— У нас все шло хорошо: Эдди работал на расчистке Всемирного торгового центра, я устроилась на пол дня в студию графики. Нам даже удавалось немного откладывать каждый месяц. Мы решили переехать в пригород, подыскать там небольшой домик, а затем завести ребенка.

«Эдди наскучила вся эта домашняя идиллия, — подумала Стефани, — он нашел себе женщину, начал ей что-то обещать, лгать…»

— И в течение шести недель, утро за утром, он делал вид, что ходит на работу. Даже с работы возвращался вовремя.

— Постой! Мне кажется, я что-то пропустила, — сказала Стефани, коснувшись руки сестры. — И не могла бы ты чуть сбавить скорость?

— Да, конечно, — ответила Джоан. Рассказывая Стефани о своих отношениях с мужем, она не заметила, как выжала педаль газа до упора.

— Извини, эта разница во времени… так что ты имела в виду, говоря, что он делал вид?

— После того как он был уволен, он делал вид, что ходит на работу. Я узнала об этом тогда, когда получила счета из банка, и в них не было никаких отчислений из его зарплаты.

— О боже… Я сожалею… Я подумала… когда ты сказала, что он тебе лгал… Я подумала, что здесь замешана другая женщина.

— Ты имела в виду роман с другой женщиной? Эдди знает, что я сделаю с ним — и с ней, — если застану с другой женщиной.

— Так ты уходишь от него только потому, что он потерял работу?

— Нет, я ухожу от него потому, что он мне солгал. И не единожды. В течение шести недель он делал вид, что ходит на работу. Не было ни одного дня, чтобы я не спросила его, как дела на работе, и каждый день он сочинял небылицы. Одна ложь влечет за собой другую…

Стефани закрыла глаза. Ее собственный роман тоже строился на лжи, паутина которой с каждым днем опутывала ее все сильнее и сильнее. Она не понимала этого вплоть до сегодняшнего дня, как, впрочем, не понимала и того, насколько неполноценными были их отношения с Робертом. Легкая улыбка появилась и тут же спряталась в уголках ее рта: мама уверена, что она лесбиянка.

— А ты не думала, что причиной его лжи могла быть обыкновенная мужская гордость? — осторожно предположила она.

— Возможно. Но мне он сказал, что его уволили по причине сокращения численности работников. Это была еще одна ложь: его уволили потому, что он попросил оплатить сверхурочные часы, которых у него не было. Я узнала об этом сегодня и сразу поняла, что больше с ним жить не смогу.

— Почему? — удивилась Стефани.

— Да потому что я знаю, что никогда не смогу доверять ему вновь. Однажды поймав мужа на лжи, я буду всегда ждать, что он вновь солжет. Я не хочу жить с чувством недоверия.

— Что ты будешь делать?

— Проведу Рождество дома. Сразу после праздников обращусь к адвокату.

— И все потому, что он обманывал тебя?

— Когда уходит доверие, что остается делать?

Выражая согласие, Стефани кивнула. Что действительно остается? Внезапно она почувствовала жалость к Кейти Уокер. Какое будущее ждет ее с Робертом?

Глава 5

Близилась полночь, когда сестры повернули на дорогу, ведущую к дому их детства. Тема разговора иссякла около часа назад: Стефани дремала, время от времени просыпаясь и вновь погружаясь в беспокойный сон. Внимание Джоан было приковано к скользкой дороге, она старалась, чтобы старый фургон не заносило.

На выезде из города пошел снег; тихо падая, большие хлопья удивительно быстро сделали мир праздничным и радостным. Но сестры понимали, какую опасность таит в себе снегопад. Возникала реальная угроза того, что они могут застрять на одной из дорог и тогда будут вынуждены провести Рождество в каком-нибудь дешевом мотеле; или того хуже — застрянут на одной из проселочных дорог и, не дай бог, замерзнут в машине.

Интересно, о чем подумает Роберт, когда прочтет об этом в газете? Какие чувства испытает? Облегчение, потому что исчезнет проблема в лице Стефани Берроуз? Или почувствует себя виноватым в том, что в снегопад она ехала в пропахшем бензином фургоне, двигатель которого, казалось, вот-вот заглохнет.

Хотя об этом он может никогда и не узнать, как минимум, по двум причинам: ввиду того, что он редко читал газеты, и потому как сообщение о смерти двух женщин в снегопад едва ли могло попасть в международную прессу.

Обогреватель фургона неожиданно решил заработать, и салон машины наполнился резко пахнущей смесью. Под воздействием духоты и отработанного воздуха Стефани вновь впала в состояние тяжелого полузабытья, в котором мысли о Кейти и Роберте продолжали ее преследовать.

Шорох гравия и песка под колесами машины заставил ее проснуться: они свернули с автострады на щебеночно-асфальтовое покрытие. Стефани попыталась сесть прямо.

— Почти приехали, — сказала Джоан.

Рукавом пальто Стефани протерла боковое окно и пристально вгляделась в темноту. Здесь тоже недавно выпал снег, и мир вокруг сразу утратил четкие очертания и формы. Улицы были пустынны, но в большинстве деревянных домов, стоящих на расстоянии от дороги, она могла видеть рождественские елки, огни которых как будто подмигивали ей из темноты. Некоторые дома были украшены тысячами — десятками тысяч — огней, но большинство домов было погружено в темноту, и многочисленные Санты на оленях, снеговики, рождественские елки выглядели одиноко.

В конце переулка только единственный дом был залит огнями. Стефани наклонилась вперед, чтобы лучше его рассмотреть. Это был дом ее детства. В прошлом году она прилетала на День благодарения и с тех пор дома больше не была; кажется, прошло года три — а может быть, и больше, — когда она в последний раз проводила здесь Рождество.

Тусклые фары машины осветили фасад дома. В проеме одного из окон была видна елка невероятно большого размера. Стефани знала, что елка будет украшена теми же шариками и безделушки, которыми ее украшают уже многие годы. Она знала, что найдет на ней ангела из фольги серебристого цвета, которого она сделала своими руками в первом классе; что верхушку елки будет украшать корона, которая была на ее старшем брате Билли, исполнявшем роль волшебника в рождественском спектакле, будучи второклассником начальной школы. Было время, когда к семейным традициям она относилась, как к чему-то несерьезному, и если в этот момент в доме оказывались гости, она испытывала чувство стеснения. И только став старше, поняла, что они несут в себе успокоение и поддержку, а украшения на елке являются символом старого счастливого времени.

Выбравшись из машины и с удивлением обнаружив мокрые от слез щеки, она безуспешно попыталась убедить себя в том, что это из-за дующего в лицо холодного, колючего ветра.

Дверь дома широко распахнулась, и длинные тени, отбрасываемые родителями, заплясали на снегу. Джоан и Стефани, схватив сумки и чемодан, поспешили прочь с холодного ночного воздуха.


Тони Берроуз была хрупкой невысокой женщиной.

Стефани даже не знала точно, сколько матери лет: благодаря тому, как она выглядела, ее возраст было трудно определить — ближе к семидесяти, а возможно, и далеко за семьдесят. Стефани казалось, что мама ничуть не изменилась с того момента, когда она была ребенком и жила в этом доме. Черты ее лица напоминали равнины и углы: заостренный нос, заостренный подбородок, выступающие скулы и кожа, которая была настолько гладкой, что казалась неестественной. Мысль о том, что мать воспользовалась услугами косметолога, сделав укол красоты, вызывали у Стефани сомнение; ни о какой подтяжке лица речи быть просто не могло. В таком случае все объяснялось хорошими генами, и Стефани подумала, что было бы совсем неплохо выглядеть так же, когда она достигнет возраста матери.

Тони встречала дочь на ступеньках дома; увидев ее, бросилась ей навстречу и крепко обняла.

— Я даже не могу сказать, какой счастливой ты меня сделала, — прошептала она Стефани на ухо.

— Ты же знаешь, я не собиралась. Но я рада быть дома, — сказала она. И это было правдой.

— Что заставило тебя передумать?

— Может быть, я просто захотела на Рождество оказаться дома, — тихо сказала Стефани.

— Может быть, — ответила Тони голосом, подтверждающим, что она не поверила ни единому слову дочери.

Мет Берроуз, пропустив в дом Джоан, заключил свою старшую дочь в крепкие объятия.

— Это самый лучший рождественский подарок, который только можно получить.

— Папа… — Стефани почувствовала, как из глаз вновь потекли слезы, а в горле застрял комок.

— Входите в дом, а то обе замерзнете.

Стоило только взглянуть на Мета Берроуза, как можно было сразу сказать, что он является профессором колледжа. Высокий, худощавый, только сейчас начавший немного сутулиться, с шевелюрой абсолютно черных волос, едва тронутых сединой. Но от взгляда Стефани не ускользнули мешки под глазами, новые морщины на лбу и появляющаяся во время ходьбы сутулость. Он заметно постарел со дня их последней встречи.

Они вошли в маленький холл, и Мет закрыл за ними дверь. Появление еще одной елки — детской, которая каждый год специально ставилась для внуков, чтобы они могли продемонстрировать сделанные своими руками украшения, — делало холл еще меньше. В этом году елка утонула в огромном количестве поделок из фольги, гофрированной бумаги, шариков из папье-маше.

Войдя в дом после путешествия, показавшегося ей нескончаемым, Стефани сразу почувствовала его удивительную теплоту; дом был наполнен запахами рождественской выпечки, свечей и сосны. В камине гостиной, которая, к ее удивлению, оказалась пустой, дрова уже почти прогорели, оставив после себя ярко тлеющие угли.

— А где все? — удивленно спросила Стефани. Она ожидала увидеть всю семью в сборе.

— Все уже спят, — ответила мама с ноткой разочарования в голосе. — Я тоже думала, что они дождутся твоего приезда.

— Завтра все встанут рано. Не забывай, у нас в доме внуки, — мягко сказал Мет, кивнув головой на кучу коробок, обернутых яркой бумагой и беспорядочно разбросанных вокруг огромной, закрывающей оконный проем елки. — Я даже не могу вспомнить, сколько лет назад вся семья собиралась на Рождество, — добавил он, улыбаясь. Он приблизился к Стефани и крепко сжал ее руку. — Я очень рад, что тебе удалось это сделать.

— Я тоже, папа.

Тони, ухватив Джоан за руку, потащила ее на кухню.

— Не сомневаюсь, что твоя мать прямо сейчас начнет обо всем расспрашивать Джоан, — усмехнувшись, сказал Мет. Он открыл старинный бар на колесиках. — Я знаю, что ты не любишь спиртное, — сказал он, открывая новую бутылку виски, — но мне кажется, что тебе сейчас это просто необходимо. — Налив двойную порцию, протянул ей. — У тебя совершенно измученный вид.

— Я не пью, но ты прав, это необходимо сделать.

Она запрокинула голову и одним глотком выпила горькую жидкость, почувствовав, как она сначала обожгла гортань, а затем быстро разлилась по всему телу теплом и умиротворением.

Мет налил немного виски в бокал из граненого стекла, которому было лет больше, чем ему самому, покрутил бокал и, поднеся к лицу, вдохнул, пытаясь ощутить букет напитка. Затем поставил бокал на каминную полку и, взяв небольшую кочергу, разгреб почти прогоревшие дрова, глядя, как красно-черные и бело-желтые искры, кружась, исчезали в дымоходе.

— Тебе повезло, что ты смогла улететь, — сказал он, продолжая стоять к ней спиной. — Наверное, решила в последнюю минуту.

— Да, так и было. Я не заказывала билет заранее, приняла решение в полдень… по ирландскому времени.

Мет взял бокал и повернулся к дочери, сделав вид, что старается в нем что-то рассмотреть, затем спросил:

— У тебя были планы на Рождество?

— Да, — мягко ответила Стефани и замолчала, не желая развивать тему дальше.

Ей показалось, что отец хочет еще о чем-то ее спросить, но он поднял бокал и, обращаясь к ней, произнес:

— Добро пожаловать домой!

— Спасибо, папа.

— Позволь мне задать тебе еще один вопрос, и я обещаю больше не приставать к тебе с расспросами: у тебя проблемы?

— Ну что ты, папа! Какие проблемы? — спросила она, желая узнать, что он имел в виду.

— Ну, я не знаю… Проблемы на работе.

— Нет, папа, на работе у меня нет никаких проблем.

— Может быть, проблема с мужчиной.

— В настоящий момент мужчин в моей жизни нет, — быстро ответила она, не желая ни лгать отцу, ни уж тем более рассказывать, что произошло. Ее родители были строгими католиками. Она не могла предсказать их реакцию, узнай они о том, что у их дочери был роман с женатым мужчиной. — Нет никакого секрета, нет никакой большой тайны — прошу мне поверить. Я буквально в последнюю минуту поняла, что хочу провести Рождество со своей семьей. У меня была альтернатива: остаться на Рождество в Дублине и встречать его одной, сидя дома, а мне ужасно этого не хотелось.