– А что же?..

– Просто мне не совсем удобно…

Однако Ретт не отставал.

– Неудобно что?..

Скарлетт только поморщилась в ответ.

– Так…

Ретт непонимающе посмотрел на нее.

– Это ты о чем?..

– Ну, понимаешь… – начала было Скарлетт, и тут же осеклась…

Действительно, она и сама не знала, что удерживает ее от предложения Ретта. Надвигающаяся старость?..

Нет, Скарлетт давно уже смирилась с этой мыслью – она давно уже понимала, что рано или поздно красота ее померкнет, что лицо и шею избороздит паутина крупных морщин, что руки высохнут, что ее зеленые тигриные глаза потухнут… Это вполне естественно…

Непривычностью своего нового положения?..

Нет, Скарлетт давно уже свыклась с тем, что она уже совсем не тот человек, которого все близкие знали и любили… Да и кто мог знать ее тут, в Калифорнии?..

Боязнь показаться смешной?

Тоже нет: она, как совершенно правильно подметил Ретт, никогда и никого в жизни не страшилась… Скорее, наоборот – многие люди, даже те, которые внешне выглядели куда сильнее, боялись ее… Что-что, а за свою долгую жизнь Скарлетт хорошо поняла это.

Может быть, ей просто не хотелось никуда идти, хотелось быть одной?.. Ей хотелось того самого одиночества, от которого она все время бежала? Впрочем, какое это одиночество – ведь рядом он, любимый…

Скорее всего – именно это…

Скарлетт со временем научилась ценить то состояние тихого покоя, от которого, будучи молодой, она все время бежала…

Теперь покой – это блаженное состояние, когда ты сидишь в июньский тихий вечер в своей комнате, когда через открытое окно врывается легкий ветерок, когда в камине перед тобой весело потрескивает огонь, и ты можешь в любой момент увеличить его, подкинув несколько поленьев, – все это казалось ей пределом счастья…

«Боже, никогда раньше не думала, что я превращусь в такую домоседку… Куда лучше быть вместе с Реттом, и так вот молча сидеть, наблюдая, как яркие языки огня жадно лижут сосновые поленья… Зачем нам еще кто-то нужен?.. Неужели нам плохо вдвоем?..»

Так размышляла Скарлетт.

Ретт не прерывал ее размышлений – хотя по улыбке, которая все время блуждала на лице его жены, он понял, что та все равно никуда не пойдет, как бы он ее об этом и не просил…

Однако непонятно почему Ретт сделал еще одну, последнюю попытку.

– Знаешь, напротив нас живет один престарелый отставной полковник – Джонатан Коллинз… Он, конечно, со странностями, больше всего на свете любит певчих птиц и старинные обычаи легендарных майнридовских пионеров времен покорения Дикого Запада, но, в то же время – очень порядочный, учтивый человек и, вне всякого сомнения – настоящий джентльмен… Даже несмотря на то, что в свое время воевал на стороне генерала Шермана.

Скарлетт кивнула.

– Да, я сегодня днем видела его… По дороге домой. Честно говоря, этот мистер Коллинз производит самое благоприятное впечатление…

Ретт продолжал:

– Я тоже его видел сегодня… Мы вместе прогуливались. Представляешь – он, оказывается участвовал в битве при Геттисберге! Представляешь, сколько общих тем для разговоров у нас с ним было!.. Так вот – завтра вечером в его особняке будет некое подобие вечеринки…

Скарлетт безразлично переспросила:

– Вот как?..

– Ну да… Он пригласил нас.

– И что ты ему сказал?..

Ретт посмотрел на Скарлетт с нескрываемой любовью – той вновь захотелось, забыв все, броситься ему на шею и долго говорить что-нибудь хорошее… Или еще лучше – ничего не говорить, а только улыбаться… И Ретт все равно поймет ее.

«Зачем нужны слова?.. – подумала Скарлетт. – Для чего люди вообще выдумали эти слова?.. Ведь и без слов все понятно…»

А действительно – к чему они нужны?.. Особенно, между такими близкими людьми, как она и Ретт…

Дождавшись, пока Скарлетт закончит свои размышления, он спросил:

– Я сказал мистеру Коллинзу, что ты еще не совсем здорова… Поэтому не обещал ничего конкретного.

Скарлетт вновь на минуту задумалась.

– Может быть…

Ретт отлично знал свою жену – все ее взгляды, вздохи, все ее «может быть». Во всяком случае, эта фраза прозвучала обнадеживающе…

«Скорее всего – согласится, – решил он. – Нет, ей просто необходимо побыть на людях… Она ведь по природе… артистка, ей во что бы то ни стало надо показать себя… Не понимаю, почему она так этого стесняется?.. Ведь никогда раньше не замечал за ней ничего подобного… Только вот теперь…»

Внимательно посмотрев на мужа, Скарлетт осторожно спросила:

– А этот мистер Коллинз…

– Да, дорогая…

Скарлетт несмело продолжила:

– Кто там еще будет?..

Ретт обаятельно улыбнулся.

«Да, человек может измениться, он может постареть, он может стать совершенно седым, но улыбка… Нет, если человек обаятелен, то и улыбка его останется такой же, – подумала Скарлетт, глядя на Ретта. – Нет, он совсем не изменился… О, эта улыбка…»

– Так кто там будет еще?..

– Какие-то его близкие друзья, которых я не знаю… Видимо, такие же отставные военные, ветераны армии генерала Шермана… Впрочем, будут и офицеры из армии конфедератов… Кстати, когда генерал армии янки Грант в семидесятых годах стал президентом, мистер Коллинз какое-то время был в его команде, – сказал Ретт. – Так что, не исключено, там будут и политики средней руки…

Скарлетт поморщилась.

– Не люблю политики, – произнесла она со скрытым раздражением. – Политики и политиков. Они все или шарлатаны, или просто бандиты… один Рудди Робертс чего стоит…

Рудди Робертс, мелкий проходимец, приехавший в Калифорнию из штата Джорджия, родного штата Скарлетт, в прошлом году баллотировался в мэры Сан-Франциско. Его кампания закончилась страшным скандалом: дотошные калифорнийские репортеры выяснили, что он скупал голоса избирателей сотнями…

Скандал был ужасный, и Рудди получил десятилетний срок, который отбывал в специальной федеральной тюрьме, построенной на острове, посреди залива… В тюрьме этот проходимец Рудди начал писать какие-то мемуары, которые с удовольствием печатали местные калифорнийские газетки… Весь Сан-Франциско регулярно читал их, плевался, обзывал мистера Искана самыми последними словами, но все равно читал…

Как говорил в таких случаях Ретт: «Человеческая природа так несовершенна!»

Да, Скарлетт не любила политики и политиков, а равно и всего, что с этими понятиями связано… А может быть, в ней говорила затаенная обида на этого грязного проходимца, опозорившего родную Джорджию?.. Может быть… А может – невеселые воспоминания, связанные с теми временами, когда так неожиданно для многих капитан конфедератов Ретт Батлер, бывший контрабандист, ударился в Атланте в политику?.. Да, во всяком случае – не исключено… Ретт прекрасно знал, что она никогда бы не пошла на вечер, где был бы кто-нибудь из «грязных политиканов»…

Но он продолжал настаивать, он очень хотел вывести Скарлетт куда-нибудь в люди, и потому поспешил успокоить свою жену:

– Нет, я же говорю, что мистер Коллинз – очень порядочный человек… А если там и соберется пара-тройка политиков, то разве что отставных, – сказал он. – Они уже вышли в тираж и потому неинтересны… Точно, как и я, – добавил он, смеясь. – Я думаю, это будет обыкновенная милая вечеринка в духе старой доброй Америки… Конечно, не такая веселая, как когда-то у нас, в Атланте… Но все-таки…

Скарлетт на минуту задумалась, а потом произнесла неуверенно:

– А ты сам не можешь пойти туда без меня?..

Ретт заулыбался.

– Ну что ты!..

Она усмехнулась.

– Но почему?.. Ведь в свое время ты мог…

Ретт махнул рукой – мало ли что могло быть в «свое время»?!.. Ведь теперь время уже не его, время их – Ретта и Скарлетт.

Ответ Батлера прозвучал на редкость безапелляционно и категорично:

– Без тебя я никуда не пойду…

Благодарно улыбнувшись, она произнесла:

– Ну, хорошо… мне кажется, что после болезни я уже окончательно оправилась…

Ретт быстро перебил ее:

– Только честно: для тебя это – не в тягость?.. – Нет, что ты…

Ретт прекрасно понимал, что Скарлетт на самом деле никуда не хочет идти, и что ее согласие посетить особняк мистера Коллинза – всего только вынужденная уступка ему, Ретту…

– Вот и хорошо…

Внимательно посмотрев на своего мужа, Скарлетт как-то задумчиво, словно что-то прикидывая в голове, спросила:

– А когда вечеринка?..

– Завтра в восемь… Ну, так что же мне сказать мистеру Коллинзу?.. – испытывающе посмотрев на жену, спросил Батлер.

Та, немного замешкавшись, произнесла:

– Передай, что пусть ждет нас двоих…

Ретт, поднявшись с кресла, подошел к телефонному аппарату – этому последнему новомодному изобретению времени, и, подняв тяжелую деревянную трубку, несколько раз с силой крутанул ручку.

– Алло, девушка!.. Будьте любезны, соедините меня по номеру два-сем-два-два… Алло, добрый вечер, на проводе мистер Коллинз?..

С той стороны провода послышалось важное:

– Слушаю вас…

– Вас беспокоит мистер Батлер… – мягко произнес Ретт, сделав ударение на словах «вас беспокоит».

– Очень приятно… Чем могу служить?..

– Я хотел сообщить, что мы с женой обязательно будем у вас на вечере…

Мистер Коллинз, как и всегда, был сдержан в выражениях своей благодарности.

– Спасибо, что соблаговолили принять мое приглашение, – произнес он. – Значит, не забудьте, ровно в восемь вечера… Просьба не опаздывать.

Батлер по привычке улыбнулся в ответ – он, слушая голос собеседника, никак еще не мог свыкнуться с мыслью, что тот в этот момент не может видеть его.

– Это вам спасибо, мистер Коллинз, – произнес он. – Спасибо за приглашение… Можете быть спокойны, мы не опоздаем.

После этих слов Ретт аккуратно повесил трубку и, пройдя в каминную комнату, тяжело опустился в кресло напротив Скарлетт.

– Ну, значит завтра в восемь… Значит, пойдем, дорогая?

Скарлетт кивнула.

– Да…

ГЛАВА 2

Теплым июньским вечером перед заходом солнца мистер Джонатан Коллинз неспешно прогуливался по тенистому старому саду, который был расположен на заднем дворе его огромного, занимающего почти целый квартал, особняка и с удовольствием любовался своими птицами.

Да, мистера Коллинза не зря считали на Телеграфном холме немного чудоковатым – выйдя в отставку, что называется, «вчистую», он все свое время и практически все свои средства посвятил двум обуревавшим его страстям – певчим птицам и старинным, уже отходящим в небытие американским обрядам…

А средств у мистера Коллинза было более чем достаточно – несколько лет назад на его необъятных участках в Оклахоме, которые он когда-то купил за какие-то гроши, «за трамвайный билет», как неоднократно говаривала его супруга, миссис Элизабет Коллинз, внезапно забили бурные фонтаны жирной черной нефти. Так, совершенно неожиданно для себя мистер Коллинз превратился в миллионера. За нефтяные деньги всегда бедный отставной полковник купил и этот особняк, и много чего другого…

Ну, а что касается времени – времени у отставного военного всегда более чем достаточно…

Да, Джонатан понимал толк в том, куда надо потратить столь неожиданно свалившиеся на него капиталы – разумеется, на любимое дело. На то, что теперь называют этим модным словечком «хобби»… Что бы ни говорила там его жена…

В тот теплый июньский вечер Джонатан пребывал в превосходном расположении духа – он любовался своим птичником.

Да, ему было чем гордиться – во дворе он построил несколько сотен птичьих домиков с отоплением и водопроводом. Сюда заботливый птичник выпустил восемьдесят пар английских певчих птиц, которых специально выписал из Бирмингема – его очень интересовало, сколько же птиц останется зимовать тут, в Сан-Франциско. Он пересчитывал их регулярно, хотя до зимы было еще далеко – весна недавно окончилась, но, тем не менее, все эти подсчеты интересовали его не меньше, чем когда-то – сводки о потерях в его полку после сражения при Геттесберге.

– Дорогие вы мои, – умильно приговаривал мистер Коллинз. – И как это раньше я не знал, что вы можете приносить человеку такую радость?..

Если бы его в этот момент видели его однополчане, ветераны армии генерала Шермана, то наверняка бы решили, что он просто спятил…


В семь часов явился чернокожий камердинер Симон – кстати, его бывший денщик, отставной капрал, и сказал, что пора одеваться.

Мистер Коллинз, ворча и тихо ругаясь оттого, что Симон так внезапно оторвал его от любимого занятия, неспешно, шаркая подошвами старомодных туфель, пошел в свой огромный особняк.

Честно говоря, он терпеть не мог подготовок к подобным светским церемониям, всяким файф о'клокам, торжественным чаепитиям и званым вечерам, вроде того, который ему предстоял…