Билли поставила локти на стол и опустила подбородок на сплетенные пальцы. Весь день Билли работала, не разгибаясь, проглотив только сандвич в процессе наблюдения за распаковкой роскошных «образцов для продажи», которые прибыли с курьером. Она ждала этого момента несколько месяцев, пока помощники Принса тщательно проверяли каждый образец – точно ли он воспроизведен в соответствии со спецификациями Принса и с качеством оригинала.

– А не слишком рано, Спайдер? – спросила Билли, поднимая голову. – Мы должны еще произвести товары, Издать каталог, начать его рассылать – на это уйдут месяцы. Зачем нам огласка сейчас?

– Шум, Билли, шум! Мы должны возбудить любопытство, заставить покупателя пускать слюнки. Киностудии всегда начинают летом показывать отрывки из фильмов, которые выйдут под Рождество, чтобы создать шум вокруг них. «Новые Грезы» настолько не похожи ни на один из каталогов, что еще перед рассылкой нам нужен мощный аккорд… Эй, ты меня слушаешь?

– Я вспомнила бал «Магазина Грез» в первую субботу ноября 1976 года. А теперь, почти семь лет спустя, мы обсуждаем другой праздник… совсем другой праздник… Тот был совершенно волшебным, помнишь? Там тоже была пресса, но в основном гостями были звезды, знаменитости, люди из общества, все самые красивые женщины в длинных бальных платьях. Полная луна, танцы без конца… Его называли Последним Настоящим Праздником, хотя, конечно, это было не так…

– Билли, та эпоха кончилась, – сказал, как отрезал, Спайдер. – Не желай того, чего нельзя повторить. Забудь, детка. «Новый Магазин Грез» апеллирует совсем к другому покупателю, поэтому мы должны устроить совсем другой праздник.

– Я думала, тебя интересует мое мнение! – немедленно взорвалась Билли, которую так грубо возвратили от ностальгических воспоминаний к реальности. – Но я вижу, ты уже принял решение, а меня спрашиваешь просто для проформы – так ведь, Спайдер? И насколько ты уже продвинулся? Ты уже составил список гостей, уже нанял организатора празднеств, уже назначил дату? Нет, подожди! Я угадала: прежде всего ты поспешил нанять моделей, все восемнадцать. Правильно?

– Я же тебе сказал: мне эта мысль пришла только ночью. – Спайдер был ошеломлен ее неожиданной агрессивностью. – Ты первый человек, с которым я об этом заговорил. Что ты взвилась, словно тебя блоха в задницу укусила?

– Прелестно! Как ты изящно выражаешься, Спайдер, твой словарь столь редкостен и изыскан…

– Билли, милая, прекрати! – раздраженно перебил он. – Не тебе меня в этом упрекать. Пьяные матросы не употребляют некоторых словечек, которыми ты запросто бросаешься… Я сказал «не употребляют»? Прости, надо было сказать «даже не слышали».

– Может быть, Спайдер, может быть. Но они, по крайней мере, не стремятся переспать с девушками, которые в дочери им годятся!

– О чем ты говоришь? – Спайдер резко выпрямился.

– Думаю, ты прекрасно меня понял! А мне, признаться, казалось, что для роли грязного старикашки ты несколько молод… Ты решил попрактиковаться заранее, да? Или у тебя просто зуд – неподвластный рассудку – завалить каждую самку, которая вдруг на мгновение покажется доступной, эмоционально неустойчивой, одинокой и беззащитной? Интересно, сколько сотен женщин ты так поимел, прежде чем решил присоединить Джиджи к своей обширной и гнусной коллекции?

– Боже, так вот ты о чем! Перестань, Билли, это был один-единственный случай, много месяцев назад, и дело не пошло дальше пары поцелуев. И какого дьявола я должен перед тобой отчитываться в своей личной жизни?!

– Не в своей! – сорвалась на крик Билли. – Нужна мне твоя жизнь, подотрись ты ею! Но это жизнь Джиджи, и мне она небезразлична! Ты смутил ее, ты ее расстроил, она чуть не получила страшную психологическую травму только оттого, что ты не мог удержаться и не протянуть к ней свои грязные лапы!

– Ты рехнулась! Мы с Джиджи просто приятели. Если бы она так все это воспринимала, уж я бы заметил, Она же не умеет ничего скрывать, она бы сама мне сказала!

– О, разумеется, ты бы все понял, даже если бы она не сказала ни слова. Все знают о твоей знаменитой интуиции, о твоем легендарном умении понимать женщин. Что за гнусная шутка! Ты даже не способен почувствовать, что женщина, которую ты целуешь, думает о ком-то другом! Почему, как ты думаешь, Джиджи тебя отшила, когда ты хотел ею воспользоваться – попросту говоря, хотел ее трахнуть? А ты хотел, Спайдер, не пытайся отрицать! Она влюблена в другого, ты, тупица, и надо обладать чуткостью орангутанга, чтобы этого не понять!

– Ради бога, Билли, послушай… Ты защищаешь своего детеныша, я понимаю, но это же смешно! Перестань делать меня хуже, чем я есть…

– Ты хочешь сказать, что ты не переспал бы с Джиджи в тот вечер, если бы она позволила? С твоей-то репутацией неистового жеребца? С твоим по-мужски убогим представлением, что значит хорошо провести время? Не смеши меня! Разумеется, этим должно было кончиться!

– Тебя там не было, – нахмурился Спайдер, наконец начиная злиться. – Ты нам свечу не держала. Откуда ты знаешь, что я тогда думал, что делал и чего не делал? Ты назначила себя одновременно следователем, прокурором, судьей и присяжными в одном лице, а между тем…

– Ты будешь отрицать?! – Билли уже не могла остановиться; гнев душил ее, и она не желала прислушиваться к голосу рассудка.

– Да, буду!

– Давай-давай. Изображай невинность. Кобель ты бессовестный, я знаю, чего ты хотел!

– Мне совершенно наплевать, что ты, по-твоему, знаешь, – неожиданно спокойно сказал Спайдер. – Ты не права. Я ухожу.


«Сказать, что она невменяема, – это слишком слабо», – думал Спайдер, бессмысленно бродя по своему огромному, почти без мебели, неосвещенному дому. В своей жизни он навидался психованных женщин – по большей части в состоянии временного помешательства, – но Билли побила все рекорды. На пустом месте налетела на него, паля из всех пушек, стараясь ранить каждым словом как можно сильнее, обвиняя чуть ли не в растлении малолетних и напрочь отказываясь его выслушать. И это после долгих лет знакомства, отлично зная, что он за человек! Неужели у нее нет и капли уважения к нему после всего, что они вместе испытали?

До него только сейчас начал доходить весь ужас ситуации. Удар был так силен, что вызвал замедленную реакцию – так человек на собственных ногах уходит с места автокатастрофы, в которой должен был погибнуть, но остался цел и невредим. Спайдер чувствовал липкий озноб, тошноту, его трясло. Он никогда бы не подумал, что Билли может так больно его ранить – и за что? За что, господи боже мой? За то, что он поддался минутному чувству, да и минута эта была много месяцев назад! Такой взаимный порыв (по крайней мере, ему казалось, что взаимный) и тотчас взаимное отторжение могли случиться когда угодно с кем угодно. Эта минута оставила им с Джиджи чувство тепла, понимания друг друга и смутно-приятные, но совершенно несерьезные воспоминания. По крайней мере, он так думал. Но что бы он ни думал, это, очевидно, теперь было совершенно неважно…

Калифорнийцы живут в вечном ожидании землетрясения, и всю жизнь где-то на задворках сознания присутствует это ожидание, на которое он привык не обращать внимания, но которое пронизывало все. И вот теперь Билли заставила его почувствовать, что основы его жизни рухнули в несколько секунд и заживо похоронили его под обломками. Поначалу он действительно думал, что Билли шутит, пока она не обвинила его в том, что он грязный старикашка. Господи! Вспомнить противно…

Внезапно Спайдеру пришло в голову, что концы не сходятся с концами. Во всем этом не было смысла. Он был уверен, абсолютно уверен, что Джиджи не могла говорить Билли ни о каких травмах, серьезных или не очень. Даже если Джиджи поведала ей о том вечере в мельчайших подробностях, с ней ведь не случилось ничего такого, от чего Билли стоило бы так заходиться. А если Джиджи и в самом деле влюблена в некоего неизвестного ему парня, кем бы он ни был, не служит ли это доказательством того, что он не нанес ей никакого ущерба?

Конечно, в чем-то Билли права: он не должен был вообще целовать Джиджи. Он сожалеет об этом. Сожалеет – это немножко не то слово, но сойдет и так. Если вспомнить тот вечер и как следует подумать, действительно глупо было начинать что-то с Джиджи только потому, что она была привлекательна и забавна, потому что… о черт, просто потому, что он был так настроен, других веских причин не было. Он знал Джиджи подростком – и до сих пор во многих отношениях она была милым ребенком, – а с ребенком, который вырос на твоих глазах, нельзя целоваться. Ни при каких условиях. Или, может быть, можно, но только если ты влюблен и сначала, как порядочный человек, признаешься в любви и получаешь ответ. Но он не влюблен в Джиджи, никогда не был влюблен в нее и никогда не будет.

«Если все это означает, что я – полная, совершенная и окончательная сволочь, – ладно, пусть будет так», – решил Спайдер. Он не мог ничего ни придумать, ни сделать, ни сказать, чтобы исправить отношения с Билли. Она была так полна обличительного пафоса, что это явно безнадежно. Она не просто презирает его, а прямо-таки ненавидит! Как только Спайдер сформулировал эту мысль, он обнаружил, что можно чувствовать себя в десять раз хуже, чем он чувствовал себя раньше.

Переспал бы он с Джиджи, если бы она не остановила его? Или нет?

– Жалкий ублюдок! – вслух прорычал Спайдер, обращаясь к самому себе. – Кого ты обманываешь?


Билли не находила себе места в доме, она полминуты не могла просидеть спокойно и понимала, что сегодня даже ее прекрасный сад успокоения ей не принесет. Наконец она поднялась наверх и уселась на подоконник в гардеробной, закутавшись в старый шерстяной платок, которому было уже больше двадцати лет. «Последнее прибежище», – подумала Билли. У каждой ли женщины есть укромное место, куда можно уползти в худшие моменты жизни, или же большинство женщин обречены запираться в ванной, в то время как вся семья нетерпеливо топчется под дверью? И почему она задает себе вопросы, ответы на которые давно знает?… Совершенно ясно почему. Ей так стыдно, она себе так отвратительна, что просто хочется хоть на секунду отвлечься от мыслей о собственной пакостности…

Даже когда ей бывало гораздо горше и она гораздо сильнее злилась – скажем, на Вито, – она не позволяла себе вести себя подобным образом – так неописуемо чудовищно и мерзко. Ей никогда не хотелось убить Вито словами, размазать по стенке; наоборот, она старалась возвыситься над их проблемами, не превращалась в гнусную дрянь, плюющуюся гнусными словами, которые она вовсе не собиралась говорить. Билли вспомнила, как Спайдер стоял перед ней, совершенно оглушенный, стараясь превратить это в одну из их обычных добродушных, шутливо-агрессивных перебранок, пока не понял… И даже потом он не сразу рассердился и начал защищаться только после того, как она окончательно довела его…

Кто она такая, в конце концов? Полиция нравов? Полиция мыслей? Бостонское общество надзора и опеки? Джиджи уже достаточно взрослая, чтобы самой принимать решения, была не по возрасту независима еще тогда, когда впервые приехала в Калифорнию. А к данному моменту своей жизни она уже многие годы жила одна в самом опасном из больших городов – и ничего опаснее временно застопорившегося романа с Заком Невски с ней не случилось. Да и вообще, забота о Джиджи – это не причина, чтобы без предупреждения накидываться на людей, сея вокруг себя мерзость и разрушение.

«Высокомерная дрянь»… Таково было первое впечатление Спайдера от нее. И это еще мягко и великодушно сказано – в сравнении с действительностью!

«О боже, – подумала Билли, – а ведь я все еще злюсь на Спайдера!» Для этого не было никакой разумной причины, но в глубине души она чувствовала, что не успокоится, будет мучить и мучить его, пока не доведет до слез. Да, до слез! И не меньше. Он так божественно неуязвим, так уверен в себе, так легко относится к жизни, так замечательно общается с людьми, так раскован, так… словом, ему присуще все то, чего она лишена. Так неужели она стремилась причинить ему боль просто из зависти к его индивидуальности, только за то, что он таков, каков он есть?…

«Может, это стресс?» – спросила себя Билли в глубокой печали. Может быть, именно стресс – универсальная причина всех неприятностей – виноват в том, что она так набросилась на Спайдера? Стресс из-за работы над этим проклятым каталогом? Билли с болью вспомнила минуту, когда они встретились со Слайдером после долгой разлуки и он схватил ее в объятия и радовался так, словно она была единственным человеком в мире, которого ему хотелось видеть. Тогда не было никакого каталога, никакого делового партнерства… Были простые человеческие отношения, просто радость, которую сейчас она разрушила навсегда.

Навсегда. Это уже не вернется после всего, что она наговорила…

Билли закуталась с ног до макушки в старый платок и дала волю отчаянным рыданиям.