– Я не собираюсь пререкаться с вами о семействе Кэссиди или об их прославленном племяннике, – заявил Стюарт. Глубоко вздохнув, он одернул полочки своего жилета, как он делал всегда, намереваясь о чем-то сообщить. – Мы пришли сообщить вам, что возвращается Роберт. Мы собираемся дать обед в его честь и хотим, чтобы вы и Тай присутствовали на нем.

Рейчел была в подавленном состоянии и с трудом сосредоточилась на сообщении о том, что ее деверь возвращается домой.

– Вы знаете, когда именно он приезжает?

– Точно это неизвестно, но через неделю-другую. Его дело в Новом Орлеане застопорилось, поэтому он решил воспользоваться возможностью и побывать у нас.

Ей очень хотелось отказаться от приглашения на обед, но Роберт приходился дядей Таю и, в конце концов, это единственный член семьи, который был к ней добр. Она выдержит обед у Маккенна только ради общества деверя и будет искреннее рада повидаться с ним.

Роберт был единственным, кто поддерживал ее, когда она решила не оставлять работу, выйдя за Стюарта, но даже их соединенных усилий оказалось недостаточно, чтобы переубедить Стюарта, Лоретту и ее мужа.

Они убедили Рейчел, что это не принято – работать учительницей, будучи женой местного шерифа, особенно когда он является наследником одного из самых обширных ранчо в Монтане. Она с большим сожалением отказалась от любимой работы.

– Конечно, мы с Таем приедем к вам, – сказала Рейчел. – А чем занимается Мэри Маргарет? – спросила она, имея в виду сестру Лоретты, старую деву, живущую с Маккенна.

Рейчел надеялась, что этот вопрос разрядит напряженную атмосферу.

– Как всегда, всякими глупостями, – фыркнула Лоретта. – Она вбила себе в голову устроить декламацию стихов в честь возвращения Роберта.

– А мне кажется, это прекрасная мысль, – возразила Рейчел. – Если Мэри Маргарет устроит для нас такое развлечение, это поможет ей поддержать уверенность в своих силах.

– Она бы обрела уверенность, если бы перестала витать в облаках и похудела бы на семьдесят фунтов, чтобы не выглядеть на улице как ходячая бочка, – брюзгливо сказал Стюарт.

Лоретта подалась вперед, отложив, наконец, в сторону сложенный зонтик.

– Нет, дорогой, не говори так о бедной Мэри Маргарет. Ты же знаешь, она очень старается.

– Я знаю, как она старается – каждый день опустошает нашу кладовку, – проворчал Стюарт.

Рейчел изо всех сил сдерживалась, чтобы не потереть пульсирующие виски. Ей очень хотелось, чтобы они ушли. Она взглянула в сторону холла, подыскивая повод, который помог бы ей избавиться от их давящего присутствия и не показаться при этом слишком грубой.

– Не понимаю, почему Дельфи так копается.

– Вы не знаете элементарного способа держать прислугу в руках, Рейчел. Вы недопустимо фамильярны с ней. Я говорила это вам с самого начала. Если бы вы согласились переехать на ранчо и пожить с нами какое-то время – хотя бы пару лет, пока Тай не подрастет, – вы бы научились всему, что необходимо знать для того, чтобы правильно вести дом. Лоретта взмахом руки обвела уютную комнату.

– Я бы научила вас, как нужно обставлять комнаты. Кажется, у вас нет даже приблизительного понятия о том, как создать должное впечатление… Один из самых очевидных способов для этого – обстановка в доме. Именно дом говорит о том, какое положение занимает семья в обществе. Один быстрый взгляд – и у гостя тут же создается мнение о вас и о вашей семье. Нужно неусыпно следить за этим, нужно всегда соответствовать требованиям респектабельности.

– И нужно держаться подальше от негодяев вроде Лейна Кэссиди, – напомнил Стюарт.

Он стоял у окна, расстегнув пиджак, сунув руки в карманы. Солнце освещало его со спины, и поблескивала золотая цепочка часов, свисающая из его жилетного кармана.

В этот момент остатки самообладания покинули Рейчел. Она слишком долго молчала, а теперь вспомнила о решении, принятом вчера вечером. Она не желает больше носить траур по Стюарту, равным образом она не желает, чтобы его родители поучали ее.

– Вы не имеете никакого права указывать, с кем я должна и с кем не должна водить дружбу. – Говоря это, Рейчел старалась выглядеть как можно спокойней.

Лоретта поднялась. Губы ее дрожали от ярости.

– Вы хотите сказать, что намерены и впредь видеться с этим… с этим desperado?[4]

– Я не знаю, – честно ответила молодая женщина. – Но буду я с ним видеться или не буду, зависит от моего решения и уж конечно не от того, что вы сегодня мне наговорили. А теперь вы меня извините – у меня очень болит голова.

Лоретта была так поражена этой мягкой просьбой удалиться, что вся дрожала, когда нагибалась за своим зонтиком.

– Я не знаю, что на вас нашло, Рейчел. Знаете ли, разговаривать с нами таким тоном после всего, что мы сделали для вас и Тая, когда вы были в горе…

Стюарт подошел к жене и сурово глянул на невестку, как бы желая предостеречь ее.

– Я уверен, что Рейчел образумится, как только все хорошенько обдумает. Мы сообщим вам, когда состоится званый обед в честь Роберта, – добавил он, ловко направляя свою супругу к выходу. – Ступай в экипаж, Лоретта. Мне нужно сказать Рейчел еще одну вещь, и я скоро приду.

– Но…

– Иди, Лоретта.

Та, очевидно взволнованная, вышла в холл, и на лице ее была написана ярость. Рейчел собралась с духом, в предчувствии того, что ее ждет.

– Если вы не хотите неприятностей, то никогда больше не станете встречаться с этим человеком, – проговорил Стюарт голосом тихим и явно угрожающим.

Руки молодой женщины, скрытые в складках юбки, сжались в кулаки. Она посмотрела в выцветшие глаза, точно такие же, какие были у ее мужа. Оба эти человека были исполнены холодной жесткости, непостоянны и очень опасны, если им шли наперекор. Рейчел поняла, что ее независимость поставлена на карту. Но все же она не отступит перед этим леденящим взглядом, хотя ее и бьет дрожь от страха.

– Это мой дом. Я буду поступать так, как мне нравится.

– А в том, что касается моего внука, я буду поступать так, как сочту нужным для его пользы. Не советую забывать об этом.

– Вы используете Тая, чтобы шантажировать меня?

– Я просто предупреждаю вас, вот и все. – Он окинул ее беглым взглядом с ног до головы и ухмыльнулся. – Сомневаюсь, что Лейн Кэссиди будет долго ошиваться возле вас, если он поближе вас узнает. В конце концов, будь у вас способности развлечь мужчину, мой сын не был бы вынужден ходить к девкам, а?

И тут Рейчел, еще не поняв, что она делает, подняла руку, чтобы дать ему пощечину. Стюарт схватил ее за запястье и стал сжимать его все сильнее и сильнее. Рейчел решила не подавать вида, что ей больно. Наконец, он отпустил ее. Он придвинулся ближе к молодой женщине, его лицо было в нескольких дюймах от ее лица, и заговорил едва слышным шепотом:

– Стюарт рассказывал мне о вас. Говорил, что в постели вы такая же оживленная, как фарфоровая кукла. – Он с отвращением оглядел ее с головы до ног. – Куклы, бывает, разбиваются. Запомните этот короткий разговор, Рейчел. Не переходите мне дорогу.

Он отступил от нее и, прежде чем повернуться на каблуках и направиться к выходу, злобно глянул на невестку.

И тогда Рейчел крикнула ему вслед, и в голосе ее было во сто крат больше уверенности, чем она испытывала на самом деле:

– Мне тридцать лет, и это мой дом, а Тай – мой сын, Стюарт! И я буду жить так, как захочу!

– Это мы еще увидим, не так ли? Это мы еще увидим.


Проезжая по пастбищам дяди, Лейн понял, что здесь ничего не изменилось. Плоская безлесная равнина полого поднималась вверх, переходя в холмы у подножия Большого Горного пояса и в отроги Скалистых гор. Пастбища были золотисто-коричневого цвета, низкая, жесткая от засухи трава высохла под летним солнцем и ветром. По берегам Миссури и ее притоков, пересекавших равнину, росли черная ольха и тополя.

Когда он подъехал к холму, стало видно собственно ранчо с его загонами для скота, сараями и хозяйственными постройками. Он остановил лошадь и в изумлении уставился на внушительных размеров двухэтажный дом, выстроенный Чейзом для своей семьи. Он был выстроен в стиле королевы Анны, столь распространенном в те времена – из красного кирпича с резным орнаментом. Здание казалось кричаще новым или, по крайней мере, недавно окрашенным, рядом со старым бревенчатым, который был их домом, когда Лейн жил здесь.

Даже несмотря на то, что Лейн читал донесения агентов, кровь у него похолодела при виде такого великолепия, и он напомнил себе, зачем вернулся в Монтану.

В течение трех лет «Агентство» охотилось за Джентльменом-Грабителем, грабившим поезда в Вайоминге, Дакоте и Монтане. Лейн занимался другими делами и поэтому не участвовал в выслеживании Грабителя. В свободное время, чтобы чем-то заняться, он сидел в Денверском офисе и читал донесения.

Он был потрясен, обнаружив, что единственный человек, на которого пало подозрение в «Агентстве» – Чейз Кэссиди. Определив территорию, на которой совершались ограбления, «Агентство» пришло к выводу, что Джентльмен-Грабитель – это, по всей вероятности, его дядя.

Лейн полагал, что это не так, особенно теперь, когда узнал, что Чейз и Ева поженились, что у них двое детей, но «Агентство» заподозрило Чейза, потому что все говорило против него.

Грабитель был более шести футов роста, с темными волосами и самоуверенными манерами хорошо одетого человека. Чейз, обладающий большим гардеробом и производящий убедительное впечатление джентльмена, очень подходил к этому описанию. «Кончик хвоста» располагался на равном расстоянии от мест, где отмечались ограбления, которые происходили регулярно, через каждые пять-шесть месяцев, за последние три года.

В донесениях указывалось, что Чейз и Ева очень много ездили за последние несколько лет – в Чикаго, Чайенну, Сен-Луис, а теперь и в Калифорнию. Ездили они на поезде.

Судя по документам, виновность Чейза рассматривалась как нечто вероятное, но Лейн знал, что «Агентство» в отчаянье, и поэтому очень может превратить подозрение в обвинение. Как только поступало донесение об ограблении, Вильям или Роберт Пинкертон лично бросались в Денвер, чтобы наблюдать за ходом дела, но пока что «Агентство» не могло передать Джентльмена-Грабителя в руки администрации железной дороги.

Принимались различные меры. Поезда, перевозившие банковские капиталы, сопровождали усиленные наряды охранников, вооруженных винчестерами и револьверами. Защитные устройства, на взлом которых требовался не один час, вынуждали большую часть поездных грабителей взрывать сейфы, и иногда вместе с деньгами. Но Джентльмен-Грабитель не прибегал к таким методам. Иногда ему удавалось забраться в вагоны, везущие жалование, не привлекая к себе излишнего внимания. Этот человек был настолько ловок, что мог сесть на поезд или сойти с него и остаться при этом совершенно незамеченным.

Лейн сидел верхом на Шильде, который грыз удила, порываясь присоединиться к лошадям, пасущимся в огромном загоне, и ему было не по себе. Он оглядывал владения своего дядюшки. Когда Лейн уехал с ранчо десять лет тому назад, Чейз с трудом сводил концы с концами. А теперь оказывается, что Кэссиди выстроили прекрасный дом, перестроили старый амбар и расширили загон для скота. Для любого владельца ранчо, зависящего от колебания цен на скот и от капризов погоды, это просто невозможно – процветать в течение десяти лет.

Шильд замотал головой и заржал, сделав шаг в сторону и натянув поводья, порываясь бежать. Лейн направил коня вперед. Он должен знать правду о том, что скрывается за богатством Чейза, и успокоить подозрения Пинкертонов.

Перед длинным низким домом, сложенным из отесанных вручную бревен, служившим жилищем семейству Кэссиди до того, как в нескольких ярдах был построен великолепный особняк в стиле королевы Анны, стоял Рамон Альварадо, управляющий Чейза, или segundo. Он сошел с низкого крыльца, из-под навеса, дающего тень, на солнцепек, чтобы встретить Лейна, въехавшего во двор.

Подъехав к дому, Лейн тут же спешился, взял Шильда под уздцы, решив не привязывать его к коновязи у крыльца. Рамон наблюдал за ним пристально, без недоброжелательства, но настороженно.

Лейн не видел Рамона с той поры, когда его жизнь превратилась в одно сплошное бедствие. В последний день его пребывания на ранчо Лейн нарочно изводил Чейза, надеясь, что тот схватится за револьвер, что выстрелит в него и тем положит конец его жалкому существованию. Но Чейз не поддался. Он предпочел бы умереть на руках у Лейна вместо того, чтобы убивать племянника.

В тот день, не добившись своего, Лейн ускакал прочь, даже не оглянувшись.

– Сколько лет, сколько зим, amigo.[5] – Некогда высокий и гибкий мексиканец прибавил с годами несколько фунтов. Он по-прежнему был статен, хотя слегка и отяжелел. Рамон протянул Лейну руку.

Лейн пожал протянутую руку, потом оглянулся на новый дом.