– Джиджи, – сказал он и судорожно вздохнул, – ты можешь сделать для меня одну вещь?… Ты вот спросила меня о «Честной игре». Я не хотел нагружать тебя своими проблемами, но дело в том, что Керт Арви настаивает на совершенно нереальном бюджете. Он скупится всего на четыре миллиона долларов, но это все равно что на сорок. Сьюзен Арви – совладелец студии. Это значит, что она больше чем просто его жена: она – реальная сила. Так случилось, что Билли, возможно, единственная женщина в этом городе, которая имеет влияние на Сьюзен. Я знаю, как вы с Билли близки. Если… если Билли замолвит словечко Сьюзен, если Билли ей скажет, что считает мой проект перспективным, это может сильно продвинуть дело.

– Конечно, я могу попробовать, – медленно ответила Джиджи. – В худшем случае она скажет «нет».

– Я понимаю, я не вправе тебя просить…

– Не говори так, – запротестовала Джиджи. – Невелик труд. Я рада, что ты заговорил об этом. Я знаю, Билли читала эту книгу, и она ей понравилась. В воскресенье я у нее обедаю, это послезавтра, вот и поговорим. Я, правда, не знаю… ну в общем, я не уверена, что Билли захочет что-то для тебя сделать…

– Спасибо, Джиджи, – сказал Вито и улыбнулся. – Я оценил.

«Вопрос не в том, что Билли захочет сделать для меня, – подумал он. – Вопрос в том, что она готова сделать для тебя».


– Помнишь, как мы обедали здесь в первый раз, четыре года назад? – спросила Билли Джиджи, когда они уселись за стол на террасе. – Никогда не забуду, как ты была потрясена, что люди могут так жить.

– Теперь я привыкла, – машинально ответила Джиджи, живо вспомнив первые впечатления того дня, но уже не в силах соотнести себя с тем неясным, почти и не узнаваемым образом девушки, с которой все это случилось. – Но каждый раз, когда я сюда прихожу, я потрясаюсь снова и снова. Эти сады… они так прекрасны, когда розы начинают цвести!

– Ты права, и мне очень жаль, что я вижу их только по утрам, когда ухожу на работу. Я теперь стала вставать на час раньше, чтобы успеть оглянуться и заметить, что происходит вокруг, – ведь когда я вечером возвращаюсь домой, уже темно… Я почти не вижу этой весны, но я сама виновата, что позволила Спайдеру Эллиоту втянуть меня в это дело. Зато теперь я знаю, что он может уговорить меня сделать что угодно.

– Билли, уж не жалеешь ли ты, что стала заниматься этим каталогом? Ты не раскаиваешься втайне? – встревоженно спросила Джиджи. – Мы уже перешли ту грань, когда отступать поздно.

– Нет, не раскаиваюсь. Я, правда, не ожидала, что все это окажется таким захватывающим, интересным и… почти пугающим. Магазины – даже много магазинов – все-таки обозримы, это в основном знакомая территория, что-то такое, с чем я могу сладить. Но здесь все по-другому. – Билли сокрушенно покачала головой.

«Она такая худая, – с беспокойством думала Джиджи, – такая напряженная, почти нервная…» Билли изо всех сил хотела казаться спокойной: она надела белые льняные брюки и очень свободный белый свитер с высоким воротом, который особенно подчеркивал гордый изгиб шеи, увенчанной изящной головкой с темными кудрями. Билли всегда являла миру поистине королевскую осанку, но обмануть падчерицу ей было не под силу.

– Каталог предполагает совсем другие отношения с покупателями – не такие, как в магазине, – продолжала Билли. – Он каждой строкой отражает вкус своих создателей. Этой ночью я вдруг проснулась от кошмара: мне приснилось, что все дело прогорело и я стала посмешищем. Посмешищем! Именно этого я опасаюсь всю жизнь. Естественно, я так и не смогла уснуть и до утра читала.

– А я просыпаюсь в холодном поту, когда мне снится, что все мое старинное белье на покупательницах расползается по швам и истлевает прямо на глазах.

– Так, значит, у тебя тоже сейчас бывают бессонницы?

Джиджи пожала плечами:

– Конечно. В такие минуты я говорю себе, что, если это не сработает, я всегда смогу вернуться к плите. И стараюсь вспомнить какой-нибудь очень сложный французский рецепт – к тому времени, как дохожу до пятого или шестого необходимого ингредиента, засыпаю как мертвая.

– Интересно, Спайдера тоже мучают полуночные приступы каталожной болезни? – словно невзначай спросила Билли.

– Не знаю, он ничего такого не говорил.

– Тогда, наверное, не мучают. Естественно! «Кого? Меня? Приступы?» – передразнила Билли.

– Может быть, он так же урабатывается, как и мы, но не хочет сознаться в этом… А впрочем, не знаю. В конце концов, я не специалист по Спайдеру.

– На самом деле, Джиджи, я склонна думать, что именно специалист, – заметила Билли, балансируя на грани шутки и глубокомысленного размышления.

– Почему ты так говоришь? – Джиджи так резко подвинулась вместе со стулом, чтобы смотреть Билли прямо в лицо, что волосы ее отнесло назад, а изогнутые удивленные брови поднялись еще выше, почти скрывшись под челкой. Ее правильное овальное лицо всеми своими чертами – от маленького прямого носика до полной верхней губки – повторяло и усиливало вопрос, светившийся в зеленых глазах.

– Ну, видишь ли, Джиджи… – Билли безразлично пожала плечами, осторожно двигая солонку и перечницу по желтой льняной скатерти, как бы стремясь достичь симметрии.

– Что «видишь ли»? – резко спросила Джиджи. – Билли, ради бога, что заставляет тебя думать, будто я специалист по Слайдеру?

– Ну, ты работаешь с ним бок о бок, надписи и оформление связаны друг с другом неразрывно, – ответила Билли, быстро давая задний ход. – Если бы у него возникли какие-то сомнения, он непременно рассказал бы тебе.

– Почему мне? Вы с ним – инвесторы «Нового Магазина Грез», а я просто на жалованье – ну, если не считать гонораров за старинное белье. Вы многие годы работали вместе, так что он уж скорее расскажет тебе.

Билли на секунду охватило замешательство – столь краткое, что оно было почти незаметно.

– Да, я понимаю, что ты имеешь в виду, но, кажется, здесь не тот случай. Впрочем, все это неважно. В самом деле, я жалею, что сказала.

– Да, но ты сказала! И я не могу этого оставить просто так, – упрямо настаивала Джиджи.

Билли уже собиралась с улыбкой ускользнуть от этой темы, но вдруг почувствовала, что не в силах больше молчать. Она уже не одну неделю думала об этом, и ее прорвало:

– Дорогая моя, может быть, все это не стоит выеденного яйца, но я заметила, что между тобой и Слайдером возникла некая… близость, какие-то новые отношения, и мне показалось, что это может стать чем-то, ну, ты понимаешь… чем-то важным. – Билли замолчала на полуслове, осознав, что ее голос утерял нарочитую легкость, и уставилась в собственную тарелку, не в силах поднять глаз на Джиджи.

Между ними повисло неловкое молчание, и ни одна не решалась его нарушить.

– Я не думала, что это заметно, – наконец сказала Джиджи. – Да, нечто новое есть, но не столь уж важное, если только ты не придаешь особого значения простой дружбе.

– Я придаю большое значение простой дружбе! Она слишком редко встречается в этом мире, чтобы не придавать ей значения. Но дружба между мужчиной и женщиной… Джиджи, я ни на секунду не поверю, что между тобой и Сцайдером возникла «просто» дружба!

– Почему? – тихо спросила Джиджи.

Не дождавшись ответа, она вскочила со стула и направилась к каменной балюстраде, отделявшей террасу от клумбы чайных роз. Некоторое время она смотрела вдаль, на деревья, похоже, не видя их, и наконец вернулась к столу – вернулась, как возвращаются издалека, а не с расстояния в несколько футов. На ее щеках горели красные пятна. В глазах была решимость.

– В один прекрасный вечер мы обедали вместе, ты тогда была в Нью-Йорке, – отрывисто заговорила Джиджи, стоя перед Билли и стараясь, чтобы речь ее звучала бесстрастно и по-деловому. – Я как раз тогда закончила писать вступление, и мы хотели это отпраздновать. Мы болтали о самых разных вещах… а потом вдруг Спайдер поцеловал меня. Мы целовались несколько минут – вот и все, что было. Всего несколько поцелуев, но они разрушили какой-то барьер между нами – может быть, огромный разрыв между поколениями, – и мы решили, что отныне будем настоящими друзьями. Что бы ты там ни заметила, осталась только настоящая дружба.

– И вы со Спайдером по-прежнему вместе обедаете? – спросила Билли с застывшей на лице маской безразличия и тотчас ужаснулась тому, с каким неприличным любопытством это прозвучало.

Но Джиджи ответила легко:

– Конечно, время от времени, особенно когда засиживаемся на работе допоздна. Обычно с Томми, но иногда и одни. Спайдер больше не пристает ко мне с поцелуями – и никогда не будет.

– Почему ты так уверена в этом? «Никогда» – это серьезное слово. «Никогда» – это очень долго.

– Потому что я сказала ему, что это неправильно!

– Ладно, – быстро проговорила Билли, поднимаясь из-за стола. – Вот и чудно. Давай прогуляемся к орхидеям – они уже начали цвести.

– Билли, подожди, поговори со мной! – взмолилась Джиджи. – Я хочу тебе рассказать, почему это неправильно.

– Это меня не касается, Джиджи, ты не обязана ничего мне объяснять, – сказала Билли натянуто и даже с холодком, но все же вернулась и вновь села на свой стул. Джиджи тоже села и крепко взяла Билли за руку.

– О, Билли, мне так нужно поговорить с кем-нибудь! У меня нет никого в целом мире, с кем я могла бы поговорить о некоторых вещах, кроме тебя, и вот теперь я и тебя теряю! Когда я пришла сюда в первый раз – такая маленькая, замурзанная, никому не нужная – и ты приняла меня и изменяла мою жизнь, не было вещи, о которой я не могла бы сказать тебе, которой не могла бы с тобой поделиться. Но после пожара в «Грезах», когда ты уехала в Европу… С тех пор мы с тобой ни разу не были вместе, вдвоем, достаточно долго, чтобы поговорить. Сейчас – первый раз за… я не знаю какое время… – Джиджи опустила голову, чтобы скрыть волнение, скрыть слезы, выступившие на глазах, и Билли обнаружила, что гладит ее по голове и мурлычет что-то успокаивающее, словно перед ней опять шестнадцатилетняя девочка.

– Ты можешь говорить со мной о чем угодно, маленькая, ты же знаешь, – бормотала Билли. – Я просто думала, что Саша заняла мое место… Это нормально, вы ведь принадлежите к одному поколению.

– Никогда, никогда и никто не займет твоего места, Билли! Неужели ты не понимаешь? И я никогда не смогла бы рассказать Саше о Спайдере. Она бы подумала, что это смешно, или просто бы меня не услышала. Она живет в другом измерении: единственное, что ее сейчас интересует, – это Джош.

– Ну а я тебя слушаю. Меня ты интересуешь.

– Когда Спайдер меня поцеловал, после первого шока – потому что я не ожидала, что он станет это делать, он действительно застал меня врасплох – был момент, когда это показалось нормально. Но потом… Билли, единственное, что я могу придумать, чтобы выразить это ощущение, – мне показалось, что комната полна народа. Словно мы не одни. Словно Спайдер – не со мной, не меня на самом деле хочет. Я поняла это почти тотчас. Я не знаю, что он думал, когда поцеловал меня, но я точно знаю, что просто так сложились обстоятельства. Хороший обед, вино, огонь в камине – все этого располагало к поцелуям, но он заранее это не планировал. Ну, скажем, если бы ты была в Лос-Анджелесе, а не в Нью-Йорке, это бы ни за что не случилось: мы бы обедали втроем… На самом деле первое, о чем он подумал, когда я прочла ему рукопись, – это позвонить тебе в Нью-Йорк, чтобы ты послушала, но было уже слишком поздно. Я пытаюсь объяснить тебе, что между нами не было ничего неизбежного, никогда не было. А для меня поцелуй должен быть неизбежным, а не просто следствием того, что место и обстоятельства располагают и это занятие кажется забавным или интересным.

– Почему ты воспринимаешь это так серьезно? – удивилась Билли. – В наше время в твоем возрасте, Джиджи, немножко поцеловаться – святое дело! Это не обязательно должно восприниматься как нечто важное, тем более – «неизбежное». Господи боже мой!

– Немножко поцеловаться со Слайдером… это совсем не «немножко поцеловаться», – пробормотала Джиджи, – это больше похоже на… «много поцеловаться»!

– Пожалуй, да, – мрачно согласилась Билли. – Но ты что-то говорила о полной народа комнате. Здесь я уже совсем ничего не понимаю, если только ты не имеешь в виду Вэлентайн.

– Нет… нет, – сказала Джиджи, сразу поняв, что она хочет сказать. – Не думаю, что я напомнила ему Вэлентайн. Просто в тот вечер мне было так одиноко, я чувствовала себя такой… неприкаянной, мне нужен был хоть кто-нибудь рядом… Нет, в этой полной народа комнате отнюдь не было Вэлентайн. Я думаю, Спайдер ее уже оплакал и всегда будет преклоняться перед ее памятью, но сейчас он живет дальше. Скорее я имела в виду всех этих девиц – дюжины моделей, о которых он мне рассказывал, всех этих шикарных девочек, с которыми он привык развлекаться еще до Вэлентайн. А потом, самое главное – самое главное для меня, – что есть один человек… Я с ним познакомилась в Нью-Йорке. Ничего серьезного, то есть вообще ничего не было, но я не могу этого забыть. Я знаю, что забыть надо, я говорю себе, что это – вопрос времени, но, когда Спайдер целовал меня, я не могла перестать думать о… об этом человеке. Вот почему я говорю, что это неправильно.