Я с изумлением осознаю, на какой позор намекает Томас.

– Раньше вы мне такого не рассказывали.

– Мне не следует говорить об этом, а вам – слушать. Моя невеста не станет распространять сплетни.

Я широко улыбаюсь ему.

– Вы очень высокого мнения обо мне, Томас. Главное платежное средство при дворе – это как раз слухи. Вы только что подарили мне целое состояние.

Он кивает.

– О, я знаю столько подробностей. Целыми днями впуская и выпуская людей, я слышу все, просто ни с кем не делюсь.

– Это хорошо. Окажись вы болтуном, меня бы здесь не было.

Томас качает головой.

– И меня тоже.

– Вы не получали никаких сообщений от сэра Уильяма Петре? Не было вестей о моей сестре? – спрашиваю я.

– Мне известно то же, что и вам: она пала духом, а из Петре, старого больного человека, плохой хозяин. Ему приказано не спускать с нее глаз и не тратить на нее денег. Невесело ей там живется.

В мыслях о Катерине, всегда такой радостной и беспечной, а теперь страдающей в этом бедном доме, я склоняю голову и всматриваюсь в красные угольки, будто желая увидеть в них ее счастливое будущее. Печаль сестры давит тяжестью и на мои плечи, я ощущаю ее острые приступы голода и в своем животе.

– Хорошие времена еще настанут, – подбадривает меня Томас. – А что касается нас… почему бы нам не пожениться, хотя бы тайно, и не быть вместе? Хуже вашей сестре и ее детям уже не будет. А королева так занята делами другой правительницы, что вряд ли побеспокоится из-за нас, что думаете?

Его широкое честное лицо кажется таким теплым в свете огня. Мне надоело отказывать Томасу, надоело опасаться и быть несчастной. Я так устала от роли презренной младшей сестры святой из Таэура и мученицы из Ингейтстоуна, что протягиваю ему руку и отвечаю:

– Хорошо. Давайте хотя бы мы будем счастливы.

Дворец Уайтхолл, Лондон.

Лето 1565 года

Я позволяю себе действовать отважно, потому что значимость моего рода при дворе увеличивается, ведь Елизавета все больше возмущается поведением другой кузины – двуличной католички, старой, раздражающей, тщеславной лицемерки Маргариты Дуглас, которая заслужила все эти оскорбления тем, что с разрешения королевы отправила мужа в Шотландию вместе с миловидным сыном, который теперь приближается к престолу Шотландии и готов занять его.

Проведя несколько дней в дурном настроении и разбрасывая злобные замечания, Елизавета приказывает Маргарите Дуглас оставаться в своих комнатах при дворе и ни с кем не видеться. После недели такого жестокого обращения она подписывает указ о ее аресте. На этот раз леди Маргариту не станут держать в красивом уютном доме, а сразу отправят на барже в Тауэр. Она ни в чем не виновата: просто ее красивый сын уехал в Шотландию и отказывается возвращаться. Против Маргариты не выдвинуто никаких обвинений, да и в чем ее обвинять? Она не замышляла измену, не совершила никакого преступления. Ее заточили в Тауэр только с одной целью: испугом заставить сына прибежать обратно к матери. Маргариту держат там как приманку для Генри.

Однако план не срабатывает. Елизавета недооценивает стойкость своих родственников. Моя сестра, разлученная с мужем и сыном, не станет объявлять одного подлецом, а второго бастардом. Маргарита Дуглас, заключенная в Тауэр, не прикажет своему сыну возвращаться и сидеть в камере вместе с ней. Она обустраивается там и ждет хороших вестей из Шотландии. Естественно, Мария Стюарт не позволит будущей свекрови оставаться под арестом, а французские и испанские послы вряд ли разрешат Елизавете подвергать преследованиям известную католичку. Маргарита Дуглас куда крепче своего нежного супруга и легкомысленного сына, и она готова пережить гонения Елизаветы.

* * *

Королеву со всем двором приглашают на одну из величайших свадеб года: женится Генри Ноллис, сын Екатерины Кэри, кузины Елизаветы и старшей дамы ее опочивальни. Она близкая подруга моей неродной бабушки Кэтрин Брэндон, ведь они обе непоколебимые протестантки и бежали в Европу, лишь бы не жить здесь при королеве Марии. Вернулись в одно и то же время, и Елизавета встретила их с распростертыми объятиями. Конечно же, из-за своей религии они восхищаются моей сестрой Джейн, а я всегда чувствую себя маленькой неудачной копией великой протестантской мученицы. Несмотря на их предпочтения, я считаю этих женщин своими подругами, в особенности бабушку Кэтрин Брэндон, герцогиню Саффолк.

Теперь, когда предстоит бракосочетание Генри, сына Екатерины Кэри, с известной своим богатством Маргарет Кейв в Дарем-хаусе, Елизавета заставляет нас в течение нескольких недель демонстрировать ее лучшие наряды, чтобы она могла выбрать самый роскошный и затмить невесту и всех остальных.

Увлечение Елизаветы Марией, королевой Шотландской, переросло в ненависть, поддерживаемую Уильямом Сесилом, который замечает, что Мария больше не может быть наследницей трона Англии – она показала себя своенравной и ненадежной, а также задрала свой хорошенький носик перед Робертом Дадли.

Юный красавчик Генри Стюарт, лорд Дарнли, вызванный на родину, отрицает, что некогда был предан Елизавете, и игнорирует ее призыв к возвращению. Елизавета вне себя от ярости из-за такого непослушания, предательства, но больше всего, по моему мнению, ее злит то, что он предпочел другую. Молодой мужчина выбрал искреннюю любовь красивой двадцатидвухлетней королевы, отказавшись от беспрестанного требовательного тщеславия ее тридцатиоднолетней кузины. Это не удивляет никого, кроме Елизаветы. В бешенстве она клянется, что никогда не назовет наследницей королеву-католичку, и объявляет Маргариту Дуглас, кузину той же веры, своим врагом. Ее муж и сын, по словам Елизаветы, пали ниже, чем изменники.

Я подношу одни расшитые рукава, затем другие. Ей не нравятся ни одни. Откладываю их в сторону и показываю следующую пару. Это может затянуться на весь день. В королевском гардеробе полно богато украшенных платьев, рукавов и верхних юбок. Елизавета заказывает новые каждый сезон, а старые не выбрасывает. Все платья припудривают и, набив лавандой, вешают в льняных мешках, чтобы ткань не проела моль. Решительно настроенная испортить счастье невесты в день свадьбы, королева готова разглядывать сотни своих нарядов. Фрейлинам проще: нам позволяется носить либо черную, либо белую одежду. Только Елизавете позволено сиять красками среди нас, только ею надо восхищаться.

Но меня не волнует, какое она выберет платье и какое прикажет надеть мне, ведь я в этот день буду в другом месте. В день бракосочетания Генри Ноллиса и Маргарет Кейв я тоже выйду замуж, и я скорее уверена в своем счастье, чем в их. Моим супругом станет любимый и хорошо знакомый человек, которому я доверяю; их же брак устроен родителями и одобрен королевой, а Елизавета не дала бы разрешения, знай она, что тут замешана страсть. Весь восторг должен достаться ей, а не какой-либо другой женщине.

Наконец-то королева определилась с рукавами, и теперь очередь другой фрейлины открывать шкатулки с драгоценностями, чтобы Елизавета выбрала ожерелья, цепочки, серьги и броши. Только когда всё разложили для сравнения, только когда мы все подтвердили, что она будет самой роскошно одетой и красивой женщиной, мы начинаем готовить ее к облачению.

Редеющие волосы тщательно начесываются и завязываются в тощий пучок на макушке. Мэри Рэтклифф, фрейлина с самой твердой рукой, подносит горшочек свежеприготовленной смеси свинцовых белил. Елизавета закрывает глаза и сидит ровно, а Мэри старательно наносит белила с уксусом от лба с высоко выщипанными волосами до сосков. Это долгий процесс. Шею, спину и плечи королевы тоже надо покрыть смесью, ведь она выбрала платье с глубоким вырезом, и нельзя, чтобы уродливые шрамы от оспы проглядывали.

Как только щеки Елизаветы высыхают, Томазина становится на табурет и накладывает румяна, а также красит кармином ее тонкие губы. Подходит моя тетя Бесс с коричневым карандашом и рисует изогнутые брови.

– Боже! И на что я иду ради красоты! – восклицает королева, и мы смеемся вместе с ней, словно это очень забавное и разумное дело, а не ежедневная абсурдная задача.

С особой осторожностью Бесс Сен Лу натягивает на седеющие волосы Елизаветы огромный рыжий парик, а та придерживает его у лба, после чего смотрит в зеркало, чтобы убедиться в нужном эффекте.

Она сбрасывает халат, остается сидеть обнаженной, не считая богато расшитой сорочки, и вытягивает ногу для шелковых чулок.

Дороти Стаффорд наклоняется и аккуратно раскатывает чулки до колена Елизаветы, потом затягивает подвязки.

– Вы знаете, какое богатство принесет в семью Маргарет Кейв? – спрашивает у нее королева.

– Леди Екатерина сказала, что она унаследует отцовские земли в Кингсбери в графстве Уорикшир, – отвечает Дороти.

Елизавета гримасничает, словно задумавшись, что сделала бы, окажись она богатой наследницей, а не внебрачной дочерью, которую отвергли ради истинного продолжателя рода. Под нарисованной улыбкой ее лицо угрюмо.

Королева встает, когда фрейлины прижимают корсаж к ее животу, обходят сзади и начинают продевать шнурки в дырочки, туго затягивая. Елизавета хватается за столбик кровати и говорит:

– Туже! Вам всем далеко до Кэт.

Бывшая гувернантка Елизаветы Кэт Эшли сегодня отсутствует, что случается редко. Она слегла в постель с жалобами на одышку и усталость. Королева навещает ее каждое утро, но по-настоящему замечает ее отсутствие лишь во время шнуровки корсажа. Только Кэт умеет тянуть завязки так, что он совершенно плоско ложится на бесплодный живот Елизаветы.

Королева ступает в проем юбки с фижмами, и Дороти Стаффорд поднимает ее по худым бедрам и затягивает на талии, затем прилаживает атласный валик.

– Вам удобно, Ваше Величество? – спрашивает она, и Елизавета строит такое лицо, будто страдает ради блага Англии.

Я ступаю вперед с выбранными рукавами, когда на Елизавету надевают верхнюю юбку. Пока одна из фрейлин завязывает юбку сзади, я подаю рукава, и королева протягивает одну руку, затем другую. Потом она смеется, как всегда, и говорит:

– Леди Бесс, завяжите вы. Леди Мария не достанет.

Я улыбаюсь, как будто не слышала подобное уже сотни раз, и тетя Бесс прилаживает рукава к корсажу, в то время как Дороти помогает облачиться в само платье.

Мы похожи на армию муравьев, пытающихся сдвинуть с места мертвого кролика. Собираемся вокруг нее, вытягиваем буфы на внутренних рукавах через богато расшитые прорези, застегиваем крючки и петельки, расправляем платье поверх юбки с фижмами и валика, чтобы оно высоко сидело на бедрах. Когда мы отходим, Елизавета велит подать обувь, и юная Дженни становится на колени, чтобы завязать банты на лучших туфлях Ее Величества.

Она стоит, пока мы завешиваем ее драгоценностями и аккуратно их закрепляем. Королева хочет надеть накидку поверх всего остального, чтобы отправиться в Дарем-хаус по реке, и мы поправляем чепец на высоком рыжем парике. Елизавета возвышается надо мной, смахивая на чудище, созданное из конского волоса и атласа, морских жемчужин и свинцовых белил. Но это последний день моего страха перед ней. Я пойду за своим сердцем, как моя сестра, пожалуй, как обе сестры, на что ты, Елизавета, никогда не решишься. Слава богу, я такая маленькая, что тебе не приходится наклоняться, чтобы заметить меня. Слава богу, я, не будучи твоей соперницей во внешности и не претендуя на трон, могу выйти замуж за простого человека, как это сделали моя мать и моя неродная бабушка, и спрятаться за его именем. Как и Кэтрин Брэндон, ставшая Кэтрин Берти, я откажусь от великой фамилии Грей и буду зваться Мария Киз.

Елизавета идет к двери своей опочивальни. Мы, фрейлины, должны сразу последовать за ней, не глядя на собственные отражения и не поправляя нарядов. Согласно статусу я иду прямо за королевой. В отсутствие опозоренной Маргариты Дуглас я первая при дворе. И я ускользну, когда все будут садиться на баржу.

Мы идем через сад к пристани, где сталкиваемся с отцом невесты, который увлечен серьезным спором с новым испанским послом по имени дон Диего Гусман де Силва. Заметив Елизавету, они расходятся в стороны, и сэр Амброз Кейв объясняет, что перед свадьбой он обедал с французским послом, который теперь отказывается уходить. Не желает уступать испанскому. Елизавете нельзя вступать в дипломатические пререкания, особенно сейчас, когда всем известно, что Франция и Испания соревнуются друг с другом за поддержку королевы Шотландии в ее борьбе против любящей кузины из Англии.