы призовете дождь в Центральное Место.

Ошитива поцеловала мудрую женщину и пожелала благословения богов ей и ее мастерской, а потом, когда она повернулась, чувствуя себя намного лучше, чем за последние дни, она поймала на себе пристальный взгляд Господина Хакала. Он смотрел на нее так всего лишь секунду, но этого мгновения хватило, чтобы ее пробила леденящая душу дрожь.

Он знает, что я обнаружила тайную поляну…

10

— Ты здесь, девочка?

Ошитива подняла глаза. Перед ней стоял Главный Повар и в руках держал большое плоское блюдо с горячим мясом армадилла.

— Отнеси это Господам! — Она оглянулась, чтобы посмотреть, к кому он обращается. — Поторопись, пока оно не остыло!

Встав со своей циновки, сидя на которой лепила дождевые кувшины, она в упор посмотрела на повара. Наверняка он не ее имел в виду, когда просил отнести блюдо в частные владения Темного Господина. Две недели прошло с тех пор, когда была казнена Тупа, а Яни заняла ее место, Ошитива жила на кухне вместе с поварами, никуда не ходила и ни с кем не общалась, полностью сосредоточившись на создании дождевых кувшинов.

— Ты что, оглохла?! — рявкнул он на нее.

Ошитива уже слышала, что ночью куда-то бесследно исчезли два работника кухни, поэтому слуги были очень нужны. Робко взяв блюдо, она посмотрела вглубь освещенного факелами коридора, который из кухни вел во внутренние комнаты.

— Скорее! — снова поторопил ее Главный Повар, и Ошитива направилась в запрещенный для нее проход.

Жизнь в главном здании отличалась от жизни в гончарной мастерской. Она находилась на самой отдаленной стороне южной стены, подальше от правительственного центра. Гончары работали в изоляции, а в этих комнатах и опочивальнях постоянно толклись какие-то люди: охрана, писари, уборщики, слуги. И все они, одетые в мантии и перьевые головные уборы в соответствии с их рангом, то приходили, то уходили и постоянно носили с собой свои инструменты. Верховный Правитель Центрального Места, Господин Хакал, жил в самой большой опочивальне на первом этаже, двери которой открывались на великую площадь. Остальные знатные Господа и такие высшие чины, как Главный Писарь, Верховный Жрец и Главный Астроном, занимали меньшие по размеру комнаты, которые располагались на более низком уровне по бокам центральной резиденции, как бы образуя края радуги. Мелкие чиновники жили на следующем верхнем этаже, а те слуги, которым выпала удача жить в этом каменном доме, жили под самой крышей, куда можно было добраться только по четырем лестницам. Остальной придворный штат жил в лагере на равнине, окружавшей каменное здание. Ошитива делила очаг с работниками кухни, которые жили на улице под частично деревянным укрытием. Единственным неудобством было то, что рядом располагались бараки воинов-ягуаров, и хотя солдаты находились за высокой стеной, девушка слышала их крики, раздающиеся из огороженного лагеря: они весь день играли в веселые игры с мячом или тренировались с копьями и палицами.

За Ошитивой никто не присматривал. На нее просто никто не обращал внимания. Она свободно могла заниматься своим ремеслом, а также свободно перемещаться по территории. Она могла бы свободно убежать, даже думала об этом. Ей не составило бы особого труда покинуть резиденцию с кем-нибудь из посетителей и торговцев, которые постоянно приходили и уходили из Центрального Места, а к тому времени, когда ее пропажу обнаружили бы, она бы уже растворилась в многочисленной толпе далеко отсюда, среди людей, не знавших, что она макай-йо.

Но Яни подарила полировочный камень, и Ошитива пообещала ей, что призовет дождь в Центральное Место.

День летнего солнцестояния наступил и закончился, а с неба не выпало ни единой капельки дождя. Но никто в этом не обвинял ни гончаров, ни Ошитиву, все знали, что кувшин разбился по вине святотатственного поступка женщины, которая уже понесла наказание. Теперь люди усердно молились, чтобы дождь пошел к следующему дню солнцестояния.

Девушка-прислуга несла кувшин воды, она обогнала Ошитиву и быстро шла вниз по коридору, Ошитива едва поспевала за ней. Запах мяса армадилла так соблазнительно щекотал ноздри, что у нее непроизвольно текли слюнки. Ошитива ела мясо редко и то только небольшие кусочки крольчатины или птицы. Ей хотелось проглотить все это мясо на громадном блюде целиком, а потом облизать его.

Кража еды у Господ каралась смертью.

Когда Ошитиву привели на кухню, Мокиикс велел Главному Повару выделить ей место для ее ремесла и построить ей печь для обжига где-нибудь рядом с огромными кухонными печами, похожими на улей. Поселившись на кухне, Ошитива видела теперь Господина Хакала почти каждый день. Он ежедневно проплывал мимо нее на своем троне. Часть его административных обязанностей заключалась в том, чтобы заседать в суде и рассматривать споры и раздоры между сторонами, а также святотатственные и богохульные преступления.

Каждый день Господин Хакал появлялся на Главной площади. Слуги устанавливали трон, стелили ковер, и простые люди со своими заботами и проблемами выстраивались в очередь перед ним. Здесь Господин Хакал вершил правосудие, собирал налоги, проводил перепись населения и призывал к законам и богам. Люди от страха и благоговения дрожали перед ним. Его приговоры были быстрыми и жестокими. Если человека признавали виновным, то наказание следовало незамедлительно. Вчера одного земледельца, который мочился во время исполнения священного ритуала, обвинили в святотатстве. По сигналу Господина Хакала воин-ягуар выступил вперед и одним взмахом сабли отсек бедняге голову. Только когда день закончился и люди стали расходиться по своим домам, родственникам казненного разрешили взять тело и унести с площади.

Для людей Хакал был не только тем, кто поддерживал закон и порядок, ублажая их богов, они надеялись, что он может успокоить их в эти трудные времена. Когда однажды по Центральному. Месту поползли слухи, что один земледелец нашел в поле живую двухголовую змею, в городе началась паника. Мокиикс велел земледельцу принести змею, и тот немедленно удалился с ней во внутренние покои, где его ждали Главные Жрецы и Господин Хакал. Жизнь вокруг замерла, пока эти Господа размышляли. Даже работа в гончарной мастерской остановилась. Гнетущая тишина опустилась в каньон, пока люди в тревоге и волнении ожидали, что объявит Господин Хакал: двухголовая змея — хороший или дурной знак?

Наконец Господин Хакал вышел на площадь, все упали на колени перед ним, прижав головы к земле. Говорил Мокиикс, и его голос эхом разносился далеко от каменных стен, через бараки воинов-ягуаров, к скале на самой отдаленной стороне каньона: двухголовая змея — хороший знак. Люди радостно приветствовали его слова — теперь они с облегчением могли вернуться к своей работе.

Но Ошитиву не волновало, что происходило на Главной площади. Ей велели перед днем зимнего солнцестояния создать двенадцать дождевых кувшинов. Второго шанса у нее уже не будет, и если ей не удастся в этот день призвать дождь, ее принесут в жертву на алтаре крови.

Вместе с девушкой-прислугой она прошла мимо нескольких дверей, завешанных плетеными ковриками. Ошитива не знала, что находилось за каждой из этих дверей. Казалось, что коридор никогда не закончится, что здесь вполне можно заблудиться. Наконец девушка с кувшином остановилась, отдернула яркий красно-желтый коврик и вошла в комнату, залитую светом факелов.

Мокиикс и Господин Хакал возлежали на плетеном ковре и, опершись одной рукой об пол, играли в азартную игру патолли на тростниковом коврике, на котором были нарисованы клеточки и фигуры. Патолли в Центральное Место попала вместе с тольтеками с юга и приобрела здесь такую популярность, что звуки от вращения фишек и крики победителей и проигравших постоянно слышались по всей долине. Отец Ошитивы, а также ее дяди и двоюродные братья были страстными игроками, двигали цветные камешки за дружеской, но накаленной в состязании игрой. Мало кто из мужчин путешествовал в другие места без ковриков для патолли, играть в нее можно было где и когда угодно — люди были просто одержимы этой игрой.

Поставив блюдо среди других яств — сладкие плоды туны, бобов и тыквы, кукурузных лепешек и большого кувшина с нектли, — Ошитива мельком осмотрела комнату, обратив внимание в свете факелов на ковры на стенах, цветы в вазах и двух мужчин, которые смеялись, вращая фишки и передвигая цветные камешки. Они вели себя как два старых друга, и даже Мокиикс улыбался, хотя Ошитиве казалось, что он на это неспособен. Они были одеты в роскошные красочные туники и мантии, а волосы их были стянуты на затылке в узлы — символ знати. Ошитива подумала, а не находятся ли где-то рядом те прекрасные женщины, которых она видела на священной поляне.

Когда Ошитива выпрямилась, Мокиикс посмотрел на нее снизу вверх, и то, что она заметила в его глазах, испугало ее. Мокиикс был намного старше Господина Хакала: его лицо пересекали глубокие морщины, а длинные волосы давно поседели, выражение его лица было хмурым и угрюмым. Но даже за это мгновение, когда его глаза просверлили ее насквозь, она почувствовала, как что-то холодное и опасное нахлынуло на нее.