На мгновение я представляю, что сейчас Елизавета снова выйдет из себя, и никто не поедет на свадьбу, и мне придется сообщить Томасу, что и наше бракосочетание отменяется. Однако я вдруг замечаю его голову и плечи, возвышающиеся над всеми остальными мужчинами при дворе, – он стоит у ворот сада, желая убедиться, что королева в целости и сохранности попала на свою баржу. Теплый взгляд его темных глаз замирает на мне и движется дальше, не выражая каких-либо эмоций. Как же хорошо, что Томас все знает и понимает, что не станет устраивать сцену из-за гнева и разочарования, как эти глупые послы.

Решение проблемы поручают Уильяму Сесилу. Вместе с сэром Николасом Трокмортоном, королевским послом в Шотландии, он отправляется в Дарем-хаус, чтобы расчистить дорогу Елизавете. Мой Томас идет с ними. Он придерживает ворота и с безмолвным почтением следует за этими великими мужчинами.

Королева на удивление терпелива. По ее поведению ясно, что она не намерена пропускать свадьбу Генри Ноллиса. Она хочет попасть туда и делает все возможное, чтобы ей не помешали. Елизавета садится, кто-то приводит музыкантов, которые выскакивали из дворца, считая, что их работа на сегодня окончена, и теперь они играют для нее, а придворные стоят вокруг и беседуют, тревожные, будто лошади в ожидании поездки, – вдруг настрой королевы изменится. Не прошло и полчаса, как ворота в сад открываются и Томас пропускает вперед улыбающихся сэра Уильяма и сэра Николаса.

– Прошу, садитесь на вашу баржу, – зовет Уильям Сесил королеву. – Французский посол сделал нам всем одолжение и покинул дворец, так что вы можете отправляться на свадьбу.

Для меня все складывается как нельзя лучше. После промедления все будут спешить и не заметят моего отсутствия.

Я касаюсь руки Мэри Рэтклифф.

– Я не могу пойти. Так болит живот, что в часовне я не продержусь.

– Не попросишь ее разрешения?

– Ей все равно, – уверенно говорю я. – Не стану бегать за ней и задерживать еще больше. Если спросит, скажи, что я заболела и умоляла извинить меня.

Двор спускается к пристани, слышны крики гребцов, вскидывающих весла.

– Иди, не задерживай ее!

Мэри убегает, и я остаюсь в опустевшем саду. Возвращаюсь во дворец и, повинуясь порыву, прохожу через покои королевы в ее спальню. Страшно хочется покопаться в ее вещах. Они здесь повсюду – красивые горшочки и румяна на столе, шкатулки с драгоценностями, ленты и кружева, словно игрушки в переполненной детской избалованного ребенка. Скоро придут слуги, чтобы убрать все на свои места и навести порядок, но пока что мне никто не мешает. Я беру горшочек из-под свинцовых белил и намазываю немного под глазами. Затем сразу стираю. С таким ярко-белым цветом я похожа на актрису из театра масок. Грим не украшает мое лицо, у меня нет оспин или морщин, которые нужно прятать.

Я снимаю чепец, распускаю волосы и аккуратно провожу по ним расческой королевы с золотистой ручкой. Щетинки скользят сквозь мои светлые волосы, и те струятся по плечам. Откладываю расческу и заплетаю косу, прикалывая ее вокруг головы собственными шпильками, чтобы сверху можно было надеть чепец. Думая о том, что сегодня вечером Томас Киз снимет с меня этот чепец и распустит мои волосы, я брызгаю на них немного розового масла, которое Елизавета держит на столе. Вдыхаю теплый сладкий аромат.

Я убираю свои светлые волоски из ее расчески, где они сияют среди тонких седых клочков, и кладу обратно именно туда, где ее оставила фрейлина. Наношу чуть-чуть кармина на губы и любуюсь результатом, затем добавляю румян на щеки. Беру карандаш Елизаветы и крашу брови, как она. Получается слишком ярко, и я стираю все тыльной стороной ладони. Чувствую себя непослушной девочкой, устроившей игру за туалетным столиком богатой матери.

Судя по тишине, весь двор отправился в Дарем-хаус; я встаю из-за стола и улыбаюсь себе в серебряном зеркале. По комнате разложены шкатулки с королевскими украшениями, но мне не приходит в голову украсть что-либо. Я сестра Джейн Грей. Я сестра Катерины Грей, истинной наследницы всего во дворце. Все это принадлежит нам, и я не сомневаюсь, что однажды буду находиться здесь по праву.

* * *

Я пригласила отужинать со мной трех родственниц: Маргарет Уиллоуби, мою любимую кузину, и двух дочерей леди Стаффорд. Им я могу доверить свой секрет, но не стану подвергать их риску, приглашая в свидетельницы. Вместо этого посылаю за служанкой, которая и сама отсутствовала при дворе по случаю своего праздника, и она взволнованно прибегает ко мне, спрашивая, чего я хочу. Я прошу ее подождать, и тогда она сама увидит. Затем раздается стук в дверь, и служанка спешит открыть ее, а там во весь проем, склонив голову под перемычкой, стоит мой любимый, любовь моей жизни.

– Девять, – говорит он, и часы бьют, подтверждая его пунктуальность. – Готова, дорогая?

Я встаю и подаю ему руку.

– Готова.

– Уверена? – ласково спрашивает Томас. – Никаких сомнений?

Я улыбаюсь ему. Мне не нужны румяна, я и так краснею, переполненная страстью.

– Уверена, – отвечаю я. – Я так давно люблю тебя, Томас. Я с гордостью стану твоей женой.

Он склоняет голову, берет мою ладонь, и вместе с тремя подругами и юной служанкой Фрэнсис мы идем через опустевший дворец к комнатам Томаса над водными воротами.

Там полно народу: пришел его брат и несколько приятелей. Томас нанял священника, который ждет с открытым молитвенником. Я обращаюсь к подружкам невесты:

– Идите и стойте снаружи. Если кто-то спросит, вы скажете, что не были свидетельницами, а просто ждали у двери.

Мы все нервничаем. Подруги со смехом выходят, и я тоже хихикаю. Поворачиваюсь к Томасу и осознаю серьезность предстоящего поступка.

– А ты уверен? – интересуюсь я. – Ведь королева рассорилась со всеми другими наследниками. Из всей ее родни при дворе осталась только я. Она может принять нас в семью, а может и возненавидеть. Она либо обрадуется тому, что я потеряла свою великую фамилию, либо впадет в гнев из-за моего счастья. С ней не угадаешь.

– Я уверен, – отвечает Томас. – Что бы ни случилось, я все равно хочу жениться на тебе.

– Тогда начнем, – объявляет священник.

Он зачитывает слова венчальной службы, которые я никогда не ожидала услышать в качестве невесты. Подает молитвенник Томасу, и тот кладет на него золотое обручальное кольцо, небольшое, как раз для моего пальца, и мы клянемся любить друг друга и оставаться верными мужем и женой, пока смерть не разлучит нас.

Конечно, я думаю о сестре. Она не взяла меня свидетельницей на свою свадьбу, потому что хотела защитить меня, как я сейчас защищаю своих родственниц, оставив их за дверью. Но из свидетельств по делу о ее браке и из допроса ее супруга я знаю, что в спальне Неда их ждали угощения и вино, что Джейни Сеймур была их единственной свидетельницей и что, как только священник ушел, они легли в постель, уснули, а затем впопыхах одевали друг друга, ведь Катерина спешила вернуться ко двору. Знаю, насколько сильной была ее любовь, – ничто не помешало бы сестре выйти за Неда замуж. Знаю, чего это ей стоило, и понимаю, что избрала тот же путь – сочетаться браком по любви, жить полной жизнью и быть готовой к злобной реакции Елизаветы. Потому что я не стану учиться умирать или радоваться жизни только наполовину. Я хочу быть женой и, возможно, матерью. Мое желание видеть Томаса супругом сильнее, чем желание выжить при этом скучном, полном упадка дворе. Мне двадцать лет. Я готова жить. Я хочу любви, хочу настоящей жизни, хочу мужа.

* * *

Мы ужинаем вместе, семья Томаса и мои родственники. Он с гордостью представляет своего сына от первого брака, и я приветствую его как новая мать. Томас знакомит меня с братом и лучшим другом, который настоял на том, чтобы выступить свидетелем, и еще одним старым приятелем, служащим епископу Глостерскому. Они испытывают легкий благоговейный страх передо мной и моими кузинами, но благодаря тесноте помещения, где мы разделяем тайную церемонию, и ужину с вином застенчивость проходит, тем более при Томасе, таком уверенном, сердечном и почтительном, никто не чувствует себя неловко. Вскоре мы начинаем оживленно болтать, смеяться и то и дело шикать друг на друга, хотя двор далеко и празднует более грандиозную свадьбу, где, правда, не так много любви, как у нас.

Лучший друг Томаса обращается ко мне.

– Никогда не видел его таким счастливым. И не думал, что увижу после смерти первой жены. Я так рад за него. Вы его осчастливили.

Его сын добавляет:

– Мы все так довольны, что отец снова счастлив.

Томас говорит:

– Ты моя.

Помня о времени и возможном возвращении королевы, они уходят вскоре после того, как поужинали и выпили за наше здоровье. Томас выводит их через свои ворота, и его караульные удивлены тем, что он не сторожит вход до приезда Елизаветы.

– Не сегодня, – тихо отвечает он, и никто не задает ему лишних вопросов.

Пока он отводит своих гостей через главные ворота и моих родственниц обратно в их покои, я запираю дверь и раздеваюсь. Не знаю, оставить ли сорочку или снять. Я принесла очень красивую ночную рубашку специально для этой ночи, но теперь не уверена, сесть в ней у огня или же залезть нагой в постель. Смеюсь над собственными переживаниями – нашла о чем волноваться, когда вышла замуж за любимого человека без позволения известной своей завистью королевы. И все же это моя брачная ночь. Для меня естественно беспокоиться из-за таких вещей. Я хочу угодить ему. Хочу, чтобы у него перехватило дыхание, когда он увидит меня в расшитом шелке около камина или полуголой в его постели. Хочу, чтобы мы радовали друг друга.

Я наполовину залезла в кровать, когда он дергает дверь, так что мне приходится накинуть мою красивую вишнево-красную шелковую сорочку. Спешу впустить Томаса и в итоге встречаю его не в распутной позе в постели и не в величественной у огня – я раскраснелась, встревожена и не готова.

У него поднос с вином и маленькими пирожными.

– Больше никакой еды!

– Я мужчина крупный, – с улыбкой отзывается он. – Мне нужно поддерживать силы.

– Ты нравишься мне таким, какой есть. Видит Бог, ты подошел бы мне любым. Даже ослабшим от голода.

– Попробуй, – просит он, и это оказывается невероятно сладкое миндальное пирожное с собственной кухни королевы, приготовленное для нас в качестве любезности одним из ее искусных поваров.

– Бесподобно, – говорю я с полным ртом. – Знает ли повар, по какому это поводу?

– Я сказал, что ужинаю с самой красивой девушкой на свете, – отвечает Томас. – Вот он и предложил испечь что-нибудь для нее.

Отпиваю вино. Томас смотрит на меня.

– Мне лечь в постель и ждать тебя? – нежно спрашивает он. – Все будет, как ты скажешь.

Я понимаю, что зря переживала. Зря набиралась смелости. Зря пугала саму себя, ведь рядом мужчина, который действительно меня любит. А я люблю его. Неважно, что выйдет из этого брака, мы встретим любой исход вместе, с настоящей любовью.

– Я иду.

Развязываю пояс сорочки и смело сбрасываю ее на пол. Томас рассматривает мою круглую грудь, тонкую талию, немного скрученную спину, из-за которой одно плечо сильнее выпирает вперед. Не считая этого, я безупречна, красавица в миниатюре. Я трясу головой, и пахнущие розами волосы падают вперед, скрывая мое краснеющее лицо.

– Иди ко мне немедленно. – Он снимает бриджи с рубашкой и протягивает ко мне руки. Поднимает меня, обнаженную, на высокую широкую кровать. Залезает в постель следом за мной, подкатывается ко мне и прижимает к своей необъятной груди. – Моя дорогая, – ласково говорит Томас. – Любовь моя.

* * *

Я не остаюсь с мужем на всю ночь. К моменту возвращения двора я уже в своих комнатах, где мои фрейлины раздевают меня и укладывают, не подозревая, что я сама только что вернулась. Служанка Фрэнсис снимает с меня обувь без каких-либо эмоций. Думала, что буду лежать без сна от радости, но едва голова касается подушки, я засыпаю и открываю глаза лишь в тот момент, когда приносят дрова, чтобы разжечь огонь.

Утром настает мой черед прислуживать Елизавете, так что после умывания я одеваюсь и спешу в королевские покои, и на бегу вдруг понимаю: он любит меня. Прошлой ночью он обнимал меня, как мужчина, утонувший в глубочайшей любви. Он женился на мне. Он любит меня. Я его супруга.

Эти слова весь день песней крутятся у меня в голове. Пока Елизавета встречает послов, ездит верхом с Робертом Дадли, проголодавшейся возвращается к завтраку, флиртует с испанским послом в надежде убедить его, что она всерьез помышляет о замужестве, а потом, выиграв деньги в карты, ведет придворных к ужину, я думаю лишь об одном: он меня любит. Прошлой ночью он обнимал меня, как мужчина, полный глубочайшей любви. Он женился на мне. Он любит меня. Я его супруга.