— Никак не можешь расстаться со своими гаремными побрякушками.

Роксана ничего не сказала, а Брэм рассмотрел медальон. На одной его стороне была изображена женщина с колосьями в руках, на другой — астрологический знак.

— Ты веришь в гороскопы?

— Моя тетя была астрологом и подарила мне этот медальон на восемнадцатилетие, — пояснила Роксана. — Она составляла гороскопы по заявкам, а я тогда помогала ей. Астрологии больше двух тысяч лет, и при всем нашем скептицизме…

— Ммм! Мой скептицизм значительно убавился после того, как природа не позволила мне добраться до Виргинских островов.

Роксана усмехнулась.

— Например, мне кажется, что ты — «телец», они все ужасные развратники.

— Я родился двадцать третьего апреля.

— Вот видишь, я попала в точку. Ты к тому же задумчивый, внушающий приязнь, обаятельный…

Брэм щелкнул пальцами.

— Один к одному. А если бы ты знала, как мне не терпится поразвратничать… — Роксана вздрогнула, и он быстро спросил: — Холодно? На термометре двадцать градусов. Надо придумать что-нибудь вроде одеяла.

Он пощупал свое пальто и Роксанину шубку и, убедившись, что они все еще мокрые, взобрался на стул и снял с окна тяжелую портьеру.

— Отличное покрывало, правда ведь?

Но Роксана уже слышала его слова откуда-то издалека. Брэм полюбовался на изящные изгибы ее тела, прикрытые рубашкой, затем накрыл Роксану портьерой и начал сооружать себе ложе на полу рядом с ней.

Ночью Роксану разбудил бьющий в глаза свет.

— Что такое? — захныкала она спросонья и закрылась рукой.

Брэм выключил фонарик.

— Удостоверяюсь, что моя пациентка жива. Тепло?

— Да. А чем это я укрыта?

— Портьерой.

— Мужчины-«тельцы» еще и хорошие добытчики.

4

Не открывая глаз, Роксана сладко потянулась, и широченная портьера, претендовавшая на звание одеяла, сползла на пол. Секундой позже с пола послышалось сонное бурчание.

— Ой! Прошу прощенья! — Роксана подхватила портьеру. — Как там внизу?

— Нормально, не беспокойся, — позевывая, сообщил Брэм. — А ты? Как голова?

Не дожидаясь ответа, он поднялся и присел рядом.

— Голова в порядке, а вот тело будто не мое. На этой кушетке способен спать только человек-змея, да и то с трудом… — Роксана насторожилась, когда пальцы Брэма начали ощупывать ее голову, скорее играя с волосами, чем выполняя медицинскую задачу. — Ну? И как?

— С виду — воспаленная и опухшая. Как же это я забыл вечером положить на рану лед!

Брэм старался не смотреть в глаза Роксане, но не мог. И чем больше он смотрел, тем красивее она ему казалась и тем больше ему хотелось на нее смотреть.

Она не принадлежала к выдающимся красавицам. При ее появлении, вероятно, не прекращались разговоры и не поворачивались головы, но ее неброская красота запечатлевалась в памяти, не давала покоя ночью, и утром глаза отказывались смотреть на что-либо другое, кроме ее лица.

Роксана испуганно замигала.

— Лед? Насколько я помню, вчера у меня температура и без того была ниже нуля.

Брэм провел пальцами по ее лбу, отбрасывая пряди, и, нагнувшись, спросил:

— А какая температура у пациентки сегодня?

Роксана почувствовала, как начинает куда-то проваливаться.

— Тридцать шесть и шесть, — торопливо сказала она и, прежде чем Брэм успел обнять ее, спрыгнула с диванчика, оправила рубашку и преувеличенно жизнерадостно прощебетала: — А что у нас там с погодой?

Брэм, пробормотав что-то, подошел к окну. Роксана встала рядом, и оба устремили взгляд за стекло, где не было ничего, кроме белой каши. Роксана поспешно ухватила Брэма под руку.

— Ну и картинка!.. Попробуй поймать что-нибудь по радио.

Но едва Брэм включил приемник, комнату наполнили скрежещущие шумы радиопомех.

— Черт, это же та самая частота, на которой мы вчера слушали городскую программу!

Брэм начал вертеть колесико настройки, пытаясь поймать хоть какой-нибудь передатчик.

— А не включить ли станцию чрезвычайного вещания? — спросила Роксана.

Брэм покачал головой.

— Роксана, это всего лишь снежная буря, а не ядерная атака, так что станция скорей всего не работает.

Роксана снова взглянула в окно.

— Господи, какое зрелище! Никогда не видела Миннеаполис таким!

— Ты еще что-то видишь в этой пурге? — саркастически спросил Брэм. Переключив приемник на ультракороткий диапазон, он принялся крутить антенну, потом переставил радио на окно и принялся шарить по длинным волнам. Тишину прервала музыка.

— Смотри-ка! — Лицо Брэма расплылось в улыбке. — Люди на местной радиостанции работают.

Роксана чихнула и, повеселев, стала складывать портьеру. Передавали последний хит Кенни Роджерса. За ним последовала композиция Гленна Кемпбелла, а затем реклама пилюль для тех, кто желает похудеть, и позывные радиостанции. Роксана уже собралась выругаться по поводу такой бездарной программы, как к микрофону вернулся ведущий.

— Я сижу с плиткой шоколада «Хершис» вместо завтрака, — игриво-небрежно сообщил он. — Выслушайте Расса Майера с новостями. Если вы, дорогие мои, выглянете в окно, то поймете, что сегодня только одна новость — погода. Вообще-то я на станции с четырех до полуночи, но благодаря старушке-зиме сижу здесь со вчерашнего дня. Интересно, заплатят ли мне сверхурочные?

Брэм зарычал и ударил кулаком по приемнику.

— А ну, придурок, выкладывай новости!

— Итак, — невозмутимо продолжал Расс Майер, — на улицы Твин-Сити выпало семьдесят сантиметров осадков, а снег, между прочим, ребята, все еще продолжает идти. Вчерашний циклон принес нам снегопад и ураганной силы ветер. Город практически парализован. Все закрыто, движения никакого. Городские власти предлагают жителям оставаться там, где они находятся. Северная электроцентраль сообщает об увеличении утечек энергии из-за ветра, который валит линии электропередач. Нам сообщили об одиннадцати замерзших автомобилистах, так что общее количество погибших перевалило за три десятка. Значит ли это, что будет побит рекорд восемьдесят восьмого года, когда за три дня северную часть побережья укутал более чем метровый слой снега? Не знаю, не знаю… Мой прогноз: через девять месяцев начнется эпидемия детских имен типа Снежана, Метелица и тому…

Роксана покрутила пальцем у виска, и Брэм выключил радио.

— Ненавижу, когда с утра начинают изощряться в остроумии, — фыркнула она. — Проклятье! У меня столько дел, а я торчу в этом паршивом банке.

— Будь моей гостьей! — беззаботно предложил Брэм и сделал широкий жест. Заметив ее скривившиеся губы, он добавил: — Впрочем, ты вольна выйти на радость этому болтуну. Представляешь: Роксана Мердок, тридцать такая-то жертва стихии.

— Ты не будешь любезен заткнуться? — Роксана уселась на письменный стол и поболтала ногами. — Я чувствую себя дикаркой, пока не почищу зубы и не выпью чашечку кофе. Кроме того, я не понимаю причин твоего радостного настроения. Ты лишился возможности загорать, купаться и играть в теннис в Санта-Крусе.

— У меня хватило ума застраховать отпуск, — усмехнулся Брэм, — так что два потерянных дня для меня не трагедия.

Он подошел к столу и положил руки ей на плечи.

— К тому же моя рубашка и я чудесно проводим время. Ты прекрасно смотришься в мужской одежде. Кроме того, тебе очень идет эта шапка. Что за ухажер тебе ее подарил?

Роксана попыталась сохранить холодность и достоинство, но оказалось, это очень трудно сделать, когда все эти развратные мысли о его губах и руках разъедают сознание. Черт побери, она же не девочка-восьмиклассница! Ей тридцать лет, и она руководитель фирмы!

— Нет, — сказала она сухо, — шапку я сама себе купила, чтобы голова зимой не мерзла.

— Итак, с шапкой все ясно… А как насчет ухажера?

— А как насчет завтрака? — вызывающе спросила Роксана.

Брэм залез в карман и вытащил мелочь.

— Еда делает тебя более терпимой и разговорчивой?

— Накорми меня завтраком, а я досыта накормлю тебя информацией, — парировала Роксана.

Руки Брэма отпустили ее, и она тут же обрела обычное расположение духа.

— Начинается наш второй совместный день, — пояснил Брэм, — и я бы хотел знать, не действую ли я на чужой территории.

— На чужой территории? — глаза Роксаны округлились чуть ли не в пол-лица. — Я не собственность, которую можно купить или продать, мистер Тэйлор. У меня есть свое дело, и я ни от кого не желаю зависеть!

Брэм расхохотался.

— Ну что ж, на вопрос об ухажере ты ответила!

— И долго мне ждать завтрак? — спросила Роксана, стараясь не показать своего веселья. Главная проблема с Брэмом Тэйлором, отметила она, то, что он — бесспорно приятный человек.

— Итак, раз-два-три!.. Завтрак и зубная паста! — провозгласил Брэм и на глазах у недоумевающей Роксаны протянул руку и достал из-под стола кейс. — Там внутри пакет со всякими туалетными принадлежностями, мылом, зубной пастой и прочим барахлом. Открывай и займись самообслуживанием.

Увидев, что Роксана колеблется, он спросил:

— В чем дело?

Роксана заерзала на месте.

— Кейс это… как женская сумочка. Слишком личная вещь, чтобы в него лазил кто-то, кроме владельца. Может быть, лучше…

— Роксана! — Брэм щелчком приоткрыл крышку, достал пакет и протянул ей. — Ты одна такая или все «девы» столь щепетильны?

— Боюсь, только я. Мама и тетя заложили в меня повышенную щепетильность и чопорность. Я и по сей день спрашиваю у мамы разрешения открыть холодильник.

— Ты ждешь разрешения?! Ты — удачливый, процветающий антрепренер? — Брэм покачал головой. — Обо всем этом ты мне расскажешь за ленчем.

Он остановился, чтобы набрать побольше мелочи.

— Что ты желаешь кроме кофе? Там есть автоматы со сладостями, с вареными яйцами, с йогуртами…

Роксана, рассматривавшая кусок жасминового мыла, снова подняла глаза.

— Побольше сахара и сливок в кофе, — сказала она, отыскивая зубную щетку и маленький тюбик зубной пасты. — Еще возьми яйцо и крекеры с арахисовым маслом.

Ее пальцы извлекли маленькую серебряную коробочку с красной этикеткой.

— Брэм, — с кривой усмешкой спросила она, — сколько, ты сказал, у тебя длятся каникулы?

— Две недели. — Он сложил руки вместе и нанес воображаемый удар ракеткой слева. — Четырнадцать славных солнечных денечков на Карибских островах. Правда, цифра эта уже уменьшилась до двенадцати. При условии, что я вылечу сегодня последним рейсом… А почему ты спрашиваешь?

— Потому что ночи ты, как я понимаю, собирался проводить не менее весело. — В руках у Роксаны была коробочка с презервативами. — Хватит как раз на двенадцать прелестниц. — Роксана швырнула ему упаковку. — Пылкое же у тебя сердце, Абрахам Тэйлор!

Брэм поймал коробочку и, поморщившись, положил ее в карман.

— Ну что мне тебе сказать? В детстве я был бойскаутом и нашим девизом было «Будь готов!». Не подходи к этому так ханжески. Я думал, что дополнительные меры предосторожности будут выглядеть учтиво и добропорядочно с моей стороны.

— О, да! Ты учтив и добропорядочен. Ты даже дал мне рубашку со своего плеча и сделал искусственное дыхание.

— Ты и в самом деле дикая, пока не почистишь зубы и не выпьешь кофе. — Брэм нервно передернул плечами и вышел из комнаты.

В дамской комнате Роксана бросила взгляд в зеркало, и лицо у нее из холодного стало задумчивым. Брэм действительно был учтив, просто она сама — слишком разборчивая.

Разборчивая? Она, восточная танцовщица! Роксана невольно хихикнула. И все-таки она очень разборчива, когда дело касается секса. Она не предавалась радостям свободной любви в семидесятые, не рукоплескала сексуальной революции восьмидесятых, и от одной мысли о том, что утром она может проснуться рядом с незнакомым мужчиной, ей становилось дурно. Да, разборчивая — это лучше, чем фригидная!

Впрочем, Ричард никогда не называл ее фригидной, только сексуально заторможенной. Он говорил об этом и после того, как они обручились и она уступила-таки его настойчивым притязаниям. Ричард! Роксана нахмурилась. Почему она вдруг вспомнила о Ричарде Бэке?

Сравнивать только что встреченного мужчину с предыдущим — естественно для женщины, даже если предыдущего ты изо всех сил стараешься забыть. Но Абрахам Тэйлор и Ричард Бэк — две полные противоположности, лед и пламень, вода и камень. Брэм — классический брюнет с крупными чертами лица, тогда как Ричард — худосочный блондин с мальчишеской физиономией. Брэм — весельчак, с ним легко и приятно разговаривать, а Ричард… ну, Ричард маленькое напыщенное ничтожество. Роксана снова хихикнула: это Ричарду полагалось быть банкиром — он прекрасно вписался бы в этот претенциозно-мрачный интерьер с мраморными полами и темными панелями.