Его губы изогнулись в обольстительной, искушающей улыбке.

– Хотите повторить пройденное? Мы ведь еще только начали.

– Нет, благодарю вас, мистер Кэссиди. – И она твердо указала ему рукой на веранду.

Лейн вышел, взял свою шляпу с плетеного кресла. Рейчел закрыла дверь, чтобы не видеть, как он уезжает. Она прошла по тихому дому, вернулась в гостиную и взяла лампу, чтобы посветить себе на лестнице. Ее комната была над холлом. Когда-то ее занимали родители Рейчел, потом это была ее с мужем спальня.

Придя к себе, она взялась руками за ламповое стекло и задула лампу, предпочитая побыть под покровом темноты. Она уверенно двигалась по знакомой комнате, хотя сама себе казалась совершенно незнакомым человеком.

Подойдя к окну, она отвела в стороны кружевные гардины и подняла штору. Когда гардины опять сдвинулись, она взглянула на ущербную луну и принялась вытаскивать шпильки из волос. Потом потрясла головой, с удовольствием ощутив, как длинные волосы свободно упали ей на плечи, – носить такую прическу считалось недопустимым.

Она раздевалась не торопясь: развязав пояс юбки, стащила с себя блузку и повесила ее на стул, стоящий у туалетного столика.

Потом сняла туфли, юбку, потом – белье. Где-то за окном заржала лошадь. Рейчел оглянулась через плечо на открытое окно, сердце у нее замерло на мгновение. Уж не Лейн ли ждет там, на улице, надеясь, что она позовет его обратно и захочет продолжить свое образование в искусстве любви?

Очень глупое предположение, пожурила она себя, ведь следующий шаг заведет их в запретные области. Сегодня вечером она позволила себе забыть о приличиях, но она еще не совсем сошла с ума.

Рейчел очень хотелось забраться под прохладную простыню голой, но она призвала на помощь здравый смысл, который и без того уже переутомился за день, и надела летнюю ночную сорочку. Сорочка была из невесомого муслина, крайне скромная, с длинными рукавами, с присборенными манжетами, завязывающимися на тесемки, и стоячим воротничком.

Осмелев, она решила не застегивать рубашку до самого горла.

Улегшись, Рейчел принялась вспоминать, сколько ночей она ждала в полном облачении, когда придет муж. До медового месяца она мечтала о любовных ласках, спрашивая себя, какие тайны скрываются за этими словами. Рейчел получила от матери и житейские и любовные уроки, и поэтому предоставляла всю инициативу Стюарту.

Испытав поцелуй Лейна, она засомневалась. Может быть, ее мать неправильно объяснила ей что-то важное?

– Ни один мужчина не будет рад, узнав, что он женился на распутной женщине, Рейчел, – сообщила ей мать через несколько дней после того, как дочери исполнилось восемнадцать лет. – Ты же не хочешь, чтобы муж считал тебя развратной? Всегда веди себя с достоинством. Можно потерять голову из-за мужчины, но никогда не следует терять моральных устоев или спокойствия. Он может попросить тебя кое о чем, – таинственно сообщила мать Рейчел, – но есть вещи, которых нельзя делать, во всяком случае, если ты порядочная женщина.

Рейчел прикрыла глаза ладонями и тяжело вздохнула. Пылкий поцелуй, который она позволила Лейну, без сомнения относился к тем вещам, которых нельзя делать, по мнению ее матери.

Она никогда в жизни не раздевалась в присутствии мужчины, и Стюарта она никогда не видела при дневном свете совершенно обнаженным. Подробности его мужской анатомии всегда скрывала одежда. В своих неумелых попытках вызвать у нее возбуждение он никогда не делал ничего – только грубо мял ее груди, прикрытые ночной рубашкой. После чего, когда он был готов, он быстро поднимал оборчатый подол ее рубашки и овладевал ею, издавая хрюкающие звуки, часто и тяжело дыша, по временам бормоча ругательства. Он бился об нее, сотрясая кровать, пока все не подходило к концу.

Ни разу за все те годы, что они были женаты, он не вызвал у нее такого сердцебиения, которое она так скоро почувствовала в объятиях Лейна. В какой-то момент – там, в гостиной, – ей действительно не хотелось его останавливать. Это был момент, когда она поняла, что стоит на самом краю какого-то великого открытия.

Что она испытала бы, овладей Лейн ею? Он, наверное, был бы нежен, но ни в коем случае не робок. Он умеет и давать, и брать. Необычайное волнение, которое он возбудил в ней одним единственным поцелуем, говорит о том, что в его объятиях она могла испытать всю полноту страсти, чего раньше ей никогда не удавалось.

Она повернулась на бок, прижимая к себе подушку. Ей хотелось плакать от радости, потому что Лейн показал ей маленький рай, и в то же время ей хотелось плакать о том, чего она всю жизнь была лишена. По крайней мере, теперь она полностью убедилась, что брак ее был обречен из-за ее собственного неведения и из-за неведения ее мужа.

К несчастью, именно Лейн Кэссиди открыл ящик Пандоры и показал ей, какие там скрыты сокровища.


Лейн, погруженный в свои мысли, шел по улице. Тяжело ступая, он опять направлялся к телеграфу, откуда хотел дать телеграмму Бойду Джонсону, чтобы сообщить ему о своем местопребывании, как он намеревался сделать вчера, когда Дельфи заметила его и пригласила на обед.

Он внимательно смотрел по сторонам, чтобы улизнуть, если ему на глаза попадется экономка, Тай или даже Рейчел. Он шагнул в сторону, уступая дорогу суровой женщине в шляпке с полями козырьком. Та тащила за руку плачущую девочку, пытаясь оторвать ее от созерцания дешевых конфет, выставленных в витрине у Карберри. Войдя внутрь, Лейн опустил голову и надвинул шляпу на глаза.

После вчерашнего вечера он понял – если он будет и дальше видеться с Рейчел, он не сможет удержаться от искушения. Когда-то, много лет назад, она ожидала от него большего, чем он захотел дать, и он разочаровал ее, отказавшись остаться в школе. Он был слишком зол, слишком рвался удрать от Чейза и с ранчо, чтобы оставаться в городе и учиться читать, писать и считать.

Он не хочет опять разочаровывать ее, не хочет, чтобы она дожидалась, когда он появится у нее в доме – со шляпой в руках и с обещанием достать с неба луну. Не хочет разочаровывать ни ее, ни мальчика.

Он оглядел этот главный магазин. У прилавка выстроилось слишком много народу, это его не устраивает. Он подождет, пока толпа не рассосется, а потом купит, что ему нужно.

У выхода ему пришлось переждать, пока мимо не проедет телега, груженная огромными корзинами с овощами. Наконец он вышел на улицу. Дойдя до угла, он увидел как повернулась вращающаяся дверь салуна. И какой-то пьяница гнусного вида без шляпы, лысый, в потрепанном костюме в коричневую и ярко-зеленую клетку, покачнувшись, врезался в Лейна, чуть не сбив того с ног.

От этого тучного, нетвердо держащегося на ногах человека исходил запах виски, смешанный с потом. Лейн схватил этого усатого старикана за шиворот и оттолкнул его.

Прохожие рассыпались во все стороны. Две пары, шедшие мимо, замерли на месте. Джентльмены схватили под руку своих хорошо одетых спутниц и увлекли их подальше от этой сцены. Дамы с любопытством оглядывались; мужчины торопились прочь, явно испытывая отвращение. Один из них даже угрожающе взглянул на Лейна.

– Куда глядишь?

Лейн смерил этого человека взглядом, вызывая его на какой-нибудь жест, надеясь, что таким образом он, Лейн, сможет дать выход отчаянию, накопившемуся в душе.

– Ага, – поддакнул старый пьяница, – ку-куда гля-гля-глядишь?

Услышав этот пропитой голос, Лейн повернулся и бросил на чудака быстрый внимательный взгляд. Он опять схватил пьяницу за шиворот и как следует встряхнул. Тот, защищаясь, закрыл лицо руками.

– Не бейте меня, – заныл он.

– На этот счет можешь не бояться, – проворчал Лейн.

Он потащил старика, который был много меньше его ростом, по тротуару и ввел в салун. При виде их негустая толпа утренних посетителей тут же расступилась, и Лейн, по-прежнему держа пьяницу за воротник, поволок его к столику в глубине салуна.

– Хочу извиниться перед тобой, старина, – сказал он достаточно громко, чтобы его было слышно за соседними столами.

Худощавая симпатичная барменша, которая подходила к нему в День независимости, проводила их к столику у задней стены. Усадив старика на стул, Лейн обратился к девушке:

– Два виски, и побыстрее.

Быстро окинув взглядом комнату, Лейн сел на стул рядом с лысым и придвинулся к нему поближе, не обращая внимания на вонь, исходящую от его пропахшего виски костюма.

– Как вы меня разыскали? – спросил Лейн, поглядывая в то же время на нового посетителя, идущего к стойке.

Бойд Джонсон улыбнулся, показав парочку нарочно зачерненных зубов под густыми серыми усами, неровно окрашенными хной. Он втянул голову в плечи, потом поставил локти на стол и пробормотал, уставясь на лужицу перед собой:

– Ты же знаешь, я неплохой работник.

– От вас здорово воняет.

– А ты не очень хорошо выглядишь, Кэссиди. Чем-то озабочен?

– Не более, чем всегда – но на этот раз из-за женщины, – признался Лейн неохотно.

Никому, кроме своего наставника, он не открыл бы, почему у него такое мрачное настроение.

– Вот уж не думал, что ты можешь впутаться в такое.

– Люби их и бросай, вот это по-моему. – И Лейн улыбнулся собственной шутке, потому что он редко имел дело с женщинами. Потом принял более небрежную позу – ссутулился, вытянув перед собой и скрестив длинные ноги, и погрузился в созерцание пыльных носков своих черных сапог.

– У тебя такой вид, словно на этот раз ты в это не веришь, – заметил Бойд.

– Ну, так что же? – спросил Лейн, меняя тему разговора. – Как, вы говорите, вы меня нашли?

– Я и не искал. У нас здесь есть агент.

– В Ласт Чансе?

Бойд обвел глазами помещение как бы рассеянным взглядом, но он, как и Лейн, был насторожен и бдителен. Подошла худощавая девушка с волосами цвета воронова крыла, неся два стакана виски на грязном подносе.

– Бывает, человек не замечает того, что у него под носом, – отозвался Бойд, ловко выплескивая большую часть виски из своего стакана, прежде чем поднести его к губам.

Лейн, проследив за его взглядом, взглянул на брюнетку и попытался вспомнить, не сказала ли она ему, как ее зовут, когда пыталась навязаться ему в День независимости. Девушка подмигнула ему, сунула поднос под мышку и удалилась, не спрашивая платы.

– Это она?

Бойд кивнул.

– Эрлин – один из наших лучших агентов на местах.

– Будь я проклят!

– Может, и будешь. А теперь, хотя у меня и есть кое-какие догадки на этот счет, не объяснишь ли ты мне, что ты здесь делаешь?

– Долгожданное возвращение домой, – едко ответил Лейн. – Я вырос в этих местах. – Он отогнал отвратительные воспоминания, которые непрошено всплывали на поверхность всякий раз, когда он думал о своей молодости. – Решил вот – дай-ка съезжу погляжу, как идут дела в наших краях. Не обнаружу ли я чего-нибудь такого, что может навести на след Джентльмента-Грабителя.

– Ты отстранен от работы.

– Без сохранения содержания. Можете не напоминать мне об этом. Пришлось залезть в свои сбережения.

– Иногда вас, мальчишек, только так и можно чему-то научить.

Лейн допил виски.

– Наука далась мне нелегко.

Бойд, поразмыслив, посмотрел Лейну в глаза. Взгляд Бойда уже не казался хмельным, и в нем появилось сочувствие.

– Я знаю, ты не думал, что засада в Тулсе так нехорошо кончится, но она кончилась нехорошо, и именно из-за твоей импульсивности, Лейн, погиб невинный человек.

Лейну стало тошно. Он-то считал, что двое были ранены, и не больше того.

– Кто из них умер?

– Старик.

Лейн сдвинул шляпу на затылок и откинулся на спинку стула. Он помолчал какое-то время, потом, переждав, пока один из барменов, направляющийся к двери в заднее помещение салуна, пройдет мимо, сказал:

– Мне нестерпимо это слышать, но учитывая все обстоятельства, я просто не знаю, мог ли я вести себя иначе.

– Это твои проблемы, Лейн. Ты не имеешь ни малейшего представления о том, что значит владеть собой. Импульсивность и работа детектива – вещи несовместимые.

Черт побери, вчера вечером Лейн прекрасно владел собой. Если бы это было не так, одно повлекло за собой другое, и он заставил бы Рейчел отдаться ему прямо на диване гостиной.

– Ездил повидаться с дядей? – спросил Бойд, оторвав его от мрачных мыслей и давая ему понять, что он прекрасно осведомлен о причинах его приезда в Монтану.

– Если вы знаете, зачем я сюда приехал, почему вы заставили меня все это вам пересказывать?

– Мы знаем о тебе все, что можно знать, Лейн. Кажется, я говорил тебе об этом много лет назад.

– Я не виделся с Чейзом, – признался, наконец, Лейн. – Он с семьей поехал в Калифорнию.

– Какое совпадение. Вчера вечером Грабитель напал на «Бермингтоун Лайн» где-то между Чайенной и Хеленой. Охранники рассказывают, что он был одет кондуктором, прошел прямо в вагон, везший жалование, напал на охранника этого вагона, заткнул ему рот кляпом и привязал к ручке сейфа. И прошел обратно прямо у них под носом. У него хватило времени переодеться, смешаться с пассажирами и сойти с поезда, прежде чем они узнали, что случилось. В Денвере мы просмотрели тюремные досье и пришли к выводу, что это твой дядюшка. – И Бойд тяжело осел на своем стуле.