Клеопатра вернулась к делам в своей стране. На всякий случай она почти два месяца разыгрывала тяжелую болезнь, выжидая, как повернут дела в противостоянии триумвиров и убийц Цезаря. Победили триумвиры, Кассий и Брут покончили с собой, не желая принимать позор поражения.

Теперь оставалось ждать, как разберутся между собой триумвиры. Царице уже донесли, что никакие договоренности между собой не ослабили их ненависть друг к другу. Марк Антоний никак не мог простить Октавиану предпочтения, отданного Цезарем. Что будет, если и они сцепятся между собой и тоже потребуют поддержки? Тут бурей или морской болезнью не отговоришься.

Время, время, безжалостное время! Оно текло так быстро, что приводило в отчаяние. Клеопатре казалось, что остовы новых судов, которые строили в гавани Александрии, растут немыслимо медленно, она каждый день терзала советников:

– Я не понимаю, они работают или нет?!

– Работают, Божественная. Быстрее нельзя. Просто судов слишком много. К тому же это новшество…

Аполлодор говорил о таране – мощнейшем вооружении новых кораблей Египта.


Нет, Антоний неисправим! Недаром Цезарь не оставил ему Рим. Клеопатра, которая сначала была просто в гневе из-за решения своего любовника, со временем все больше и больше понимала гениального Цезаря. Как ни больно, но она вынуждена признать, что даже отстранение ее и Цезариона от наследства в Риме тоже разумно. Но сейчас ее мысли занимала не обида на Цезаря, та утихла, а поведение Марка Антония.

Триумвиры, наконец, сумели договориться. Октавиан получил Рим и Запад, Марк Антоний – Восток. Лепид не получил практически ничего, потому что провинция Африка с разрушенным Карфагеном – одни слезы, а не владения. Но его подозревали в связи с Секстом Помпеем, потому Лепид счел за лучшее не протестовать, боясь попросту попасть в черный список и потерять саму жизнь. Разумно.

И вот теперь Леодор, остававшийся в Риме ради своевременного оповещения Клеопатры о происходившем там, сообщал, что Сенат признал Цезаря богом, а Октавиана сыном бога! Насчет Цезаря Клеопатра была согласна, умнее Гая Юлия у Рима человека пока не было, не считать же равным ему болтуна Цицерона? А вот об Октавиане она не знала почти ничего, как ни старалась. Даже для самих римлян этот мальчишка оставался просто загадкой, хотя после убийства Цезаря прошел уже не один год.

Что же сделал в ответ Антоний? Марк отправился в свои владения, и в Эфесе его объявили новым богом – Новым Дионисом. Неплохо быть сыном бога, но почему бы не стать им самим, пусть не Зевсом или Юпитером, но Дионисом-то можно?

Греки быстро нашли божественные корни у своего нового правителя и признали его Дионисом. Получалось, что Марк Антоний на голову выше Октавиана, ведь он встал вровень с Цезарем? Конечно, в Риме так не считали, но Антония это беспокоило мало, он удалился из Рима вовсе не за тем, чтобы жалеть о Вечном городе. Дионис бог веселый, любитель пиров и развлечений, этот образ весьма подходил Антонию, а загадывать далеко вперед он не собирался.

Но Клеопатру беспокоило не это. В Эфесе в храме Артемиды находится Арсиноя, такое близкое соседство нынешнего правителя Восточной части Римской империи и опальной сестры царице очень не нравилось. Мало ли что взбредет в голову жрецам храма Артемиды. Ну почему Цезарь тогда не уничтожил проклятую Арсиною и не позволил сделать это ей самой?! Клеопатра кусала губы от досады, вот чем она должна была в первую очередь озаботиться после возвращения из Рима! Нужно было уничтожить сестру-соперницу, а не заигрывать с александрийцами. Царица ничуть не сомневалась, что горожане легко предали бы свою правительницу, появись у них другая с обещаниями больших благ и послаблений.

Но пока оставалось только следить за триумвирами и надеяться, что Антонию ни к чему Арсиноя.


Однако чем больше Клеопатра размышляла над опасностью, которую таит в себе соседство Марка Антония и Арсинои, тем больше волновалась. Нужно поговорить с Пшерени-Птахом – верховным жрецом храма Птаха в Мемфисе. Это ее многолетний наставник и советчик, Пшерени помогал еще отцу, даже находясь в Мемфисе, он прекрасно осведомлен обо всем, что происходит не только в Александрии, но и по ту сторону моря – в Риме. Откуда? Клеопатра таких вопросов не задавала, она понимала, что помимо общения с богами у жрецов разветвленная сеть осведомителей.

– Хармиона, прикажи принести писчие принадлежности.

Служанка-наперсница только склонилась в знак повиновения и мгновенно исчезла. Так же быстро в комнате появился раб, несущий очиненные перья, золотую емкость с чернилами и свиток папируса отменного качества. Царица не потребовала секретаря, это означало, что писать будет сама, письмо личное. Так и есть, Клеопатра собиралась просить о встрече Пшерени-Птаха, она ничего не сообщала о своих сомнениях и соображениях, просто задавала вопрос, когда жрец удостоит ее беседой. Божественная могла приехать без приглашения и даже потребовать приезда Пшерени в Александрию, но она никогда не делала такого, во-первых, потому что очень уважала своего наставника, во-вторых, ни к чему унижать жреца, а через него оскорблять божество. Была еще одна причина – дворец на мысе Лохиас имел так много чужих ушей, что Клеопатра предпочитала беседы в храме Птаха. К тому же Пшерени-Птах болел, все чаще перекладывая свои обязанности на сына – Петубаста.

Письмо жрецу было отправлено, но оказалось, что это не все новости, через несколько дней Клеопатру ждали известия похуже обожествления Марка Антония.


Жаркое марево сделало небо светлым, почти белым, нагретый воздух тяжелым грузом ложился на плечи, словно придавливая к земле. Даже в Александрии, насквозь продуваемой ветрами с моря, стояла ужасающая жара, а каково же там, в песках? Узкая полоска Нила не способна одарить прохладой всю землю вокруг, прохлада только по берегам, да и то у самой воды.

По помещениям и коридорам Большого царского дворца гуляли несильные сквозняки, почти не приносившие прохлады, потому подле сидевшей на малом троне царицы усердно работал опахалом из больших перьев ибиса мускулистый раб. Оно немного разгоняло душный воздух, принося облегчение, но Клеопатра не замечала ни духоты, ни легкого ветерка от движения опахала, ее заботил папирус, поданный советником.

Ее пронзительно синие глаза изумительной миндалевидной формы потемнели от гнева, тонкие ноздри трепетали, а губы почти сжались в ниточку. Царица была в гневе, но таком, который выказывать никому не желательно. Гневаться нашлось отчего. Один из папирусов, какие наводнили Египет, сообщал, что царь Птолемей XIII не утонул в Ниле во время битвы с римлянами, а чудом спасся, ему пришлось скрываться, опасаясь чужестранцев и собственной безжалостной супруги, но теперь он, Птолемей, законный правитель Египта, готов вернуть себе власть!

Клеопатра прекрасно помнила гибель ненавистного мужа-брата, толстого, неуклюжего, очень похожего на своего проклятого воспитателя евнуха Пофина. После битвы, в которой Цезарь сумел одолеть бунтовщиков во главе с Птолемеем XIII, она добилась, чтобы дно Нила просто прочесали и нашли тело мужа. На вопрос Цезаря, зачем ей это, ответила, что сама была бы рада, чтобы ненавистный муж-брат стал кормом для рыб, но не захороненный фараон станет прекрасным поводом поднимать бунты его именем. Цезарь удивился такой разумности своей юной подруги, тело Птолемея действительно нашли и торжественно похоронили. Но и похороненный, он все равно дал повод выступать против нее.

В том, что это самозванец, у Клеопатры не было ни малейшего сомнения, она видела тайный знак, указывающий посвященным на принадлежность человека к семейству фараонов, однако она не могла объявить это во всеуслышание, никто не должен знать эти тайные знаки, иначе они станут бесполезны. Даже жрец знал всего один – Пшерени-Птах.

Плохо, что такие воззвания якобы спасшегося царя появились вообще, это означало, что либо в Кемете нашлись не верящие в ее силу, либо кто-то очень сильный извне пытается посадить на трон своего человека, устранив ее саму. Второе волновало Клеопатру значительно сильнее. С недовольными в стране она сумеет справиться, достаточно Пшерени-Птаху объявить, что это самозванец, а другим жрецам поддержать, и человек быстро найдет свой конец, возможно даже, как тот, за кого пытается себя выдать, – в водах священного Нила. Хорошо бы скормить мерзавца крокодилам…

А вот покровителей извне стоило опасаться, и не из-за глупца, который заявляет, что он фараон и называет страну греческим названием! Возможно, появление этого глупца просто разведка того, как поведет себя царица. Если испугается самозванца, выдающего себя за чудом спасшегося царя, который совершенно точно погиб и похоронен, значит, против нее можно выставить куда более сильную противницу – царевну Арсиною. Арсиноя была и оставалась головной болью царицы Египта.

Сколько раз Клеопатра умоляла Цезаря казнить мятежную царевну! Но диктатор почему-то не только оставил ей жизнь, но и, проведя в позорном шествии во время своего триумфа по улицам Рима, позволил укрыться в храме Артемиды в Эфесе. Такое поведение любовника приводило Клеопатру в бешенство. Зачем оставлять такую опасность для нее?! Или Цезарь настолько не доверял, что предпочитал иметь запасной вариант для трона Египта?

Но Цезаря нет на свете, а Арсиноя жива. Мало того, сообщили, что жрецы храма помогли ей бежать! Что будет, если и она заявит права на свое место на троне? Нет, Арсиноя имела право на царственный урей только после самой Клеопатры, но объединившись с самозваным Птолемеем и получив поддержку триумвирата Рима, царевна вполне могла претендовать на власть. Куда при этом денется сама Клеопатра и ее сын Цезарион, гадать не стоило.

– Где они?

Протарху не нужно объяснять, о ком задан вопрос, он все прекрасно понял сам.

– Он был в Финикии, в Араде, сейчас ищут. Ее тоже ищут.

Царица резко поднялась с трона, раб едва успел убрать опахало, чтобы оно не задело лица Божественной. Разрезы по бокам ее изумрудного цвета платья от движения раскрылись, на мгновение обнажив красивое бедро, Протарх с усилием заставил себя отвести взгляд от совершенной фигуры Клеопатры. Нет, лучше живым любоваться царицей издали, чем потерять голову, только побывав в ее объятиях.

Клеопатра отошла к окну и остановилась, наблюдая за чем-то во дворе. По звукам, доносившимся оттуда, было понятно, что наследник осваивает науку боя. Раб послушно без напоминаний переместился следом, но движения его опахала стали медленней, это тоже было обычным – от окна немного тянуло ветерком. Тонкая ткань облегала точеную фигурку так, что царица выглядела статуэткой, изваянной умелой рукой скульптора. Хотя чему дивиться, ее ведь изваяли боги…

Протарх вдруг подумал о трудном положении царицы, но не из-за объявившегося самозванца, а из-за отсутствия мужа. Клеопатра не может выйти замуж ни за кого из египтян, все они ниже родом, нужен мужчина царского рода. Можно было бы найти и такого, но тогда он станет фараоном, а она при нем всего лишь супругой. Законы Египта таковы, тут ничего не поделаешь. Власть передается по женской линии, но царица не может править сама, она обязана выйти замуж и… уступить трон супругу. Либо править до совершеннолетия сына, как сейчас делает Клеопатра. Но Клеопатра отдавать власть никому не собиралась, а Цезарион пока мал.

Именно из-за этого закона, не желая привлекать на трон чужих, фараоны испокон века женились на своих сестрах, это привело просто к вырождению одной династии за другой. Достаточно вспомнить фараона, имя которого даже запрещалось произносить из-за его попытки реформировать веру в стране, – Эхнатона. Протарх был греком, а потому знал то, о чем сами египтяне боялись говорить вслух. Он знал, что фараон-вероотступник внешне был настоящим уродом.

Но сейчас Протарх задумался не о несчастном всеми забытом уродце Эхнатоне, а о красавице Клеопатре. Собственно, черты ее лица красивыми не мог бы назвать даже самый большой льстец, но бездна обаяния царицы заставляла забывать о множестве недостатков внешности. А какая у нее фигурка… загляденье! Но мужа нет. И вдруг у Протарха мелькнула немного шальная мысль: а что, если ей выйти замуж за самозванца, поставив ему условие, чтобы не лез в управление государством ни в каком виде? Если тот молод и силен, то вполне мог бы стать мужем царицы, только нужно добиться от него послушания.

– Божественная… что делать, когда самозванца поймают? Привезти его к тебе?

Не только Протарх прекрасно понимал мысли Клеопатры, та разбиралась в стиле мышления своего советника не хуже, царица насмешливо фыркнула:

– Казнить там, где его поймают! Мне не нужен самозванец, даже если он божественно красив и силен.

– Но…

Протарх не успел сказать о возможности объявить самозванца ее мужем в обмен на клятву быть послушным.

– Никаких «но»! Иначе завтра здесь выстроится очередь из желающих побывать в моей постели. Птолемеев окажется столько, что меня назовут проституткой, попытайся я решить с претендентами все мирно. Только жестокость может сейчас пресечь появление новых царей, вынырнувших из Нила. – Глаза обернувшейся от окна царицы насмешливо блеснули. – Он не сам решился на такую дерзость, за ним стоят те, кто испытывает мою уверенность в своих силах. Найти и уничтожить, причем достаточно жестоко, с объявлением, что своим самозванством он оскорбляет не только меня, но и всю династию и весь Кемет!