Филиппа Грегори - Последняя из рода Тюдор

* * *

Акушерка, наблюдавшая за тем, как я ходила, а потом останавливалась и стонала от боли, схватившись за стул, убирает свое веретено и говорит:

– Сейчас пойдет. Приготовьтесь.

– Что мне делать? – в исступлении спрашиваю я. – Что теперь?

Она издает короткий смешок.

– Надо было раньше этим поинтересоваться, леди Катерина.

– Леди Хартфорд, – сквозь зубы, едва не на последнем выдохе, настаиваю я. – Я жена графа Хартфорда.

Акушерка грубо толкает меня на четвереньки, и я, точно рожающая кобыла, со стоном тужусь и отдыхаю по ее команде. За этим следует крайне странное ощущение, что-то скользящее и извивающееся, после чего она говорит:

– Благослови и помоги вам Господь, это мальчик.

* * *

Мой малыш, виконт Бошан, будет назван Эдуардом в честь отца и его предков. Этот род восходит к Эдуарду III и дальше. Так как оба его родителя королевских кровей, ребенка должны бы встречать торжествами и залпами пушек, чтобы о его появлении на свет знали во всем христианском мире, но его просто уложили в постель рядом со мной, и никто нас даже не навещает. Мальчика относят в часовню Тауэра и крестят в купели, которая стоит прямо над гробницами его родных. Там похоронены его тетя и его дедушка Грей. Как и дед по линии Сеймуров. Обряд крещения проводится даже не священником, а сэром Эдуардом, комендантом Тауэра, тюремным надзирателем малыша, потому что забытая Богом Елизавета, глава Церкви Англии, не позволит рукоположенному священнику благословить душу новорожденного, который приходится ей родней. От этого мне хочется плакать. Как же низко, как низко она пала! Не пустить священника к невинному малышу. Она пала ниже некуда.

Я не могу быть несчастлива, ведь мой мальчик гукает в колыбельке и улыбается при виде меня. Он забавнее любого домашнего питомца и при том довольно очаровательный. Даже Мистер Ноззл понимает, что среди нас появился принц, и относится к нему с тем же восторженным удивлением, как и мои фрейлины, которые то бегают за отрезом ткани, который я подкладываю на плечо (малыш срыгивает после кормления), то держат его машущие ручки и крошечные пухленькие ножки, пока я снимаю с него пеленки.

Я кормлю его сама, точно крестьянка, и смеюсь при мысли о том, что Елизавета со всей ее жестокостью подарила мне величайшую радость в жизни. Родись маленький виконт в королевском дворце, где его появление на свет считалось бы достойным, его немедленно забрали бы у меня и мы жили бы раздельно. Его держали бы в королевской детской, а я следовала бы за двором, куда бы тот ни направился, даже если поездка занимает несколько недель. Для малыша я стала бы чужой, а его первую улыбку увидела бы кормилица. Но раз я нахожусь в заключении и мой невинный сын тоже, мы здесь словно птицы в клетке, вместе поем и чистим перышки, как радостные коноплянки Джейни.

Ночью он прижимается ко мне, спит у меня на руках. Я привыкаю просыпаться и слушать его тихое частое дыхание. Иногда малыш лежит так неподвижно, что я прикладываю ухо к его крошечному носику, желая убедиться, что он жив и здоров, что утром он откроет свои голубые, как колокольчики, глаза и улыбнется мне.

Все говорят, что он хороший мальчик. И правда, он никогда не плачет. Только все боятся, что я его избалую, потому что я беру его на руки, как только малыш зашевелится, ношу его с собой из одной комнаты в другую, усаживаю его на колени, когда читаю или пишу, прикладываю к пухлой груди, едва он утыкается личиком в лиф моего платья. Молоко идет с легкостью, и меня переполняет любовь. О таком счастье я не могла и мечтать. Я не представляла, что можно любить ребенка так сильно, что его появление на свет вызывает восторг, а его жизнь кажется чудом, и ничто, ничто не заставит меня жалеть о случившемся.

Мы зовем его Тедди. Каждое утро я вывешиваю в окно синюю ленту, чтобы его отец, глянув вниз, понял – с сыном все хорошо. Вот бы он увидел, каким красивым растет наш мальчик. Вот бы увидел, что у нас, как и предсказывала Джейни, получился невероятно прекрасный малыш. От меня ему достались светлые волосы и утонченные черты, от Неда – вытянутое стройное тело. Он отлично подходит в принцы. Он и есть принц. Наследник Елизаветы и следующий претендент на трон Англии, независимо от ее признания.

Малыш не получил рождественских подарков от двора, которым однажды будет править. Меня навещает только Мария, она приносит небольшую музыкальную шкатулку – из большого приемного зала в Хэмптон Корте.

– Я украла ее, – откровенно заявляет сестра, заводит шкатулку и ставит перед Тедди, который не обращает на игрушку никакого внимания.

– Мария!

– Я не считаю ее владелицей королевских сокровищ, – напрямик говорит Мария. – Они скорее твои, а не ее. Раз тебя игнорируют как наследницу из-за рождения внебрачного ребенка, то почему я должна служить королеве, которая, как всем известно, является шлюхой Дадли? К тому же рожденной от шлюхи Болейн.

Я бросаю взгляд на дверь, но сегодня с Марией не послали шпионов.

– Вот именно, со мной пришел только Томас Киз, королевский привратник. Он был так добр, что проводил меня, и сейчас ждет внизу.

– Он не подслушивает? – тревожно спрашиваю я.

– Киз не шпионит за мной. Он настоящий друг. – Мария залезает на невзрачный стул и качает головой. – Все снова поменялось. Никто не следит. Их больше не волнует, что вы скажете. Они признали, что вы действовали по любви и нет никакого заговора. Допросы окончены, и всех пленных, кроме тебя и Неда, отпустили.

От радости я соединяю ладони.

– Брак признали? Нас выпустят?

– Нет, я подозреваю, что они намерены объявить его недействительным и опозорить тебя.

Неудивительно, что я разочарована. Думаю, я знала, чего ждать, когда в прошлом году сменили линию допроса. Однако имея сына на руках и мужа под одной крышей, я почти не волнуюсь о том, что говорят люди. Я знаю правду, и мне, как и Господу, известно, кем мы с Недом приходимся друг другу. Кому есть дело до слов Елизаветы? Как только нас освободят, мы сможем снова пожениться, и кто тогда будет переживать по этому поводу?

– То есть брак признают недействительным и тогда она отпустит нас?

Мы обе понимаем, кого я имею в виду под словом «она» – Елизавету. Это чудовище занимает все мои мысли. Одна тюдоровская королева забрала мою сестру, другая намерена лишить меня доброго имени.

Мария отвечает едва заметным жестом, как бы говоря: «Может, да, а может, нет».

– Она на все пойдет, лишь бы держать тебя взаперти, но у нее кончаются доводы. О допросах Сеймуров, тети Бесс и вас с Недом доложили на Тайном совете, и всем ясно, что вы тайно женились по любви. Они искали священника, что поженил вас, но не нашли. Хотя вряд ли поиски были такими уж усердными. В любом случае, вы обменялись клятвами и у тебя есть кольцо. Это тайный брак. У матери Елизаветы было примерно так же. Тайный совет несколько дней ждал обвинений или упоминания закона, который вы нарушили, но она молчит.

– Почему?

Милое лицо Марии перекосилось от злобной усмешки.

– Потому что она боится, – шепчет сестра. – Страшно напугана. Одна половина страны – католики – предпочла бы видеть в качестве королевы Марию Стюарт, другая, протестантская половина выступает за тебя, так как ты замужем за англичанином и родила наследника. Никому не нужна бесплодная королева, тем более влюбленная в женоубийцу.

Я раскрываю рот, услышав от Марии такое суровое описание Елизаветы и ее любовника Роберта Дадли.

– Все так и есть, – не стесняясь, подтверждает она. – И разве можно винить народ? Страна процветает не больше, чем при Марии, мира тоже не достигли. Теперь нам угрожают и Франция, и Испания, а королева отказывается выходить замуж ради того, чтобы приобрести союзника. У всех свои предпочтения среди наследников, а Елизавета сказала лишь, что мы не можем стать наследницами из-за отца, казненного за измену стране, а Маргарите Дуглас не стать королевой, потому что ее родители не состояли в браке. Остается только Мария – королева Шотландии, но Елизавета не хочет объявлять ее наследницей! Люди хотят знать, чего им ожидать, кто станет следующим королем. Если она им не скажет, они примут решение сами.

Я смотрю на колыбельку.

– Тедди, – коротко отвечаю я. – Это должен быть Тедди. Я наследую трон от Елизаветы, а Тедди – мой сын.

– Конечно, – подтверждает Мария. – Всем это известно. Поэтому Тайный совет и не может согласиться с ее решением держать тебя в тюрьме ни за что. Как знать, может, ты родила будущего короля Англии. Помнишь, как это было, когда королева Мария приблизилась к Лондону, а весь двор Джейн бросился к ней, чтобы сказать, что они ошиблись? – Она резко смеется. – Что им очень-очень жаль?

– И я тоже, – вспоминаю я. – Во всяком случае, мой свекор и муж тогда тоже побежали к ней.

– Мама, отец – все просили у нее прощения. Меня тоже потащили, чтобы я сделала реверанс. Этого и боится Елизавета. Логично, что все хотят поддерживать дружеские отношения с наследником. Поэтому никто не смеет выступить против тебя, пока нет точного подтверждения тому, что ты никогда не унаследуешь престол, а королева молчит. – Мария наклоняет голову. – При этом никто не смеет говорить с тобой, опасаясь ее гнева.

– Она не может лишить меня трона, – говорю я.

– Даже не пытается. Елизавета плетет интриги против нас в частных беседах, однако выступить перед парламентом или даже перед Тайным советом не решается. А вот Тедди…

– Его можно оставить без наследства только одним способом – признав его бастардом, – медленно заканчиваю я.

– Вот именно. Таким и будет следующий шаг этой злобной тюдоровской ведьмы. – Мария наклоняется над колыбелью, как добрая фея из сказки, желающая побороть гадкую противницу. – Она постарается объявить этого невинного малыша бастардом, который не может стать наследником. Только так она, сама будучи внебрачным ребенком, сможет вычеркнуть его из претендентов на трон.

* * *

Мария права. В феврале, когда окна покрыты ледяными узорами изнутри и рано темнеет, сэр Эдуард стучится ко мне и заходит с поклоном.

– Ваша светлость, – обращается он, избегая называть меня по девичьему или замужнему титулу.

– Сэр Эдуард?

– Я пришел сообщить о том, что завтра вас вызывают на допрос в Ламбетский дворец, где вас допросит сам архиепископ.

– И о чем он будет меня спрашивать?

– О фальшивом браке, – смущенно отвечает сэр Эдуард тихим голосом.

– Я ничего об этом не знаю, – ледяным тоном говорю я.

В руках у него бумаги с королевской печатью и размашистой подписью Елизаветы.

– Здесь это называют фальшивым браком.

Я улыбаюсь ему, желая, чтобы и сэр Эдуард увидел всю горькую иронию.

– Справедливый предстоит допрос, верно?

Он опускает голову.

– Вашего мужа тоже вызывают, – негромко добавляет он. – Только отправитесь вы по отдельности и не увидите друг друга.

– Передайте, что я люблю его, – прошу я. – И скажите, что я никогда не отрекусь от него, от нашей любви и нашего сына.

– Вашей любви, говорите? – переспрашивает сэр Эдуар.

– От моей любви и нашего брака, – устало добавляю я. – Никто не заставит меня отрицать правду.

* * *

Мэтью Паркер, удостоенный чести получить звание архиепископа Кентерберийского в награду за то, что стал одним из немногих священнослужителей, решившихся поддержать Елизавету, был среди тех, кто возвел на трон мою сестру Джейн, но я не жду, что он отнесется ко мне одобрительно, пренебрегая мнением королевы. Он женился, как только священников освободили от обетов безбрачия, однако сомневаюсь, что Паркер встанет на защиту моего брака. Он был назначен Елизаветой и не подведет ее. В архиепископском Ламбетском дворце я получу не более справедливое отношение, чем на Тайном совете.

А вот жители Лондона на моей стороне. Когда баржа вырывается из ворот, закручивая потоки темной воды, и идет вверх по течению, я вижу людей, которые замирают у берегов и присматриваются к судну. Поверх холодных серых вод до меня доносятся их едва слышные крики.

Для встречи с архиепископом было специально выбрано такое время, чтобы избежать огласки, но нас подгоняет прилив, баржа плывет быстро, с ледяным ветерком, и весть о том, что леди Катерина, молодая жена красавца Неда Сеймура, наконец-то вышла из Тауэра и едет в Ламбет, распространяется еще скорее. Когда гребцы выносят весла плашмя, чтобы поравняться с причалом у дворца, все на коноводном судне толпятся у ближайшего к моей барже борта, а с берега и пристани меня встречают радостными криками.