Ретт молча кивнул – распространяться о своих взаимоотношениях со Скарлетт ему по вполне объяснимым причинам не хотелось…

Причмокнув губами, полковник с сокрушением сказал Ретту:

– Да, понимаю… Наверное, вы очень привязались к этому зверьку, и теперь смерть… э-э-э… Простите, а как вы его назвали?..

Ретт, замешкавшись, ответил:

– Флинт… В честь небольшой речушки в Джорджии, которая протекала в поместье моей жены, в Таре… Я назвал его Флинт.

– … и теперь смерть Флинта выбила вас из колеи… Да, мы уже в таком возрасте, когда все нежные привязанности становятся опасными… – На секунду замолчав, Джонатан продолжил: – Знаете, почему я в последнее время не держу никаких домашних животных – о птицах говорить не буду, это особая тема?..

Ретт вопросительно посмотрел на него.

– Почему?..

Тяжело вздохнув, полковник изрек:

– Знаете, давно уже, лет десять назад у меня был пес… Отличный сенбернар, мне его еще щенком подарил один приятель в полку… Я к нему очень, очень привязался… И что вы думаете – он издох на моих глазах…

Ретт едва заметно кивнул.

– Да, понимаю… Полковник продолжал:

– После этого я, погоревав, завел себе другого пса, он прожил у меня лет шесть, после чего подавился костью и издох… И я вновь сильно переживал… А когда мне предложили в подарок еще одну собаку – кстати, предложил генерал Дейл Ганнибалл Сойер, вы ведь его прекрасно знаете, так вот, я отказался…

Ретт непонимающе посмотрел на своего собеседника и спросил:

– Почему?.. Вам не понравился щенок, которого вам предложили в подарок?..

Коллинз едва заметно покачал головой.

– Нет, совсем не то… Просто я не захотел привязываться к нему… А зачем – все равно я твердо знаю, что пережил бы и этого пса… – с минуту помолчав, он добавил, но на этот раз не очень уверенно: – Хотя…

Кто знает… Так вот, – голос отставного полковника внезапно окреп, – так вот, мистер Батлер… С той поры я понял одну простую истину…

– Какую же?..

– Никогда и ни к кому нельзя привязываться… Никогда и ни к кому…

Ретт хотел было поинтересоваться, имеет ли это утверждение смысл лишь по отношению к домашним животным, или же еще и к людям, но почему-то не сделал этого; однако отставной полковник, словно угадав направление мыслей Батлера, добавил:

– А теперь… Теперь я так сильно привязан к своим племянникам, а они – ко мне!.. Боже, что я… что они будут делать, когда меня не станет?!..

После этой фразы в гостиной зависла тяжелая томительная пауза. Ретт, выкурив папиросу, положил тлеющий окурок в малахитовую пепельницу и слегка притушил его.

Полковник вновь тяжело вздохнул.

– Такие вот дела, мистер Батлер… И вновь замолчал…

Ретту никак не давали покоя его мысли о Скарлетт – да, теперь он все больше и больше понимал, что поступил с ней просто омерзительно…

Он, Ретт Батлер, который всегда считал себя джентльменом…

Но почему так все время происходит между людьми, которые любят друг друга?..

Почему они должны терзать и терзаться, вместо того, чтобы любить?..

Ведь времени для взаимных чувств все меньше и меньше…

Скарлетт любит его, это очевидно, но Ретт…

Он ведь тоже не может без нее… Вот и теперь – сидит тут, перед мистером Коллинзом, беседует неизвестно о чем, и беседа эта, никому не интересная, тянется, как какая-то нитка из бесконечного клубка…

Но почему он так жестоко поступил с ней?..

К чему этот горностай?..

К чему все эти его старческие капризы – неужели он, старый человек и сам не может понять, что все эти картины, весь этот антиквариат ему не нужен, что это не более, чем игрушки?..

Да, он ведь и сам говорил об этом не раз, притом не только себе, мысленно, но и Скарлетт…

К чему тратить время на какие-то пустяки вместо того, чтобы посвятить его любимой – да, да, Ретт ни на минуту не сомневался в том, что теперь он любит Скарлетт еще сильнее прежнего, что эта стареющая женщина – то единственное, что, по сути, осталось у него в жизни…

Неожиданно его размышления перебил отставной полковник:

– Да, совсем забыл вам сказать, очень печальное известие…

Ретт насторожился.

– Что-то случилось?..

Тяжело вздохнув, Джонатан изрек:

– Я вот только что вспомнил отставного генерала, мистера Сойера…

– Что с ним?..

– Третьего дня он скончался… – Коллинз скорбно покачал головой. – Уснул и не проснулся. Многие находят, что это счастливая смерть, хотя сам Дейл Ганнибалл неоднократно говорил мне, что куда лучше умереть в тридцать лет на поле битвы, чем в восемьдесят – на чистых простынях своей постели…

Тяжело вздохнул и Ретт.

Боже, как у него мало времени!.. Как мало времени, чтобы любить друг друга!..

Ретт резко поднялся из-за стола.

– Полковник, – произнес он, – прошу извинить за мое нечаянное вторжение… Но я вынужден удалиться… Уже поздно, и Скарлетт ждет меня…

Полковник, поднявшись со своего места, проводил гостя до входной двери.

– Спокойной вам ночи, капитан Батлер, – произнес он. – Передайте привет вашей очаровательной жене Скарлетт… В ближайшие выходные обязательно приходите ко мне в гости… Думаю, нам будет что повспоминать. И, – Коллинз неожиданно улыбнулся, – и, мистер Батлер, запомните одну старую истину: никогда и ни к кому не привязывайтесь и не позволяйте делать этого другим… Даже по отношению к самому себе… Хорошо?.. Ну, не стану вас больше задерживать… Спокойной ночи.

Поблагодарив Колинза за теплый прием и еще раз извинившись за неожиданность своего визита, Ретт вышел на теплую, нагревшуюся за долгий августовский день булыжную мостовую…

Он шел, все время ускоряя шаг…

Ага, вот и тот самый фонарь, где несколько месяцев назад они беседовали со Скарлетт…

Боже, какие глупости тогда говорил ей Ретт!.. Он уже и сам точно не помнил – помнил только, что в его устах постоянно звучало слово «удовольствия»…

Батлер шел к своему дому, постоянно ускоряя шаг, будто бы боялся опоздать куда-то…

Ага, вот и их окна…

Сейчас он придет, обнимет жену, скажет ей, что по-прежнему любит ее и будет просить прощения за все муки, которые причинил ей за последнее время…

Она ведь тоже любит его, конечно же, любит – Ретт знает это наверняка…

И она простит его, пусть не сразу, пусть через некоторое время, но простит обязательно…

Только бы успеть, только бы…

Ретт и сам не мог отдать себе отчета, почему он так торопит время и что означает гвоздем засевшая в мозгу фраза: «Только бы… Только бы успеть…»

Может быть, он действительно так сильно хотел видеть Скарлетт?..

Окно в ее спальне не горело – также, как и в кабинете самого Ретта.

Это было довольно странно – в такое время она еще никогда не ложилась спать.

Он нащупал в кармане своего плаща связку ключей и привычным движением открыл дверь… В нос сразу же ударил запах пороховой гари, давно уже позабытый Батлером – еще со времен той войны.

Не раздеваясь, он направился в сторону спальни Скарлетт…

Он спешил…

* * *

Скарлетт лежала в полнейшей темноте, если не считать желтого электрического света, падавшего на подоконник и на пол из соседнего дома.

Ее знобило.

И вновь на нее нахлынули эти ужасные, невыносимые видения…

Ее родная Джорджия…

Безбрежные, недавно вспаханные поля.

Да, она узнает эти места, она прекрасно все помнит – это сразу же за речкой, неподалеку от наделов несговорчивых Макинтошей, которые никак не хотят продавать свой мизерный участок ее отцу…

На горизонте полыхает закат – такой же алый, как свежая кровь…

Свежая кровь?..

Но почему эти воспоминания преследуют ее так неотступно?..

Да, она знает, что имеет в виду – кровь этого мерзкого животного, на которое променял ее Ретт…

Но ведь тогда, в Таре, не было ни этого горностая, ни даже Ретта…

Тогда еще не было…

Огненно-красное солнце опускается за высокий холмистый берег реки Флинт, багряный закат окрашивает свежие борозды красной глины еще более густым багрянцем…

Она в полном одиночестве бредет по дороге, но почему-то не в Тару, а в обратном направлении… Почему она идет туда?..

Непонятно.

Рядом с дорогой растет большое дерево – в его тени свежо и прохладно…

Ей так хочется остановиться тут, присесть, но она знает, что надо дойти еще до захода солнца?..

Куда дойти?..

Для чего, с какой целью?..

Она и сама не знает ответа на эти вопросы… Она – одинокий путник, она в полном одиночестве идет в западном направлении, на заходящее солнце…

Одинокий…

О, какое страшное слово…

Но вдруг… Внезапно кто-то окликает ее – она резко оборачивается. Перед ней стоит Ретт, да, ее Ретт, не тот, с которым она теперь живет в этом пустом и холодном доме, а тот, которого она любила когда-то всем сердцем…

Впрочем, почему любила?.. Она ведь и теперь любит его – чтобы он ни сказал ей, она знает, что он обманывает ее или обманывается сам. Да, он прав: чувства, а особенно такие – действительно очень тонкая субстанция, они необъяснимы… Понятно только одно: она будет любить его до самого скончания дней…

«Скарлетт!..»

Это Ретт зовет ее…

О, мой любимый…

Скарлетт открыла глаза и увидела своего мужа… Нет, на этот раз это была не мечта, не видение – перед ней действительно стоял Ретт Батлер…

– Скарлетт, я, наверное, разбудил тебя?.. – спросил он.

Она попыталась поднять голову с подушки, но силы оставили ее. Ретт?..

О, Боже, неужели это действительно он?.. И он сам зашел в комнату, он хочет ей что-то сказать… Неужели это не сон?!

Ретт, не снимая плаща, подсел на кровать и, отвернувшись, произнес – голос его прозвучал как-то глухо:

– Скарлетт, я хочу поговорить с тобой… Я должен поговорить с тобой очень серьезно…

Она облизала пересохшие от волнения губы.

– Да… Ретт, не сердись на меня – я сделала это… Я сделала…

Он участливо наклонился к ней корпусом.

– Что, дорогая?.. За что я должен сердиться на тебя?..

Она закрыла глаза и произнесла:

– Я убила его…

Батлер мягко улыбнулся…

Какой-то там горностай?.. Она убила его?.. Правильно сделала!.. Какое, впрочем, все это теперь могло иметь значение?!…

Он продолжал:

– Ладно, ладно… Ты поступила так, как и следовало… – Он хотел добавить, что и сам заслуживает смерти, но вспомнив свой спектакль с пистолетом в кабинете, проникся к себе таким отвращением, что сразу же замолчал…

После небольшой паузы Скарлетт спросила:

– Ты не сердишься на меня?..

– Нет, нет, что ты!.. Это ты должна на меня сердиться!.. – Он тяжело вздохнул, после чего произнес: – Я хотел поговорить с тобой совершенно по иному поводу… Ты выслушаешь меня?..

Она едва заметно кивнула.

– Да, конечно же… Я выслушаю все, что ты только мне скажешь, мой любимый…

Ретт вновь вздохнул и, посмотрев на страдальческое лицо своей жены, сказал:

– Я сегодня почему-то подумал… Скарлетт, я ведь так виноват перед тобой… Ты даже представить себе не можешь!. О, я готов казнить себя ежечасно, ежесекундно, я не знаю, что это на меня такое нашло в последние месяцы… Я был груб с тобой, я вел себя, как настоящий мерзавец!.. О, Скарлетт, я теперь противен сам себе!..

Скарлетт слушала этот на редкость взволнованный монолог не зная что и думать..

Неужели этот человек тот самый Ретт Батлер, который все эти месяцы только и делал, что так утонченно измывался над ней?

Неужели… Неужели он осознал это сам?

Нет, в это просто невозможно поверить!.

А Ретт, стараясь не встречаться со Скарлетт глазами, продолжал:

– Да, я вел себя, как последний мерзавец, как последний негодяй… Я, Ретт Батлер, совершил такую низость, которую никогда себе не прошу!. Никогда!. Скарлетт слабо улыбнулась.

– Не надо так, Ретт… Не убивайся, не казни себя… Я ведь все понимаю, я понимаю твое теперешнее состояние… Не надо так..

Каждое слово давалось ей с неимоверными усилиями у нее начался сильный жар.

– Нет нет, – воскликнул Батлер, я не прошу тебя о прощении!.. Я никогда не заслужу этого… Скарлетт, любимая моя, я прошу тебя лишь только об одном чтобы ты… – тут на его глаза навернулись слезы. – Я только прошу, чтобы ты постаралась преодолеть в себе отвращение ко мне, чтобы ты не гнала меня отсюда..

Она сделала слабый жест мол, не надо больше слов, и гак все понятно..

– Я прощаю тебя, Ретт..

Только теперь Батлер заметил, что Скарлетт плохо… Он, измерив ей ладонью температуру, произнес: – Да у тебя жар..

Скарлетт действительно знобило. Она очень ослабла. Подвинувшись на кровати, Скарлетт уткнулась мокрым от слез лицом в ладонь Ретта и заснула тяжелым сном, на этот раз без видений и кошмаров, наверное, впервые за последние несколько месяцев…