Наталья Шатрова - Последняя любовь Аскольда

– Но мы ничего не брали, за нами нет никакой вины!

Добрята не стал слушать оправданий, повернулся и заспешил обратно в усадьбу, даже не попрощавшись. Обида мучительной болью отозвалась в сердце Ярины. Она считала Добряту честным и надежным человеком, а он предал ее.

Ярина с яростью сорвала с шеи бусы и швырнула их в спину жениха.

– Забирай свой поганый подарок!

Добрята даже не обернулся.

– Ярина, успокойся! – Дар схватил ее за руку. – Пойдем отсюда, а то скоро все проснутся.

Солнце взошло, когда они миновали городскую окраину и вышли на пыльную дорогу. Она уходила вдаль, петляя среди бесконечных нив, пастбищ и лугов, и терялась в лесу у самого горизонта.

В Чернигов спешили первые путники. Никто не обращал внимания на девушку и парня, стремящихся уйти как можно дальше от злополучного города.

Не передать словами, сколько страху натерпелись Ярина и Дар, убегая от возможной погони, прячась от любого всадника, замеченного издалека, пока не нашли приют в маленькой глухой веси к северу от Чернигова, с убогими избами, но доброжелательными людьми, давшими им кров и пищу за помощь в поле и в хлеву.

Лето пронеслось быстро. На деревьях незаметно пожелтели листочки. Задули холодные ветры. Постепенно Ярина и Дар почувствовали отчуждение и холодность в хозяйском отношении: лишние рты зимой были нежелательны. Напрямую выгнать хозяева их не могли, стыдясь прослыть негостеприимными, а еще хуже – жадными. Но ребятам и самим стало противно поедать задаром чужой хлеб, ведь полевые работы закончились, а с домашними делами хозяева справлялись сами.

Осень навевала грустные мысли. Дар с Яриной всерьез задумались о том, что пора покинуть добрых людей и отправляться в далекий Киев, чтобы увидеть Веселина, рассказать ему о последних днях жизни старшей сестры, о его ребенке, появиться на свет которому помешали лихие люди.

Брат с сестрой, не мешкая, собрались в дорогу, пока стояла благоприятная погода и дороги не размыло дождями. Хозяева, как водится, на людях отговаривали, а сами всунули им в руки котомки со снедью и накинули на плечи потрепанные кожухи (зима все ж грядет), которые до этого валялись на сеновале вместо подстилки. Сердобольная хозяйка аж всплакнула на прощанье и долго махала вслед.

Пока стояла сухая погода, Ярина и Дар шли ходко, ночуя в стогах сена или в заброшенных сараях, а если везло, то в лесных теплых избушках охотников, бортников, заготовителей коры.

Под Оргощем, расположенным как раз на полпути между Черниговом и Любечем, их застал в дороге дождь. Ребята еле передвигались, обходя рытвины с лужами и очищая лапти от грязи. Промозглый ветер сквозь ветхие мокрые кожухи пронизывал до костей. Вокруг, как назло, пустынное место – ни деревца, ни избушки, ни стожка.

Еле-еле Дар и Ярина доплелись до постоялого двора при дороге. Во дворе стояли привязанные кони. Из избы раздавались пьяные крики и смех. Вопреки правилам: не останавливаться в заведениях – платить нечем, – они решили попроситься посушиться и переждать непогоду.

У колодца спиной к ним пил воду воин, крепко обхватив огромную деревянную бадью обеими руками. Узорная красная рубаха, добротные порты, кожаные сапоги, тяжелая накидка, подбитая куньим мехом, и меч на боку выдавали в нем знатного человека.

Дар и Ярина незаметно проскользнули мимо и юркнули в тесную полутемную избу, сразу попав в водоворот гвалта и спертого хмельного запаха. Воины, сидящие за длинным столом, не обратили на них внимания, продолжая смачно есть и пить. Зато их увидел дородный мужик средних лет, нахмурился, признав бедных странников.

– Чего надо? – грубо окликнул он.

– Нам согреться чуток у огня, – произнес Дар.

– Идите, куда шли. У меня не приют для нищих. Да и места в избе нет, не видите, что ли? Шагайте, шагайте отсюда…

Кто-то вошел следом за ребятами и, услышав последние слова хозяина, строго произнес:

– Ну, чего расшумелся? Забыл о гостеприимстве? Подай-ка им поесть, да пусть согреются. Убудет, что ли, от тебя?

Дар и Ярина невольно вздрогнули и обернулись на знакомый голос. Последнее сомнение покинуло их, едва они увидели вошедшего – князь Бажан! Это он стоял у колодца. И если бы они узнали его раньше, то бежали бы отсюда без оглядки.

Князь тоже что-то почувствовал, нахмурился, вспоминая, но сразу признать в нищих странниках воришек, виденных мельком в Чернигове, не смог. Он тряхнул рыжими волосами, будто отгоняя непрошеные мысли-воспоминания, в ухе блеснула золотая сережка в виде свернутой змейки, и улыбнулся, обнажив ряд крепких зубов:

– Идите к столу, князь Оргощский вас угощает.

Князь снова, уже внимательнее, оглядел съежившуюся фигурку Ярины. Она потуже затянула плат на голове, потупила взор. Сердце застучало, готовое от страха и смущения выпрыгнуть из груди. Дару не понравился бесцеремонный взгляд знатного воина, но смолчал. Похоже, князь не узнал их, и вроде никто обижать их не собирался.

Хозяин постоялого двора так и рассыпался в любезности перед князем, быстро усадил его во главе стола, крикнул жену. Вмиг мужчине принесли дымящуюся похлебку, вареное мясо и кувшин с хмельным медом.

Дару и Ярине место нашлось в конце стола. Перед ними поставили на двоих одну миску с кашей.

Некоторое время все молча ели. Затем поднялся один из воинов, толстый, неповоротливый, поднял рог и, обращаясь к мужчине во главе стола, провозгласил:

– Князь, не пора ли нам выпить за удачно начавшуюся охоту?!

Рыжий воин благосклонно склонил голову в знак согласия и первым выпил из своего кубка. За ним последовали и остальные.

Ярина как ни старалась прятать глаза, но не удержалась, взглянула на Бажана и неожиданно встретилась с ним взглядом. Мужчина заговорщицки подмигнул ей. Ярина поспешно опустила глаза. Сердце гулко забилось: неужели узнал?

Дар снова заметил княжеское подмигивание и теперь уже не на шутку испугался. В отличие от сестры он подумал другое: еще один «зборк» свалился на голову, познатнее, но с теми же наглыми выходками. Неужели придется сматываться, не обсохнув и не согревшись?

Дар подтолкнул девушку локтем в бок:

– Наелась? Тогда пойдем от греха подальше. Не нравится мне этот князь. Как бы он нас в Чернигов не отправил к своему другу Черному. А хуже всего, если тебе, Ярина, за кашу собой расплачиваться придется…

Девушка поднялась нехотя: тепло уже полностью охватило ее, сковало движения, предательски клонило в сон.

Князь с удивлением смотрел, как странники пробираются к выходу, и вдруг он приподнялся, в глазах мелькнуло прозрение.

– Стойте! – рявкнул он.

Дар и Ярина вылетели во двор и со всех ног бросились бежать.

На землю уже спускалась осенняя ранняя темень. Дорога еле просматривалась. Устав от бега по скользкой грязи, брат и сестра остановились, оглянулись на еле видные тусклые огоньки постоялого двора. Оттуда не доносилось ни звука.

Дар и Ярина, отдышавшись, побрели не спеша по дороге, утопая в грязи, то и дело прислушиваясь, не раздастся ли звук погони, и с тоской думая о новом пристанище.

В один из сумрачных дней Дар и Ярина добрались до устья Десны, впадающей в Днепр. С утра моросил дождик. За сплошной серой завесой, повисшей над рекой, еле просматривался ряд приземистых изб на противоположном берегу. Поскольку в последней веси, попавшейся ребятам на пути, сказали, что Киев за Днепром, они решили – вот великий город, рукой подать, только реку переплыть. Но сколько ни кликали они, надрывая горло, перевозчика, он не появился.

Из старой покосившейся развалюхи, стоявшей на берегу, вышел грязный нечесаный мужик.

– Ну, чего горлопаните тут? – набросился он на ребят. – Неделя[19] сегодня. Не приедет перевоз, сколь ни орите. Я сам с утра здесь сижу, а перевозчик небось пьяный валяется где под забором.

Мужик с досады махнул рукой и скрылся в лачуге. Прошли в нее и брат с сестрой. Лачуга предназначалась для путников, ждущих перевоза, и стояла на этом месте с незапамятных времен, успев с годами почернеть и прогнить от дождей и снегов. Внутри было тесно и сумрачно, но тепло. Пахло пылью, плесенью и мышами. Около стен кто-то заботливо постелил свежую солому. Ярина и Дар тут же зарылись в нее.

При ранних сумерках не спалось. Дождь монотонно шелестел за стеной. Между Даром и мужиком завязался неторопливый разговор. Мужик оказался словоохотливым и дотошливым одновременно – и сам много болтал, и все выпытывал, кто они и откуда.

Дар нехотя рассказал давно придуманную полубыль о нападении печенегов на весь, про гибель всех родных и про Киев с родственниками. История до того въелась в него, что он сам потихоньку стал в нее верить, тем более что половина рассказа была действительно правдой.

– Да, – удовлетворился мужик рассказом, – эти твари-печенеги на славянские земли недавно стали нападать, но киевские князья Аскольд и Дир кого хочешь одолеют и их тоже побили видимо-невидимо лет пять назад. Но это еще что! Слыхали ли вы, как наши князья на Царьград ходили?

– Да знаем мы, – отмахнулся Дар, но мужик, похоже, сел на любимого конька, не остановишь.

– А знаете ли вы, что киевские князья не полянского[20] рода будут, а самые настоящие варяги. Вроде бы пришли они из Новгорода, не поделив там что-то с варяжским князем Рюриком. Плыли Аскольд и Дир на двухстах ладьях по Днепру, увидели город – богатый и красивый – и решили захватить его. С тех пор и правят Киевом. Но на этом они не остановились, надумали пойти в поход на Царьград, что за синим морем находится. Кликнули они клич по всем славянским землям: «Кто желает идти за море? Сбирайся в Киев-град!» – и вскоре собрали войско. Сели все на ладьи и прибыли к Царьграду. Только неудача вышла! Вынесли якобы жители осажденного города ризу какой-то их богини, опустили в море, и разыгралось оно по-страшному, разметало ладьи. Лишь малая часть домой возвернулась. Однако тамошний царь испугался и с тех пор шлет в Киев послов и гостей славянских привечает. Вот так-то! А вы говорите: «Знаем!» – пренебрежительно закончил мужик.

Дар, терпеливо выслушав рассказ, в долгу не остался:

– Да про этот поход мы более твоего слыхали! Наш отец на Царьград ходил и нашу матушку оттуда привез.

– То-то я смотрю – сестрица твоя не наших кровей. Откуда, думаю, чудо этакое заморское взялось?

– Как это не наших кровей? – возмутился Дар. – Мы – дети северянина. Неважно, что матушка наша чужеземка. Она женой отцу была.

– Да я что? – стушевался мужик под напором юноши. – Я ничего такого не сказал. И вообще заболтался я с вами, а мне спать пора. Но вот вам мой совет на будущее: вы про мать-полонянку молчали бы вовсе, потому что в Киеве рабынь много черноволосых. Не ровен час, спутают твою сестрицу, скажут, из боярского дома сбежала. Пока суд да дело – и побить могут. Так что ты, милая, – обратился он к Ярине, – прятала бы получше голову под плат.

На другой день раньше всех, вместе с тусклым рассветом, поднялся мужик, вышел из сарая и стал кликать перевоз, зычным грубым голосом разбудив ребят. Поеживаясь от сырой утренней прохлады, они, полусонные, вышли на берег и присоединили свои голоса к мужскому.

Долго кричать на этот раз не пришлось: на том берегу с кручи спустился человек, сел в лодку и поплыл на зов.

Пока перевоз приближался, мужик достал лепешки, соль, яйца и щедро поделился снедью с голодными ребятами. Они как раз закончили завтракать, когда к берегу причалила лодка-плоскодонка.

Перевозчик, дядя лет сорока, хмуро спросил:

– Платить чем будете?

Мужик с готовностью протянул туесок с десятком яиц. Ребята потерянно топтались, не зная, что делать. Мужик почесал бородку, сочувственно глядя на случайных попутчиков, потом обратился к перевозчику:

– Мил человек, возьми уж ребятишек. Сироты. Грех их обижать.

Перевозчик сначала недовольно заворчал, но затем, увидев в девичьих глазах тоскливое ожидание, махнул рукой:

– Садитесь.

Он молча переждал, пока все разместятся, после чего лихо оттолкнулся веслом, сразу далеко отбросив лодку от берега.

Ярина повеселела и стала следить за приближающимися домами, с удивлением подмечая, что город, про который много слышала, ничем не отличался от обыкновенных весей: те же низкие избы, похожие на полуземлянки с земляными или глиняными крышами. Ничего интересного и примечательного.

– Я думала, Киев – большой город, – вслух посетовала она. – А где же терема, от которых глаз не отвести?

Перевозчик пренебрежительно хмыкнул, а мужик пояснил:

– До Киева еще шагать да шагать. Я тоже туда иду. Пойдемте вместе, в дороге веселее будет.

Пока добирались до Киева, мужик охотно рассказывал о том, что сначала на его месте на трех соседних горах жили братья Кий, Щек и Хорив, занимавшиеся охотой. Впоследствии две горы назвали их именами: Хоривица и Щекавица. Братья основали город и назвали Киевом по имени старшего брата. Была у них еще сестра Лыбедь, память о которой киевляне увековечили в названии реки, протекавшей в городе.