Сесилия Ахерн - Посмотри на меня

Дворники яростно метались по лобовому стеклу, пока она ехала по темным дорогам к городу. Переезжая через мост, она увидела покинутый город. Все заперлись по домам, в безопасности и в тепле. Кроме «Горба верблюда» и заведения Флэнагана, ночной жизни больше нигде не было. Элизабет припарковала машину напротив паба, вышла и замерла под холодным дождем, вспоминая.

Вспоминая ту ночь.

От слов песни, которую пела эта женщина, у Элизабет заболели уши. Она была грубая, слова отвратительные, и пелись они каким-то разнузданным, непристойным тоном. Каждое неприличное слово, их тех, что отец запрещал Элизабет произносить, вызывало аплодисменты пьяных гостей.

Она поднялась на цыпочки, чтобы через красное стекло витражной вставки увидеть, что за ужасная женщина каркающим голосом поет эту гнусную песню. Она была уверена, что ее мать сидит рядом с Кэтлин и морщится от омерзения.

Сердце Элизабет подскочило и застряло у нее в горле, дыхание на миг пресеклось. На самом верху пианино сидела ее мать, открывая рот, из которого и вылетали все эти чудовищные слова. Юбка была задрана до бедер, мать извивалась всем телом, а вокруг, дразня ее и хохоча, стояло несколько мужчин. Такого Элизабет еще никогда не видела.

– Тихо, тихо, парни, успокойтесь вы там! – крикнул из-за барной стойки молодой мистер Флэнаган.

Мужчины не обратили на него внимания, продолжая пожирать глазами мать Элизабет.

– Мамочка, – всхлипнула Элизабет.

Элизабет медленно шла через дорогу к пабу Флэнагана, ее сердце гулко билось от оживших воспоминаний. Она протянула руку и толкнула дверь. Мистер Флэнаган посмотрел на нее из-за стойки и слегка улыбнулся, как будто ожидал ее увидеть.

Маленькая Элизабет протянула дрожащую руку и толкнула дверь. Мокрые волосы прилипли к лицу, с них текла вода, нижняя губа оттопырилась и дрожала. Она в панике оглядывала большими карими глазами зал и вдруг увидела, как один из мужчин, гогоча, потянулся к матери.

– Не трогайте ее! – Элизабет закричала так громко, что сразу наступила тишина. Мать прекратила петь, и все головы повернулись к стоявшей в дверях девочке.

Угол зала, где на пианино сидела мать, взорвался от громкого хохота. Из глаз испуганной Элизабет хлынули слезы.

– Хнык-хнык-хнык! – пропела ее мать громче всех остальных. – Давайте все вместе попытаемся спасти мамочку, да? – Ее глаза остановились на Элизабет. Темные, налитые кровью, они были не похожи на те глаза, которые Элизабет так хорошо помнила, они принадлежали кому-то другому.

– Черт, – выругалась Кэтлин, кинувшись к Элизабет из другого угла. – Что ты здесь делаешь?

– Я п-п-п-ришла, ч-ч-ч-тобы… – запинаясь, произнесла Элизабет в затихшей комнате, растерянно глядя на мать. – Я пришла, чтобы найти маму, чтобы жить вместе с ней.

– Что ж, ее здесь нет! – закричала мать. – Убирайся! – Она угрожающе ткнула пальцем в ее сторону. – Мокрых крысят не пускают в пабы, – захихикала она, опрокинула в рот стакан, но промахнулась, отчего большая часть содержимого вылилась ей на грудь и заблестела ручейками на шее, заглушив аромат ее сладких духов запахом виски.

– Но, мамочка! – всхлипнула Элизабет.

– Но, мамочка! – передразнила ее Грайне, и несколько мужчин засмеялись. – Я не твоя мамочка, – резко сказала она, наступая на клавиши пианино и производя душераздирающие звуки. – Маленькие мокрые девчонки не заслуживают мамочки. Их нужно отравить, всех, всех вас, – сплюнула она.

– Кэтлин, – закричал мистер Флэнаган, – чего ты ждешь? Уведи ее отсюда! Она не должна этого видеть.

– Я не могу. – Кэтлин осталась стоять, пригвожденная к месту. – Мне нужно присматривать за Грайне. Я должна забрать ее с собой.

Мистер Флэнаган открыл рот, шокированный ее ответом.

– Да ты посмотри на ребенка!

Смуглая кожа Элизабет побледнела. Губы посинели от холода, а зубы стучали, насквозь промокшее платье в цветочек прилипло к телу, а ноги в резиновых сапогах дрожали.

Кэтлин перевела взгляд с Элизабет на Грайне, словно оказавшись меж двух огней.

– Том, я не могу, – прошипела она.

Было видно, что Том разозлился.

– Тогда я сам отвезу ее домой, надо же иметь совесть! – Он взял связку ключей и, выйдя из-за стойки, направился к Элизабет.

– Нет! – закричала Элизабет. Еще раз взглянув на мать, которой наскучила эта сцена и которая уже была в объятьях какого-то мужчины, она повернулась к двери и выбежала в холодную ночь.

Элизабет стояла в дверях паба, волосы промокли насквозь, по лбу струилась вода и капала с носа, зубы стучали, а пальцы онемели. Теперь зал заполняли другие звуки. Не было ни музыки, ни аплодисментов, ни пения, только звон стаканов и негромкие разговоры. В тихий вечер вторника в пабе оказалось не больше пяти человек.

Постаревший Том продолжал смотреть на нее.

– Моя мать, – крикнула Элизабет с порога, и ее удивило, как по-детски прозвучал ее голос, – она была алкоголичкой?

Том кивнул.

– Она часто сюда приходила?

Он снова кивнул.

– Но были недели, – она с трудом сглотнула, – целые недели, когда она жила с нами.

Голос Тома был тихим.

– Она была, что называется, запойной.

– А отец? – Она остановилась, подумав о своем несчастном отце, который ждал и ждал каждую ночь. – Он ведь знал об этом.

– Ангельское терпение, – ответил Том.

Она оглядела маленький паб, посмотрела на то же самое старое пианино, стоящее у стены. Ничего не изменилось, разве что возраст вещей.

– Той ночью… – сказала Элизабет, ее глаза наполнились слезами. – Спасибо вам.

Том просто грустно кивнул ей.

– Вы не видели ее с тех пор?

Он покачал головой.

– А вы… вы думаете, это возможно? – спросила она срывающимся голосом.

– Не в этой жизни, Элизабет. – Он подтвердил то, что она сама всегда чувствовала глубоко внутри.

– Папочка… – прошептала Элизабет и выбежала обратно в холодную ночь.

Маленькая Элизабет бежала из паба, дождь больно хлестал ей в лицо, ноги обдавало холодными брызгами, когда она наступала в лужи, а грудь пронзала острая боль при каждом вдохе. Она бежала домой.

Элизабет прыгнула в машину, на полной скорости понеслась прочь из города и вскоре свернула на дорогу, ведущую к дому отца. Приближавшиеся огни означали, что она должна сдать назад, подождать, пока встречная машина проедет, и только потом продолжить путь.

Отец знал правду все эти годы и не говорил ей. Он не хотел разрушать ее иллюзии, и мать всегда стояла у нее на пьедестале. Она думала о ней как о вольной птице, а об отце – как о тяжелой, гнетущей силе, как о птицелове. Она должна как можно скорее увидеть его, чтобы попросить прощения, чтобы все исправить.

Она снова выехала на дорогу, но увидела, как к ней с пыхтением приближается трактор, что было необычно в такой поздний час. Ей опять пришлось вернуться к началу дороги. У нее не хватило терпения, она бросила машину и побежала. Она бежала изо всех сил, бежала по дороге длиной в милю, которая вела ее домой.

– Папочка, – всхлипывала маленькая Элизабет, пока бежала по темной дороге. Она громко позвала его, и ветер в первый раз за всю ночь помог ей, подхватил ее зов и понес к дому. Свет зажегся в одной комнате, потом в другой, и она увидела, как открывается входная дверь.

– Папочка! – закричала она еще громче и побежала еще быстрее.

Брендан сидел у окна в спальне, глядя в темноту, пил чай и изо всех сил надеялся, что появится видение, которого он так ждал. Он прогнал их всех, чего вовсе не хотел, он сам был во всем виноват. Ему оставалось теперь только ждать. Ждать, что появится одна из трех его женщин. И даже та, которая – он знал это точно – не вернется никогда.

Он заметил вдали какое-то движение и весь напрягся, как сторожевая собака. К нему бежала женщина, длинные черные волосы развевались на ветру, ее образ размывал дождь, бьющий в окно и стекающий потоками по стеклу.

Это была она.

Он уронил на пол чашку с блюдцем и встал, опрокидывая кресло.

– Грайне, – прошептал он.

Он схватил трость и вышел, проклиная за медлительность больные ноги. Открыв дверь, он стал напряженно вглядываться в бушующую ночь, ожидая увидеть жену.

Он услышал вдали звук тяжелого дыхания бегущей женщины.

– Папочка, – донеслось до него. Нет, она не могла этого сказать, Грайне так не сказала бы.

– Папочка! – Он снова услышал всхлипывания.

Эти звуки отбросили его на двадцать лет назад. Это была его девочка, его маленькая девочка, и она опять бежала домой под дождем, и он был ей нужен.

– Папочка! – снова позвала она.

– Я здесь, – сказал он тихо, но потом громко крикнул: – Я здесь!

Он услышал ее плач, увидел, как, мокрая насквозь, она открывает скрипящую калитку, и, точно так же, как двадцать лет назад, он протянул к ней руки и обнял ее.

– Я здесь, не волнуйся, – успокаивал он ее, поглаживая по голове и баюкая. – Папа здесь.

Сад Элизабет в день ее рождения напоминал сцену безумного чаепития из «Алисы в стране чудес». В центре сада стоял длинный стол, покрытый белыми и красными скатертями. На столе не было ни дюйма свободного места, он был заставлен огромным количеством тарелок, на которых большими горками лежали коктейльные сосиски, чипсы и бутерброды, салаты, соусы, холодное мясо и сладости. Газон был тщательно подстрижен, посажены новые цветы, в воздухе стоял запах свежесрезанной травы, который смешивался с ползущим из дальнего угла сада ароматом барбекю. Стоял жаркий день, на ярко-синем небе не было ни облачка, окружающие холмы отливали изумрудом, пасшиеся на них овцы напоминали снежинки, и Айвену стало больно, оттого что приходится покидать такое красивое место и живущих в здесь людей.

– Айвен, я так рада, что вы здесь. – Элизабет выбежала из кухни.

– Спасибо. – Айвен улыбнулся, оборачиваясь, чтобы поприветствовать ее. – Ух ты, ничего себе! – У него отвисла челюсть.

На Элизабет был простой белый льняной сарафан, который красиво оттенял ее смуглую кожу, длинные волосы были слегка накручены и спускались ниже плеч. – Повернитесь, дайте на вас посмотреть, – сказал Айвен, все еще пораженный ее видом. Ее черты смягчились, и все в ней казалось нежнее.

– Я перестала вертеться перед мужчинами в восемь лет. А теперь хватит на меня пялиться, нужно еще много чего сделать, – резко сказала она.

Ну, все-таки не все в ней стало нежнее.

Она обвела взглядом сад, выпрямившись и держа руки по швам, как будто стояла в дозоре.

– Ладно, давайте я покажу вам, что здесь происходит. – Она схватила Айвена за руку и потащила к столу. – Когда люди придут через боковую калитку, они сначала подойдут сюда. Здесь они возьмут салфетки, ножи, вилки и тарелки, а потом перейдут сюда. – Она двинулась дальше, сжимая его руку и говоря очень быстро. – Когда они окажутся здесь, вы будете стоять за барбекю и готовить все, что они выберут из этого набора. – Она показала на стоящий сбоку столик с разными видами мяса. – Слева лежит соевое мясо, а справа обычное. Не перепутайте.

Айвен открыл рот, чтобы возразить, но она подняла вверх палец и продолжала:

– Затем, после того как они возьмут булочки, они перейдут за салатами сюда. Пожалуйста, обратите внимание на то, что соусы для гамбургеров стоят вот здесь.

Айвен взял оливку, и Элизабет шлепнула его по руке, заставив бросить ее обратно в миску. Она все говорила и говорила:

– Десерты находятся вон там, чай и кофе тут, органическое молоко в левом кувшине, а обычное – в правом, туалет только через дверь и налево, я не хочу, чтобы они бродили по дому, хорошо?

Айвен кивнул.

– Вопросы есть?

– Только один. – Он схватил оливку и засунул себе в рот до того, как Элизабет успела ее выхватить. – Зачем вы мне все это рассказываете?

Элизабет подняла глаза к небу.

– Потому что, – она вытерла вспотевшие руки о салфетку, – я еще никогда не выполняла роль хозяйки, а поскольку вы меня в это втянули, мне нужна ваша помощь.

Айвен рассмеялся:

– Элизабет, у вас все получится, но если я займусь барбекю, это определенно не поможет делу.

– Почему? В Яизатнафе вы не устраиваете барбекю? – язвительно спросила она.

Айвен оставил ее комментарий без внимания.

– Послушайте, мне кажется, сегодня вам не нужны правила и расписание. Просто позвольте людям делать то, что им нравится: бродить по саду, общаться друг с другом и самим выбирать себе еду. Какая разница, если они начнут с яблочного пирога?

Элизабет выглядела шокированной.

– Начать с яблочного пирога? – затараторила она. – Но он стоит на другом конце стола. Нет, Айвен, вы должны им показать, где очередь начинается и где кончается. У меня не будет на это времени. – Она кинулась на кухню. – Пап, надеюсь, ты там еще не съел все коктейльные сосиски? – крикнула она.