Филиппа Грегори - Последняя из рода Тюдор

– Дела обстоят именно таким образом, – весомо объявила леди Дадли. – И она обо всем узнает уже после смерти короля.

Внезапно я холодею от мысли о том, что становлюсь участницей государственной измены. Да сами разговоры о смерти короля – уже измена. А как назвать то, что мы здесь говорим, оспаривая наследное право принцессы королевской крови?

– Пожалуй, мне стоит поехать домой, – осторожно произношу я.

– Ты останешься здесь, – огрызается она. – Хватит уже бегать к своей мамаше.

Я с упреком смотрю на своего мужа, которому явно не приходилось бегать к своей мамаше. Просто потому, что он никогда не отходил от нее дальше чем на шаг.

– Ты должна быть здесь, чтобы мой муж мог быстро доставить тебя в Тауэр, – решила пояснить она.

Я тихо вскрикиваю. Последний известный мне человек, которого ее муж сопровождал в Тауэр, закончил жизнь на плахе. Это был Эдуард Сеймур.

– Да нет же, глупая, – с раздражением бросает она. – Ты должна будешь прибыть в Тауэр в связи со смертью короля. Надо, чтобы тебя там видели в этот момент. Мой муж хочет присматривать за тобой, чтобы тебе ничего не угрожало.

Она говорила слишком невероятные вещи и слишком немыслимые, чтобы я даже попыталась в них поверить. Я точно знаю, что ни мать, ни отец никогда не позволят мне появиться в Тауэре в сопровождении Джона Дадли.

– Я еду домой, – твердо заявляю я и направляюсь к двери. Моя баржа ожидает меня у причала, а моя свита – в приемных покоях. И никто не посмеет помешать мне отправиться домой, с новостями о том, что Дадли лишились рассудка и считают, что могут изменить очередность престолонаследия. Мало того, они хотят отвезти меня в Тауэр!

– Останови ее, – велит леди Дадли своему отпрыску.

Тот делает шаг вперед и хватает меня за запястье.

– Отпусти немедленно! – шиплю я, тут же развернувшись к нему.

На его лице появляется гримаса, словно бы котенок Катерины неожиданно превратился в хищного зверя и расцарапал ему лицо, и он тут же меня отпускает. Я же не упускаю этого шанса и опрометью бросаюсь вон из комнаты, а затем с топотом бегу по настилу пристани.

– Отдать концы! – запыхавшись, произношу я и начинаю счастливо смеяться. Я свободна.

Я осознаю, что мать пребывает в ярости, еще до того, как успеваю войти в покои и хотя бы предпринять попытку объяснить ей, как со мной плохо обошлась леди Дадли. Мать металась по своим покоям под взглядом молча наблюдавшего за ней отца, который просто сидел за столом. Его руки с переплетенными пальцами лежали поверх бумаг, а на лице застыло настороженное выражение.

– Судя по всему, тебе все уже рассказали.

– Леди Дадли сказала, – тихо отвечаю я. – Но я не понимаю. Я приехала, как только узнала, отец.

– Скажи ей! – повелевает мать. – Расскажи ей о том, что сделал Джон Дадли и с чем вы все согласились!

– Королю и всем нам стало ясно, что он не доживет до рождения его собственных детей, – мрачно произнес отец. – Его доктора сомневаются, что он дотянет хотя бы до рождения твоего сына.

– А с отстранением от наследования принцесс Марии и Елизаветы следующей наследницей становлюсь я! – громко объявляет мать.

– Доктора говорят, что ему остались не месяцы, а недели.

– Господь всемогущий! Так скоро? – вырывается у меня.

– Дело о моем праве на корону должно вообще решиться в течение недель, а не месяцев, – рявкает мать.

– Однако король был полон решимости выбрать наследника мужского пола, – продолжил отец, повышая голос, чтобы его было слышно. – Поэтому он счел нужным игнорировать право на наследование твоей матери из соображений блага для государства в пользу следующего поколения. То есть тебя и твоих сестер и поколения после вас. Речь идет о твоем сыне, Джейн.

– Но ты сказал…

– Так что следующей королевой он назвал тебя, чтобы рожденный тобой сын стал новым королем. Поскольку он не может назвать наследником еще не рожденного мальчика, он назвал наследницей тебя.

– Обойдя меня! Просто отбросив меня в сторону! И они ожидают от меня согласия! Они просто пошли к королю и лишили меня права наследования!

– А что еще мы могли сделать в этой ситуации? – спокойно отозвался отец. – Я был настойчив в защите твоих прав, но это было решение самого короля: так он сможет гарантировать пришествие правителя своей крови за одно поколение.

– Да так он возвел на трон внука Джона Дадли! – мать буквально разрывалась на части от ярости. – Это единственная причина, по которой этот проходимец взял на себя труд добиться от Совета такой единогласной поддержки желаний короля! Да он с самого начала это планировал: Джейн коронуют вместо меня, рядом с ней окажется Гилфорд Дадли, и все Дадли станут герцогами королевской крови! В то время как я, дочь королевы Франции и племянница короля Англии, останусь ни с чем! И ты мне еще говоришь, что я должна на это согласиться!

Отец молча смотрел на мать.

– Никто не сомневается в твоих правах крови, – ответил он наконец. – И только они склонили выбор короля на сторону Джейн. Твои права просто переходят к ней, а ты становишься королевой-матерью, второй по значимости и влиянию женщиной при дворе.

– Я хочу помолиться и спросить волю Господа в этой ситуации, – говорю я. – Это решение просто не может быть правильным. У короля есть родные сестры.

– Король уже помолился об обретении мудрости в этом вопросе. И все мы тоже, – сказал отец. – И Господь ответил ему, что только так он может короновать мальчика королевской крови Тюдоров.

– И родить его должна я? – спросила я, думая о таких болезненных попытках Гилфорда. – Именно я должна зачать наследника Тюдоров и родить именно мальчика, несмотря на то, что эта задача оказалась не по силам пятерым королевским женам?

– Если на то есть Божья воля, то это непременно случится, – напомнил мне отец. – А ты станешь главой английской церкви. Подумай об этом, Джейн. Просто подумай.

И я ухожу, чтобы помолиться. Моя младшая сестра Мария находит меня в часовне, коленопреклоненной, смотрящей прямо перед собой ничего не видящим взглядом на белую стену, перед которой стоял пустой алтарь. На побеленных стенах вокруг нас словно призрачные стены проступают образы святых на некогда ярких фресках. Когда эту часовню строили, людям нужны были такие картинки, потому что Библий у верующих тогда еще не было и им было запрещено обращаться к Богу в молитвах напрямую. И я должна сделать все, что в моих силах, чтобы спасти мое королевство от сползания обратно в те времена, когда люди была в полном подчинении у далекого Папы Римского, а людьми правила королева-католичка, потчевавшая ничего не понимавших людей сплошной ложью.

– За тобой послала герцогиня Нортумберленд, твоя свекровь, – прошептала Мария. Она стояла позади меня, коленопреклоненной, и ее голова была на одном уровне с моей. – Она прислала одну из своих фрейлин к нашей матери с распоряжением тебе вернуться в их дом. Она сказала, что ты была непокорна и что, если в нужный момент ты не окажешься в их распоряжении, в этом будем виноваты все мы.

Я поднимаю голову, но из упрямства не двигаюсь с места.

– Я никуда не поеду.

– Наша мать тоже сказала, что ты не хочешь никуда ехать и что тебе можно остаться в нашем доме. На что герцогиня сказала, что в таком случае оставит Гилфорда в родительском доме, а ты будешь объявлена непокорной женой и они от тебя откажутся.

Я поднимаю глаза на свою маленькую сестрицу.

– Я должна повиноваться мужу. Потому что я дала обет быть его женой, – вымученно произнесла я.

Глаза Марии казались огромными на ее бледном личике.

– Наша мать сказала то же самое.

– Так она тоже хочет, чтобы я вернулась?

– У тебя нет выбора, – кивает она. – И мать говорит, что она тоже этого желает.

Я поднимаюсь на ноги. Меня охватывает ощущение усталости и бессилия, словно это я, а не мой кузен, король, борюсь за свою жизнь с болезнью, в то время как все остальные за моей спиной заняты борьбой за власть.

– Тогда мне придется ехать, – говорю я. – И одному Богу известно, что случится дальше.

Пока я плыву на барже обратно к дому Дадли, на меня накатывает тошнота. На пристани я вижу высокую фигуру ожидающего меня мужа. Когда баржа подходит к причалу и останавливается, мягко покачиваясь на воде, он слегка мне кланяется. Когда слуги бросают сходни и пришвартовывают судно, он протягивает мне руку, чтобы помочь сойти на берег.

Я бросаю взгляд на окна их дома, выходящие на сад и реку, словно ощущая их внимательные и недовольные взоры.

– Да, это отец послал меня сюда, чтобы я встретил тебя, – говорит он. – И теперь он наблюдает за нами из окна. Он желает видеть тебя в своем кабинете незамедлительно.

– Мне нездоровится. Я заболела, – говорю я.

– Это тебе ничем не поможет, – равнодушно отвечает он. – Он вернулся домой из Вестминстера сразу, как узнал о твоем побеге в Саффолк. Ты отправилась туда вопреки его распоряжениям, требованию моей матери и моему приказу.

– Я действительно плохо себя чувствую, – говорю я ему. – Мне нужно подняться в мои покои. Я не могу ни с кем видеться сейчас. Попроси своего отца меня извинить, скажи, что мне надо прилечь.

– Я скажу матери, – отзывается он. – Но она, скорее всего, придет за тобой сама, чтобы отвести к нему силой. – Тут он замолчал, а потом заговорил иначе, словно один несчастный ребенок предупреждающий другого: – У тебя не выйдет просто запереться. У твоей двери нет замка. А если ты ляжешь в постель, она просто вытащит тебя оттуда.

– Не станет же она меня бить, – мрачно пошутила я.

– Ну почему не станет. Вполне может.

А потом он отворачивается от меня и уходит, оставив меня в саду одну, в окружении фрейлин, где я и стою, пока одна из них не подходит ко мне, чтобы взять под руку и проводить в мои покои.

Как Гилфорд и предсказывал, не прошло и пары мгновений, как дверь в мои комнаты открылась и вошла леди Дадли, без стука, чтобы нависнуть надо мной с алчным выражением на лице.

– Ты испытываешь недомогания по утрам, перед утренней службой? – спрашивает она меня.

– Да, – отвечаю я, пытаясь сесть на кровати, но, к моему удивлению, она удерживает меня на подушках.

– Нет, лежи, отдыхай. У тебя кружится голова?

– Да.

– А грудь болит?

Я нахожу этот вопрос слишком личным для свекрови, никогда до этого не проявлявшей интереса к невестке, и просто заливаюсь румянцем, оставляя его без ответа.

– Когда ты ожидаешь наступление своего женского недомогания?

Я не знаю, как ей ответить. Иногда эти недомогания приходят позже, чем я их жду, или даже через раз.

– Кажется, на этой неделе. Или должны были быть на прошлой.

С ее жестким лицом внезапно происходят странные метаморфозы. Оно начинает дрожать, и я понимаю, что эта женщина чем-то растрогана. Она берет меня за руку.

– Ты будешь отдыхать, – говорит она с неожиданной мягкостью. – Отдохни, дорогая.

Со двора сквозь окна доносится лязг амуниции: это всадники Дадли прибыли в распоряжение хозяина и криком подзывают конюхов и оруженосцев. Этот шум эхом отдается в моей голове, и я отворачиваюсь от окна.

– Можешь отправиться в особняк в Челси и отдохнуть там, – предлагает она. – Тебе же там нравится, да?

Я жила там с королевой Екатериной, когда она только овдовела и занималась написанием своей книги. Больше всего на свете я люблю это место.

– Мне там очень нравится, – говорю я. – Но мне показалось, что ваш муж требует, чтобы я находилась здесь.

– О, нет, нет, нет, ты можешь отправляться туда, пока мы здесь будем ждать известий, – она с улыбкой похлопывает мою холодную руку. – Гилфорд может там тебя навещать, а мой муж будет извещать тебя обо всех событиях. Можешь взять с собой своих фрейлин. – Никогда раньше она не была со мной так нежна. – Там ты сможешь побыть в тишине и покое, только ешь хорошо. У меня было тринадцать детей, – поведала она мне. – Я все об этом знаю.

Неужели эта безумная женщина считает, что я понесла? Что я беременна ее внуком? Ну что же, что бы ни было у нее на уме, я не стану с ней спорить, особенно сейчас, когда она собирается отправить меня в Челси без Гилфорда.