Она приоткрывает розовые губы и начинает громко смеяться, но смех больше похож на хриплое карканье.

– Какая вы, однако, смешная, леди Катерина, – выдавливает она и встает с трона, чтобы пройти в другой конец приемного зала и поговорить там с кем-то еще. Пусть этот человек обращается к ней с незначительным вопросом, но это позволяет ей сбежать от моего праведного гнева.

Еще даже не повернув головы, я ощущаю присутствие Неда рядом. Его глаза сияют от гордости.

– Виват, – тихо произносит он. – Виват, регина!

За оскорбление ее королевского величества я попадаю в ужасную немилость. Ни одна из фрейлин не рискует разговаривать со мной, тем более при свидетелях, а испанский посол кланяется мне на людях, но избегает лично. Никто не обращает на меня внимания, кроме Неда, моего любимого Неда. Если он любит меня, то мне нет дела до остальных.

Елизавета пребывает в худшем из настроений под влиянием известий о нашей кузине Марии Шотландской, получившей французский трон и поддержку королевской семьи, подкрепляющей ее претензии на английскую корону. Никто не смеет к ней приближаться, и только Роберт Дадли может отвлечь от снедающих ее страхов.

– Будь осторожна, – говорит моя сестра Мария, проявляя мудрость, достойную женщины гораздо более выдающегося роста. – Тебе нельзя обижать королеву. При дворе есть только одна женщина, которая может говорить ей правду и кто может призывать ее к ответу.

– Ты имеешь в виду увещевания Кэт Эшли? – смеюсь я.

На губах Марии появилась скорая улыбка.

– Господи, как бы я хотела, чтобы ты сама это видела, – говорит она. – Это было самое настоящее представление! Леди Эшли на коленях умоляла королеву не привечать Роберта Дадли так открыто, клянясь, что та рискует своей репутацией, напоминая, что если мужчина женат, то ему не пристало проводить столько времени в обществе королевы. А Елизавета заявляла, что если она любит сэра Роберта, то ничто на свете не сможет ее остановить.

– А вы-то все что ей говорили? – спрашиваю я. – Вы, фрейлины?

Этот разговор, о котором рассказывала сестра, произошел в спальне Елизаветы, когда она одевалась. Кэт Эшли, бывшая гувернантка королевы, единственная женщина, у которой хватило силы духа сказать Елизавете, что все королевство считает ее шлюхой, а Роберта Дадли – амбициозным прелюбодеем. И Марии повезло наблюдать эту сцену собственными глазами. Она держала в руках золотые шнурки, чтобы зашнуровать туфли Елизаветы, когда Кэт упала на колени, чтобы молить королеву не вести себя подобно базарной девке.

– А мы все молчали, потому что мы не настолько смелы и не настолько безумны, как Кэт Эшли, – спокойно ответила Мария. – У меня нет твоего взрывного характера, и я не такая безрассудная, как ты. Ты думаешь, что я скажу королеве, что ей не стоит бегать за мужчиной, которого она любит? Смогу перечить ей так, как это сделала ты?

– Он не свободен для любви, – чопорно заявляю я. – Как и она сама. Между ней и Дадли и нами с Недом есть большая разница. Она королева, которая должна вступить в брак в интересах королевства, а он уже женат. А мы с Недом оба молоды, свободны и благородны.

– Ты же не собираешься замуж за Неда? – требовательно вопросила Мария.

Я опускаюсь перед ней на колени, чтобы наши лица оказались на одном уровне.

– Ох, Мария, еще как собираюсь, – шепчу я. – Очень даже собираюсь!

Дворец Хэмптон Корт.

Октябрь 1559 года

Нед высится надо мной, восседая на красавце жеребце. Он одет в синий бархат, его куртка покрыта вышивкой из темно-синей нити, а бархатный берет отделан такой же темной лентой. Я стою возле конской головы, а у меня на плече покачивается Мистер Ноззл.

– Ну, как там конь? – спрашиваю я, и мы оба смеемся, вспоминая наши неуклюжие разговоры. Это было всего пару месяцев назад, сейчас же мы полны радостной уверенности.

Он едет в Чартерхауз в Шине, чтобы просить мою мать дать нам разрешение на брак.

– Не забудь напомнить ей, что Елизавета не может против этого возражать, – говорю я. – И еще передай ей, что я уже достаточно взрослая, чтобы решать за себя.

– Скажу, – заверяет он меня. – Не вижу причин, по которым твоя мать могла бы мне отказать, ведь они именно так хотели организовать судьбу своей старшей дочери. Если я был достаточно хорош для Джейн, то и для тебя подхожу тоже. И твоя, и наша семьи были и в фаворе, и в немилости, а теперь у тебя нет ни приданого, ни благосклонности королевы. Хотя для меня эти вещи не имеют никакого значения.

– Она не имела права так со мной обращаться, – с раздражением говорю я. – Потому что в глазах других людей я не совершала никаких ошибок. Испанский посол сказал, что кроме меня у Елизаветы нет других наследников. В любом случае, сейчас у меня все хорошо. Она настолько разозлилась на нашу кузину Маргариту Дуглас за то, что та отправила своего сына, Генриха, во Францию на коронацию, что уже готова простить мне мою грубость.

Нед улыбается мне, и моя голова тут же идет кругом.

– Теперь неважно, кого Елизавета любит или не любит. Мы наследники королевской крови, и она должна дать нам разрешение на брак. Ты ее кузина и Тюдор, а я Смеймур. Она не сможет запретить нам венчаться.

Дорога до Шина займет примерно час. Я тщательно проверяю упряжь и седло, поправляю ремни, как настоящая жена.

– Будь осторожен! – говорю я ему, хоть и знаю, что его будут сопровождать слуги в униформе семейных цветов.

Ему не грозит никакой опасности. Жизни Елизаветы действительно угрожают, а вот нам, другим членам королевского семейства, остается купаться в народной любви. Все помнят, что королева Джейн, умершая в родах, давших жизнь королю Эдуарду, носила добрую фамилию Сеймур. А наша семья, Греев, любима за нашу королеву Джейн, которую обычные люди считают святой. Это только Елизавета пытается убедить всех в том, что Джейн была не коронована и что она, Елизавета, – единственный живой Тюдор.

– Я вернусь послезавтра, – говорит он. – И уже через месяц буду называть тебя своей женой.

Я прощаюсь с ним, совершенно не заботясь о том, кто может нас видеть. Я не сомневаюсь в нем и ни на мгновение не сомневаюсь в том, что моя мать даст согласие на наш брак. Нед ей всегда нравился, и Сеймуры всегда были очень влиятельны. Его мать уже дала свое согласие, хоть и нехотя, поставив единственным условием то, что моя мать поговорит с Елизаветой. Нам ничего не может помешать.

Чартерхаус, Шин.

Октябрь 1559 года

Моя мать больна, ее всерьез беспокоит селезенка, что, признаться, неудивительно, учитывая ее мерзкий характер. Однако, как только она слышит предложение Неда, она приказывает мне и Марии присоединиться к ней и ее мужу, мистеру Стоуксу в Шине. Он говорит, что я сама должна сказать ей, хочу ли замуж за Неда.

Она принимает меня в своих покоях, как и надлежит принимать просителей дочери королевы. Мария входит туда следом за мной, как миниатюрная фрейлина.

Прием проходит официально, как и сама помолвка.

– Я хочу стать женой милорда Хартфорда, – говорю я ей.

Она поднимается с кресла и с улыбкой подходит ко мне, чтобы взять мою руку и вложить ее в руку Неда со словами о том, что рада тому, что я готова остепениться и завести семью.

Эдриан Стоукс, который стоял за ее спиной, как и полагается по его положению, потому что он не дворянин, но весьма достойный человек, тоже благословляет нас. Мы все соглашаемся с тем, что с королевой Елизаветой стоит разговаривать с большой осторожностью. Этим летом она поглощена страстью к Роберту Дадли, и на все остальное у нее не хватает ни времени, ни сил. Но стоит мне заикнуться о браке с кузеном покойного короля, как она обратит все внимание на меня и будет пристально следить за мной. Она весьма щепетильно относится к своему престижу, как и любой бастард, и боится за свой титул, как любой узурпатор. Мы ни в коем случае не должны показывать, что осознаем, что находимся в лучшем положении, чем она, в деле наследования короны. И нам остается только надеяться, что она не обратит внимания на тот факт, что я, Тюдор, желаю сочетаться браком с Недом, в жилах которого тоже течет королевская кровь.

Мы соглашаемся на том, что моя мать должна написать письмо королеве Елизавете и попросить у нее разрешения прибыть ко двору, чтобы испросить разрешения на мой брак при личной встрече.

«Граф Хартфорд явил добрую волю, прося руки дочери моей, леди Катерины, и я смиренно молю Ваше королевское Величество проявить милость свою и, ежели будет на то ваша высочайшая воля, даровать ей разрешение вступить в брак с вышеупомянутым графом».

Но что, если она мне откажет? Она достаточно злопамятна и завистлива, чтобы это сделать. Когда я делюсь своими тревогами с Недом, он берет меня за руку и обещает:

– Если она нам откажет, то мы поженимся тайно, и тогда все ее запреты пойдут прахом.

Письмо было составлено, Мария выступала в роли писаря, и мать собиралась переписывать его набело собственной рукой. Однако сначала она отправилась в постель, объяснив это тем, что все равно не может появиться при дворе с такими отеками и пока она так больна. И, разумеется, она не позволит Елизавете увидеть ее в тот момент, когда она так дурно выглядит. Поэтому нам придется подождать, пока ей не станет лучше.

– Что будет дальше? – спрашиваю я Неда.

– Я отправлюсь ко двору и приложу все усилия, чтобы это письмо приняли благосклонно, – говорит он. – У меня есть друзья, мы же влиятельное семейство. Я попрошу их, чтобы они замолвили королеве за нас словечко. Наши матери нас благословили, а больше нам ничего и не надо.

Виндзорский замок.

Осень 1559 года

Мы с Недом вернулись ко двору порознь, чтобы никто не заподозрил между нами заговора, но на этом наша решимость иссякла. Встрять в разговоры шепотом между Елизаветой и Робертом Дадли, чтобы отвлечь ее на вопросы, касающиеся нас и наших интересов, не представляется возможным. Перед нами целая очередь: иностранные послы с предложениями о браке, Уильям Сесил с ворохом бумаг и с надеждой убедить ее поддержать протестанских лордов из Шотландии, которые сейчас вооружали армию против французского регента. Теперь Елизавету следует величать Верховным правителем Англиканской Церкви, несмотря на то что она женщина. Я пытаюсь представить себе, что могла бы сделать моя сестра с такими возможностями помочь своей стране и реформе Церкви в Шотландии, и мне становится горько. В любом случае, у королевы для нас с Недом не находится времени, а прерывать ее занятия мы не решаемся.

Двор полнится нервными сплетнями. Елизавета настолько напугана французами и шотландцами, что не отпускает от себя Дадли ни на шаг, что не мешает ей принимать ухаживания сэра Уильяма Пикеринга и ежедневно говорить об эрцгерцоге Фердинанде, как будто она собирается выходить за него замуж. И кажется, словно вокруг все, начиная со стрижей и отяжелевших от плодов яблонь в садах до самой королевы, обрели свою вторую половину. Мы с Недом лишь одна из многих пар, целующихся в сумраке коридоров.

Шотландские лорды, сторонники реформ, поднимают восстание и свергают регента Марию Гизскую. Они обращаются за помощью к Елизавете, которая, испугавшись, разумеется, не решается пойти им навстречу. Если бы на ее месте была Джейн, то она бы немедля отправила на помощь шотландцам целую армию. Но хоть Уильям Сесил и спорил до хрипоты в зале заседания Совета, Елизавета отваживается лишь тайно отправить несколько кораблей с провиантом и оружием для лордов. Пока все спорили о том, достаточно этого или королеве стоит послать еще и армию, мы с Недом отходим на задний план, чтобы насладиться нашей любовью, получившей надежное укрытие от глаз королевы. О нас знают только наши сестры, Джейни и Мария, и они на нашей стороне. Джейни приглашает меня в свои комнаты, когда меня ждет там Нед, Мария стоит на страже, когда мы встречаемся на причале или в осеннем лесу возле Хэмптон Корта. Мы вместе катаемся верхом, следуя за королевой и ее любовником, а вокруг нас кружатся ало-золотые листья. Мы ходим за ними во время прогулок, следя за тем, чтобы нас разделяло приличное расстояние. За нами трусила Джо, а королева с любовником переговаривались шепотом, держась за руки. Она не разжимала пальцы, вцепившись в него во время этого кризиса.