Филиппа Грегори - Последняя из рода Тюдор

Я полна решимости следовать всем правилам. Я буду делать все, что меня просят, и добьюсь милости этой самой набожной из королев, а потом она выберет мне красивого мужа, которому я рожу хорошеньких сыновей. А потом я стану католической наследницей короны, у которой в колыбели будет сын, рожденный в истинной вере, и тогда королева непременно назовет меня своей преемницей. Это моя судьба.

И я не стану ей противиться, но и рисковать ради нее ничем не стану. Поэтому я улыбаюсь послу ее мужа, который окольными путями спрашивает, хочу ли я стать королевой, и делаю все, чтобы он понял, что в Англии нет другого человека, который подходил бы на эту роль лучше меня.

Вот только Маргарита Дуглас считает, что следующей королевой должна быть она. А маленькая Мария, королева Шотландии, живущая в своем французском дворце, тоже уверена, что она – лучшая из кандидаток, и французская армия готова поддержать ее притязания. И Елизавета, самая сомнительная из наследниц, не соответствующая роли королевы по закону, вере, своему образу жизни и самому факту своего рождения.

Елизавета Безутешная вздыхает во всех углах двора, как будто ее сердце разрывается на части от боли за заключенных за решетку священников и за мучеников, сгорающих на Смитфилде. Лживая Елизавета одевается очень скромно, как будто мы забыли о ее любви к богатым нарядам и роскошным украшениям. Да она – павлин, вырядившийся в черное!

Елизавета приходит на мессы и держит руки прижатыми к бокам, как будто ей будет невыносимо больно поклониться Духу Святому. А иногда она изображает обморок, и ее выносят из часовни, чтобы все видели, какие страдания она терпит за свою веру и как жестока к ней ее сестра, королева. Но потом хитрая Елизавета быстро приходит в себя, потому что почти сразу ее видят прогуливающейся в садах вместе с королем Филиппом, который не спускает глаз с ее опущенного вниз лица и ловит ее чуть слышный шепот.

По-моему, Елизавета затеяла сложную игру и рассчитывает на то, что королева, которая с каждым днем становится все более нездоровой и тихой, вскоре умрет, и тогда король Филипп женится на ней и сделает ее своей женой и королевой Англии. Пока его посол ухаживает за мной, сам король ухаживает за Елизаветой. Я вижу в ней девичью скромность, такую же напускную, как и моя, потому что мы обе стремимся к одной цели.

Мы с ней каждый день встречаемся на службе королеве и кланяемся друг другу с осторожной вежливостью, обмениваясь родственными поцелуями. Но я готова поклясться, что мы обе думаем: «Нет, ты дальше от трона, чем я! Что тебе пообещали? Если я стану королевой, то ты об этом узнаешь первой!»

И поэтому я испытала сильнейший шок, когда при всех причинах выбрать меня, при завуалированной поддержке Испании, при моей истовой католической набожности, как только тоска и болезнь королевы принимают серьезный оборот, в самый последний момент, уже на смертном одре, она называет Елизавету своей преемницей. Елизавету! Половина страны счастлива за свою принцессу-протестантку, которая въезжает в Лондон и занимает свой трон, как будто у нее есть на это право крови.

После всего, что я сделала, чтобы доказать свою благона-дежность как доброй католички, Мария так меня подводит! Подводит свою так громко провозглашаемую веру, за которую уже столь многие приняли мучительную смерть. Она даже не вспоминает о своей другой родственнице, истинной католичке, Марии, королеве Шотландии, которая теперь замужем за Франциском Французским и имеет наглость провозгласить себя королевой Англии, словно моя семейная ветвь не стоит выше ее и ближе ее к короне. И она даже не упоминает о Маргарите Дуглас, хотя до этого обещала сделать ее своей наследницей. Нет, она обманывает нас всех и выбирает Елизавету. Елизавету, ее личного врага!

– Почему королева не выбрала тебя? – требую я ответа у матери, впервые вынуждая ее говорить со мной честно. Хотя мне не пришлось прилагать для этого особых усилий, потому что основную работу за меня сделали ее обида и горечь поражения. – Почему она не назвала меня?

Лицо матери тут же мрачнеет от приступа ярости. Сейчас ей придется изображать любящую кузину, прислуживая в комнатах Елизаветы, и она не ожидает от девицы, годящейся ей в дочери и имеющей все причины для неприязни к ней, особой щедрости и любезности. Мать вышла замуж за своего конюшего с целью показать королеве, что больше не имеет притязаний на корону и не собирается рожать наследника королевской крови, чтобы оспорить очередность наследования. Теперь она оказывается без имени и без права наследования, потому что Эдриан Стоукс – никто, и у них не выжило ни одного ребенка. Она сама понизила свой статус в угоду Марии, но теперь оказывается, что это пошло на пользу Елизавете, и мать просто уступила ей свое место.

– Да убери ты отсюда эту крысу! – срывается она на крик.

У меня появился новый щенок, хорошенькая мопсиха по имени Джо, которая следует за мной повсюду. Я наклоняюсь и аккуратно выставляю ее из комнаты. Джо скулит и скребется в дверь, но затем грустно садится на деревянный пол и дожидается моего возвращения.

– Королева Мария всегда ценила семейные узы, несмотря ни на что, – процедила она. – Она получила трон только по воле и завещанию отца и не считала себя вправе его нарушать. Он признал Елизавету и в завещании обозначил, что в линии наследования она идет второй. После своей сестры Марии. Мою линию он назвал наследной только в том случае, если у Елизаветы не будет наследников, вот королева и исполнила его волю.

Мать делает глубокий вдох, словно пытаясь справиться со злостью и прилагая такие немыслимые усилия, что я начинаю беспокоиться за ее здоровье.

– Она поступила в соответствии с традициями, с волей короля Генриха, благослови его Господь.

– Но как же я? – спрашиваю я. Кажется, я повторяю эту фразу всю свою жизнь. – Как же я?

– А тебе придется подождать, – говорит мать.

Можно подумать, что мне еще нет восемнадцати и я не сгораю от желания жить своей жизнью, пировать и танцевать на праздниках, носить красивые платья из королевского гардероба, флиртовать с молодыми людьми, которые внезапно стали появляться при дворе, который торопливо забывает гимны на латыни и учится читать Библию на английском.

– Но я не могу больше ждать, – рыдаю я. – Я жду еще с того дня, как отец назвал Джейн королевой. Я только и делаю, что жду, пока в моей жизни что-нибудь начнется, и что на этот раз эти начинания будут хорошими. Джейни Сеймур говорит…

– Я больше не хочу слышать об этой Джейн Сеймур, – резко обрывает меня мать. – Ты что, опять будешь у них в этом месяце? Неужели от тебя еще не устали?

– Нет, не устали, и да, я буду у них, если только ты мне не велишь быть с тобой при дворе, – отвечаю я, лишая ее права запретить мне встречаться с лучшей подругой. – Едва ли мы будем осыпаны милостями от Елизаветы и должны торопиться прибыть ко двору как можно раньше, чтобы ничего не упустить. Я вообще не вижу смысла быть там и ждать, когда друзья Елизаветы повыбираются из нор, в которых они прятались. И не хочу наблюдать за тем, как Елизавета будет заказывать новые платья, которые должны были стать моими.

– При чем тут платья, – говорит мать. – Платья здесь совершенно ни при чем.

И она снова ошиблась.

Вместо того чтобы наблюдать за тем, как Елизавета наслаждается королевскими сокровищами и восседает на троне, который некогда принадлежал Джейн и должен был принадлежать мне, я отправляюсь погостить с Джейни и ее матерью, леди Анной Сеймур, в их чудесный дом за городом. Я беру с собой Мистера Ноззла, Булавку и Джо, в Ханворте их все любят всей душой. Никто не велит мне сажать их в клетки.

Едва ли кто-нибудь скучает без меня при дворе, разве что Генри Герберт, чьи долгие взгляды теперь говорят мне, что он уже осознал, что совершил большую ошибку, позволив родителям разлучить его с королевской кузиной. Мой второй бывший поклонник ведет себя исключительно тихо, ожидая, чем закончится партия его хозяина, который осторожно выведывает, как поступит новая королева и примет ли его в браке, как обещала.

Я весьма сомневаюсь, что она вообще заметит мое отсутствие. Разумеется, все рады тому, что со двора исчезли все серьезные испанцы и страдающей королевы Марии больше нет, и двор наполнен молодыми и веселыми придворными. Елизавета же находится в самом центре этого бушующего водоворота, теряя голову от внезапно свалившегося на нее ощущения стабильности и собственной значимости. Ее везде сопровождает Роберт Дадли, деверь моей покойной сестры Джейн. Они ведут себя как влюбленные, внезапно получившие ключи от дворца. Они буквально ходят рука об руку и явно испытывают огромное облегчение. Должно быть, переход от комнат в Тауэре к дворцовым покоям кажется им настоящим чудом. Должно быть, они оба уже представляли, как положат голову на плаху, а сейчас они касаются щеками лучшего шитья на королевских наволочках. Ее мать была казнена, его отцу тоже отрубили голову. Они оба вырезали свои имена на стенах своей камеры в Тауэре и считали дни до своего суда. Должно быть, они и правда чувствовали себя как в раю, пройдя сквозь затененные ворота и оказавшись на дороге, ведущей ко двору. А вот моей сестре выпало путешествие в обратном направлении: из королевских покоев до плахи, и причиной ее заключения стал отец Роберта. Заговор в пользу Елизаветы стал последней каплей, решившей ее судьбу. И, наблюдая за их триумфом, я об этом не забываю. Это незаслуженная победа, и я не понимаю, почему они ее не стыдятся.

Однако такие мысли приходят только в мою голову, да и я стараюсь об этом не думать. Двор Елизаветы полон людьми, торопливо возвращающимися из Швейцарии или Германии, где они скрывались от инквизиции. Должно быть, лошади сбили себе все ноги на дорогах, ведущих сюда из Цюриха. Наша хорошая подруга, леди Бесс Кавендиш, овдовевшая и снова вышедшая замуж за богатого человека, убежденная лютеранка, снова возвращается ко двору. Мы возобновляем с ней дружбу, и она становится горячей сторонницей королевы Елизаветы. Возвращается из изгнания герцогиня Саффолк, молодая и прекрасная Екатерина Брендон, где она пребывала вместе со своим простолюдином мужем и двумя очаровательными детьми. Всем вдруг оказываются нужны любезности, хорошие должности и теплые места, и все эти люди внезапно оказываются лучшими друзьями самой одинокой девушки в Англии. Гувернантка Елизаветы, Кэт Эшли, оказывается рядом со своей хозяйкой после отбытого во Флитской тюрьме срока за измену. Елизавета больше не презираемая всеми бедная родственница, а протестантская принцесса, восстановившая в Англии реформы веры, героиня, какой не смогла стать моя сестра Джейн и какой никогда не смогу стать я сама. Меня же словно не существует. Никто не помнит, что я была сестрой королевы, которая хоть и пробыла на троне всего девять дней, но ее провозгласили все те, кто сейчас набился в придворные.

Елизавета не знает, что такое семья: она панически боялась своего отца, нервничала рядом со своим сводным братом, королем Эдуардом, который так любил Джейн, и со своей нелюбимой сводной сестрой, королевой Марией. Меня растила мать, которая ежедневно говорила нам о нашей королевской крови, а Елизавета росла одна. Ее матери не было в живых, отец брал в жены других женщин. Так что я совершенно не удивлена тому, что она приветствует меня без особой радости. Я тоже позволяю себе приподнять подбородок, выгнуть брови и разговаривать с ней, как с почти ровней. И тот факт, что я значительно превосходила ее в красоте и изяществе в дни ее так называемого королевского триумфа, стал моим единственным утешением. Она возмутительно тщеславна и отчаянно стремится слыть самой красивой женщиной двора, в Англии, да и во всем мире, но тут она наталкивается на препятствие в моем лице. Я стройна, а она одутловата; сияю глазами, в то время как она все время уставшая; весела, когда она все больше удручена своими постоянно растущими обязанностями и каждый день узнает о все новых поводах для страха. Я так же, как и она, прошла рядом со смертью, но у меня светлая кожа и яркие волосы, в то время как она смуглая и вульгарно рыжая. Я могу привести ее в бешенство, просто пройдя мимо, что я с удовольствием и делаю.

Мне только на руку то, что она слишком занята, оказывая поддержку протестантам в Шотландии, укрепляя и развивая реформу Церкви, борясь за то, чтобы ее называли Верховным правителем Англиканской Церкви. Можно подумать, что женщина может получить подобный титул! Так что она не успевает отреагировать на мои мелкие проявления неповиновения. А еще я очень рада, что у меня есть Ханворт, куда я могу сбежать, потому что моя мать страшно злится на меня и называет дурой за то, что я мучаю молодую и без того неспокойную женщину, только что взошедшую на трон. Только вот я полагаю, что этот трон принадлежит не ей, а Джейн и мне, поэтому считаю Елизавету тщеславной и амбиционной дочерью придворного лютниста и распутной девкой.