Диана Кизис - Последний штрих

«Вот черт!»

– Я посылала вам е-мейл, где говорилось о моих планах насчет кадки, – пробормотала я. Это было действительно так, вот только ответа я не получила.

– О твоих планах? Никаких «твоих планов» нет и быть не может! Есть только мои! В конце концов, это мая клиентка! И раз уж разговор зашел на эту тему, у меня попросту нет времени читать каждое твое послание.

«Еще бы! Ты же так занята: буддийские монахи делают тебе тайский массаж, а ты потягиваешь зеленый чай».

Тарин отобрала у меня все бумаги по резиденции Биг-генз. Она уже переговорила с Лиззи и сразу после нашей «беседы» ехала к ней – разруливать «беспорядок, который я учинила». Мало того, из моих доходов за кадки вычтут 75процентов в пользу магазина, что составит немалую сумму, потому как Лиззи заказала у Тарин еще две такие же кадки плюс фонтан для внутреннего дворика. Остаток я могу взять себе: наберется долларов сто пятьдесят.

Во время разноса я тупо хлопала глазами. Да, глупо вышло. Но на что я рассчитывала? Думала, если закажу несколько кадок и передвину стулья в гостиной у Лиззи, все изменится?

Заметив мою растерянность, Тарин умолкла. Взгляд ее смягчился. Она прижала руку к груди.

– Ах, Джесси! – вздохнула она. – Возможно, это моя вина. Пожалуй, я недостаточно тебя контролировала. Но я была бы плохой начальницей, если бы не старалась научить тебя, как нужно вести дела. Ты со мной согласна?

Я сжала кулаки, кивнула, растянула рот в фальшивой улыбке и сказала:

– Совершенно верно, Тарин. – Я схватила сумочку. – Пожалуй, это только твоя вина, и больше ничья.

С этими словами я пробила перфокарту и выбежала из магазина.

– Я была просто великолепна! – рассказывала я позже Заку. Когда я пришла, он сидел в гостиной и перелистывал стопку кулинарных журналов. Услышав мой радостный голос, Хэппи вскочил на стул и хотел лизнуть меня в лицо.

– Хэппи, вниз! – прикрикнул Зак.

– Не надо, пусть, – сказала я.

– Он же повсюду оставляет шерсть! – застонал Зак.

– Но раньше-то ему не запрещалось прыгать на стулья?

Аргумент сработал, но я чувствовала, что скоро уже не смогу так легко управлять Заком и правила обращения с собакой, действовавшие при жизни Сесил, канут в Лету.

– Значит, ты наконец-то уволилась. – Зак поднялся и стиснул меня в объятиях. – Прими мои поздравления. Не представляешь, как я тобой горжусь...

– Подожди, – перебила я. – Я не говорила, что уволилась.

– Что? – Он так и замер.

– Я не увольнялась. Просто ушла из магазина, вот и все. – Я улыбнулась.

– А потом?

– Ну, потом... Потом позвонила, извинилась, сказала, что мы, наверное, просто не поняли друг друга, и пообещала впредь устно информировать ее обо всех запросах клиента.

У Зака вытянулось лицо. Рука, сжимавшая журнал «Гурман», безвольно повисла вдоль туловища.

– В общем, не знаю, – ляпнула я ни к селу ни к городу: он же ни о чем меня не спрашивал.

– Поверить не могу, Джесси! – Зак кинул журнал на стол и потопал на кухню за пивом.

– Да в чем дело? – Я последовала за ним.

– Твоя начальница – исчадие ада, – заявил он, отворив дверцу холодильника. – Слышать о ней больше не могу. Чем больше ты мне о ней рассказываешь, тем крепче моя уверенность, что тебе пора взять расчет. Ладно бы еще дело было в деньгах, но ведь Сесил оставила тебе целое состояние. Ничему полезному на этой работе все равно не научишься. Так почему ты не увольняешься? Почему пускаешь все на самотек? Почему заботишься обо всех, кроме себя самой? Думаешь, ты добренькая? Да глядя на тебя, тоска берет, Джесси!

– Мне очень жаль... – начала я.

– Господи, только вот этого не надо! – Он повысил голос.

– Зак, не нужно на меня орать, – взмолилась я. У меня защипало в глазах, но я изо всех сил старалась не разреветься. – Это моя работа. Мне и решать. – Мой голос зазвенел. – Может, все еще изменится к лучшему.

Зак выкрикнул что-то обидное: вроде того, что скорее он обезьяну родит, чем я дождусь перемен.

– Ладно, – сказала я. – Может, ты и прав. Но сегодня я сумела постоять за себя. И это моя большая победа. – «Ну что ему стоит меня похвалить?»

А на что я жить буду, если уйду с работы? Я не собираюсь тратить деньги Сесил на продукты и оплату студенческих займов. Чтобы уволиться, нужно иметь какие-то планы. В этом, собственно, и дело.

– Послушай, Зак, – добавила я, – мы с тобой разные люди. Ты живешь порывами: сейчас ты пишешь статью, через секунду хлопаешь дверью и мчишься на свидание. Тебе плевать на мнение окружающих. А если что – выпьешь пива, и жизнь снова прекрасна. Я не такая.

Зак вызывающе отхлебнул пива из банки и заявил, что в словаре рядом со словом «промедление» следовало бы поместить мое фото. Потом ткнул в меня пальцем и изрек:

– Быстрее трава растет, чем ты принимаешь решения. Это стало последней каплей.

– Знаешь что? Поеду-ка я домой, а ты любуйся на траву, сколько душе угодно. – С этими словами я хлопнула дверью и гордо удалилась – второй раз за сегодняшний день.

На полпути к дому, свернув на Беверли, я подумала: не вернуться ли обратно? Постучусь в дверь, попрошу у Зака прощения... Все-таки я слегка погорячилась. Интересно, поедем ли мы теперь завтра к его родителям – после всего, что произошло? А если нет, сообщит ли он мне, что визит отменяется? С другой стороны, если я вернусь, Зак еще раз убедится в том, что Джесси – тряпка. Трусливый сторонник статус-кво. Этого допустить я не могу. К тому же не так уж я и раскаиваюсь. За что я должна извиняться?

Добравшись домой, я долго отмокала в ванне, уставившись на стены из белой плитки. То и дело выключала воду и прислушивалась: не звонит ли телефон? Телефон молчал Ну почему шум льющейся воды так похож на телефонный звонок? Я брызнула горячей водой на лицо. Меня страшно бесило вот что: при жизни Сесил всем было плевать, уволюсь я с работы или нет. Никто от меня ничего не ждал. Все лавры доставались Сесил, а я просто существовала. А теперь от меня требовали каких-то поступков, и это казалось мне несправедливым.

Несмотря на то что было всего восемь вечера, я залезла в свою постель, от которой уже успела отвыкнуть, и укрылась с головой одеялом. Очень хотелось позвонить Заку и все сгладить. Я свернулась в клубочек и зажмурилась, словно наркоманка, лишенная дозы. Представила, что я Сесил, специалист по бойкотам. Может, если долго притворяться, что-нибудь и получится.

Просто поразительно: за одной ссорой непременно следует другая, хотя на первый взгляд эти размолвки никак между собой не связаны. Это как со штрафами за нарушение правил парковки: стоит только один получить – и пошло-поехало.

Я ждала, когда Зак закончит собирать сумки. Утром он позвонил мне и извинился. Хотелось бы думать, что я одержала победу, но скорее всего вины он не чувствовал – просто хотел сохранить мир.

Я отправилась на кухню, захватила несколько банок с собачьими консервами и стала складывать их в пакет.

– Собака останется здесь, – заявил Зак, появившись в дверях.

– Здесь? – Я замерла с банкой в руках.

– Еду я оставлю, а выгуливать Хэппи утром и вечером будет соседский мальчишка. Я уже договорился.

– Ты что, собираешься бросить его одного на целых два дня?! – Я посмотрела на Хэппи, который вилял хвостом, явно не осознавая серьезности положения.

– Ну и что? – не понял Зак.

– Это же собака, а не растение! Ему нужны любовь и забота.

– Вот уж не знал, что ты помешана на собаках.

– Ничего подобного! Просто меня совесть замучает, если я его тут брошу.

Зак вздохнул, пораскинул мозгами и решил, что лучше мне не перечить.

– Хорошо, поступай как знаешь, – сказал он. – Только выгуливать его будешь сама.

Все шло гладко, пока Хэппи не стошнило на заднее сиденье.

– Черт! – выругался Зак и оглянулся на испорченное кресло. Машину резко повело влево.

– Зак! – испуганно воскликнула я. – Следи за дорогой!

– Пока собака обгаживает сиденья? Господи, Сес... То есть Джесси, ты меня уже достала со своим чертовым псом!

– Я за ним уберу, – пообещала я. – Успокойся, Зак. Я все вычищу.

Я указала на придорожное кафе. Мы припарковались. Зак молча вылез из машины и направился в туалет.

После того как я извела на сиденье пол-упаковки салфеток, он снова начал со мной разговаривать.

– Извини, что чуть не назвал тебя Сесил, – сказал он, вернувшись к машине.

– И за то, что на меня огрызнулся.

– И за то, что огрызнулся на тебя. И на собаку. Мне очень жаль.

Я посмотрела на скоростное шоссе, по которому проносились длинные фуры и легковушки. Ветер с автострады шевелил волосы. Мне захотелось сказать что-то оптимистичное, положить конец нашим недоразумениям.

– Просто сейчас мы переживаем серьезный стресс, – сказала я. – Самое главное – поскорее миновать этот этап, и тогда все будет хорошо.

«Такой особнячок впечатлил бы даже Тарин», – подумала я, когда мы подъехали к дому Дюранов. Он был выполнен в духе королевы Анны, в викторианском стиле, растиражированном на миллионах открыток из Сан-Франциско. Огромные сводчатые окна выходили на атриум, заставленный папоротниками и фикусами. Дом напоминал резную ладью; все в нем дышало женственностью: серо-голубой фасад, отделка цвета свежих сливок; вкрапления из черного дерева оттеняли окна, словно мазки туши. Своей сдержанностью и элегантным шармом он выделялся на фоне ярко размалеванных соседских домов (подъезжая, мы миновали здание, выполненное в темно-сиреневом, зеленом и розовом цветах, и другое, столь же живописное – смесь канареечно-желтого, бордового и синего). Дом родителей Зака походил на Грейс Келли, затерявшуюся в море Памел Андерсон.

– Ну, – сказал Зак, когда мы подошли к зеркальной двери с узорным орнаментом, – звони.

Я нажала на медную кнопку. Где-то в глубине дома откликнулся звонок.

– Слышу, слышу!

Быстрые шаги вниз по лестнице. Звук отпираемого замка. На пороге стояла Дерри, вытянувшись во все пять футов девять дюймов своего роста. На ней были синие джинсы, футболка с логотипом и фирменные кроссовки. К поясу джинсов пристегнут МП-З-плейер. Черты лица миловидные, но немного смазанные – так иногда бывает с молодыми, еще не до конца оформившимися лицами. По гибкому девятнадцатилетнему телу было ясно, что она может целыми днями уплетать пиццу с гамбургерами и оставаться при этом стройной – «кожа да кости». Локти и колени напоминали остренькие дверные ручки.

– Заки! – завопила Дерри и бросилась брату в объятия. Тот аж сумки выронил.

– Привет, Дерри. – Зак прижал ее к себе. Наобнимавшись, Дерри резко отпустила его и обернулась ко мне.

– Здравствуй, Джесси, – сказала она, отступила на шаг и украдкой покосилась на мои ботинки, невольно напомнив мне, что между нами – пропасть. Я думала, меня она гоже обнимет, как в старые добрые времена, но на сей раз от объятий Дерри решила воздержаться. – Вы привезли собаку? Класс!

Она наклонила голову и потерлась носом о морду Хэппи, которого я держала под мышкой. Пес отчаянно извивался и рвался на волю. Я протянула его Дерри.

– Господи, Дерри, по-моему, с нашей последней встречи ты стала еще выше, – сказала я и тут же поморщилась от собственной оплошности: в последний раз мы виделись с ней на похоронах Сесил.

– Ага... Молоко пью, – ответила она, почесала щеку и скорчила рожицу. – Заходите. – Она резко шагнула обратно за порог, оставив дверь нараспашку, и понеслась по коридору с криком: – Заходите, заходите, заходите-е!

Аппетитный запах жарящейся индейки привел нас с Заком на кухню, где миссис Дюран в ситцевом фартуке стиля французского кантри (похоже, страсть к необычным фартукам в этой семье передавалась по наследству) поливала жиром птицу. Она выпрямилась, вытерла руки полотенцем, свернула его, аккуратно положила на столик и официально поздоровалась со мной – можно подумать, раньше мы никогда не встречались. Когда я пожимала ей руку, мне показалось, будто я держу маленького слабого птенчика.

– Как дела, мама? – Зак шагнул к ней и чмокнул в щеку.

– Да не жалуюсь, – отозвалась миссис Дюран. – Но боюсь, что, когда твой отец доберется-таки домой из больницы, индейка успеет засохнуть.

– Разве доктор Дюран сегодня работает? – спросила я.

– Он у нас всегда работает, – выдохнула она.

Пир обещал быть великолепным: индейка со специями, пюре из сладкого картофеля, жареные фиги, рагу с овощами под лимонной цедрой, клюквенный соус домашнего приготовления. От моего предложения помочь миссис Дюран отказалась и выпроводила нас с Заком из кухни. В гостиной уже стоял стол с закусками и «освежающими напитками» (она именно так их и назвала).

В нашей семье День благодарения никогда особо не отмечали. Отец, Генри и я слонялись по квартире, потягивали пиво и смотрели по телику парад. Потом я играла с Хамиром в нарды, и после нескольких шумных партий мы все, в самой затрапезной одежде, садились обедать. Когда передо мной предстал празднично убранный стол, в центре которого возвышались бутыли из тыквы, я поняла, что День благодарения в доме Зака – это совсем другая песня.