В этом месте Питер перестал смеяться и почувствовал себя неловко. Ничто не казалось более невероятным, чем то, что он ей нравится, не говоря уже о любви. Скорее наоборот, он мог бы сказать, что она чувствует к нему неприязнь.

Он вернул Пенелопе письмо и беспечно улыбнулся:

— Хорошо, моя дорогая. Полагаю, мне придется забыть о своей репутации и подыскать вам хорошую сырую темницу. А как ты поживаешь, Джордж?

— Спасибо, хорошо. Пенелопа замечательно развлекала меня. Знаешь, я ведь не поздравил тебя как следует с женитьбой, счастливый ты дуралей! — смеясь, сказал Джордж, хотя в душе стонал от очевидного разлада между хозяевами.

«Дурак ты, Питер, — думал он, — все-то перепутал и испортил».

Пенелопа покраснела от смущения и поднялась:

— Мне надо переодеться к обеду, если вы, джентльмены, извините меня.

Питер проводил ее до двери.

— Спасибо, Питер. Удалось подстрелить кролика?

— Трех!

— Замечательно! Джордж, у вас будет пирог с крольчатиной, — выходя, сказала она и засмеялась.

Питер вернулся к Джорджу:

— Кажется, вы с Пенелопой понравились друг другу.

— Восхитительная девочка. Жаль, что она слепа, но это не удерживает ее от многих дел. Как ты ладишь с ее собакой?

— Теперь хорошо.

— Только не говори мне, что он на тебя набрасывается.

— Бывает, когда я заслуживаю, — ответил Питер с такой интонацией, которая позволяла предположить, что он не хочет говорить об этом. — Бренди, Джордж?

Мимоходом они поговорили об общих знакомых, и потом Питер спросил:

— Так что тебя беспокоит, Джордж? В письме ты писал, что нам надо бы поговорить о чем-то, но ты не хочешь довериться бумаге. Выкладывай.

Джордж сразу озабоченно сник.

— Если бы не это дело, я бы ни за что не стал сейчас вмешиваться…

— Какого черта! Почему нет? — недоумевая, спросил Питер.

— Почему нет? Ради всего святого, Питер, будто ничего плохого не было в том, что в церкви тебе пришлось напоминать, что надо поцеловать невесту. Но шафер же не следует за молодоженами весь медовый месяц.

— Чепуха. Мы же не сгораем от любви, как ты знаешь. Давай свою историю, или что там у тебя.

Джордж глубоко вздохнул:

— Меня беспокоит твой кузен, Джек Фробишер. Такие отвратительные слухи пошли…

— Джордж, о нем всегда ходят отвратительные слухи. Не обращай на них внимания. Я так не обращаю, — беспечно отмахнулся Дарлстон.

— Кажется, он попал в безвыходное положение. По-видимому, ростовщики в него вцепились. Недели две назад он попытался бежать из Бата с Амелией, сестрой Каррингтона.

— Боже мой! — с отвращением воскликнул Дарлстон. — Только не говори, что это стало известно всем.

— Нет, все делалось тайком, — успокоил его Джордж. — Это — главная причина, почему Каррингтон не выгнал его. Такое происходит сплошь и рядом и, естественно, не принесет девицам ничего хорошего. Он мне сказал конфиденциально, потому что хотел тебя предупредить. Он думает, что Джек это сделал в отместку за твою женитьбу. Сам понимаешь, быть вычеркнутым из завещания и все такое!

— Но ты сказал, что о нем идут какие-то слухи, — напомнил Дарлстон.

— Слухи не о нем, а от него. Во всяком случае, я так подозреваю. — Джордж прокашлялся, сознавая, что выбрал рискованный путь. — Питер, Фробишер был там в ту ночь, когда у тебя произошла стычка с Фолиотом. Вероятно, он знал, что поместье Фолиота не покроет такого долга. И взбесился из-за твоей женитьбы, ты знаешь. Говорил, что ты поступил так, только чтобы досадить ему, и он сделает все, чтобы ты пожалел об этом. О Пенни он тоже запустил немало слухов. Говорил, что свадьба эта сфабрикована, чтобы избавить Фолиота от долга. И это правда, но ты же не хочешь, чтобы об этом знали все?

— Боже мой! — Дарлстон был потрясен. — И люди все это воспринимают всерьез?

— Ну, ты же согласишься, что истории делают хорошие рассказчики. А люди слушают, Питер.

— Еще что-нибудь есть? — спросил Дарлстон, игнорируя его укол.

— Да, есть еще одно дело, — неохотно протянул Джордж. — Каррингтон считает, что Фробишер сейчас в таком дерьме, что может попытаться избавиться от тебя. Ты знаешь, он не делает секрета из того, что никак не ожидал, что ты снова женишься.

— Джордж, ты серьезно полагаешь, что Джек надумает убить меня, чтобы получить наследство? Ты с ума сошел! У нас Англия и девятнадцатый век, а не средневековая Италия!

— Я знаю, что звучит это безумно. Но возможно, он в таком отчаянии, что может и попытаться. Разве попытка сбежать с Амелией не безумие?! Еще одно, если ты извинишь меня, что я лезу в твою личную жизнь. Коль скоро ему так требуется наследство, он может попытаться навредить Пенни.

Дарлстон изумленно смотрел на него.

— Пенелопе? Зачем?

— Она — твоя жена, как ты знаешь, и наследница всего, — сконфузился Джордж. Тема эта была деликатной даже для близких друзей.

— Еще кто-нибудь догадывается об этом?

— Нет. Только Каррингтон. Он просил, чтобы я предупредил тебя.

Дарлстон походил по комнате.

— Все, что ты говоришь, походит на полнейший вздор, но я присмотрю за Джеком. Не говори пока ничего Пенелопе, хорошо? Если Джек попытается что-то сделать, он будет стараться, чтобы все выглядело как случайность. Я уверен, что собака способна ее защитить. А со слухами надо что-то предпринять. Я не хочу, чтобы кто-то, сплетничал о моей жене.

— Ты сказал, должно быть похоже на случайность? — задумчиво протянул Джордж. — А как случилось, что Пенелопа упала? Не ты ли мне говорил, что Джек гостил у тебя накануне. Может, он повредил мост?!

— Ну что ты! Сомневаюсь, что он вообще знал об этих ее прогулках верхом, не говоря уже о том, где они ездят. Хотя постой-ка! А может, и знал. Помню, они говорили об этом во время обеда. Пенелопа тогда готова была голову ему разбить, если бы я не вмешался.

— Так он знал, где они скачут?

Питер попытался сосредоточиться, но вспомнить не мог.

— Кто его знает? Во всяком случае, звучит это фантастически! Случайность, что Пенелопа поехала через мост первой.

— Может, оно и хуже было бы, если бы не она поехала первой, — задумчиво покачал головой Джордж. — Ты писал, что Нерон отказывался идти. Значит, если бы первым поехал Джонсон, а Пенелопа сразу за ним, то мост рухнул бы под ними обоими.

— Да, знаешь, похоже… Ладно, идем, переоденемся к обеду. Франсуа всегда ворчит, когда мы опаздываем.

Обед прошел намного оживленнее, чем в предыдущие вечера.

Джордж с Пенелопой заговорили о последней войне с Францией. Было ясно, что Пенелопа следила за событиями, и Питер почувствовал прилив гордости за ее умные вопросы и комментарии.

Она вежливо оставила джентльменов наслаждаться портвейном и удалилась в гостиную. Когда они вошли в гостиную, Пенелопа играла на пианино. Она прервалась, но они попросили ее продолжить и уселись, чтобы слушать. Инструмент запел под ее пальцами, и было очевидно, что она полностью сливается с музыкой. Дарлстон отметил про себя, что она выглядит особенно привлекательно, когда полностью сосредоточится на чем-то.

Он смущенно приглаживал волосы, отчаянно стараясь сосредоточиться на чем-то ином, а не на соблазнительных контурах ее тела. Он перевел взгляд на ее лицо. Темно-каштановые волосы спадали мягкими локонами, лаская шею. Один непослушный локон выбился и щекотал ей щеку, и Питеру хотелось поправить его. От неудовлетворенности он чуть не застонал вслух и перевел взгляд на ее пальцы, которые порхали по клавишам, а сам перебирал в памяти те редкие случаи, когда она прикасалась к нему.

Подумать только! Он вел себя как томящийся от любви юнец!

Большим усилием воли он оторвал от нее взгляд и вернулся мыслями к тому, что сказал Джордж. Попытается ли Джек убить его? Нет, конечно! И все же просто отмахнуться от этого нельзя. Тут ему пришло в голову самое неотложное для него дело — укрепить свой брак. Из этих мыслей его выдернул голос Джорджа. Пенелопа закончила играть, и он предложил почитать для нее; в руках он держал «Ведомости», а Пенелопа, довольная, слушала. Питер почувствовал раздражение. Черт побери! Нельзя же быть такой дружелюбной. И почему Джордж столь усерден в своей заботливости? Называет ее Пенни, будто давно знает. Явным был контраст между учтивостью, припасенной ею для него, и тем, как она относится к Джорджу. И хотя он сам подтолкнул ее к такому отношению, в нем заговорила обида. К тому времени, когда Пенелопа извинилась и ушла, он твердо решил зайти в ее комнату и откровенно поговорить о ее поведении.

Джордж с Дарлстоном остались поболтать еще немного: гость — весело и неуемно, а хозяин — мрачновато. Наконец Джордж решил брать быка за рога.

Он быстро разглядел и понял, какие черти водят его друга. Напряженность в отношениях между супругами не прошла мимо него, и ему показалось, что он догадывается почему.

— Питер! Какой же ты счастливчик. Подобрал себе самую очаровательную, самую умную девочку, какую только можно вообразить. Ты не смог бы найти лучше, если бы знал ее многие годы. Не то что Мелисса, слава богу.

Питер даже испугался такого панегирика. Он помолчал, потом наконец сказал:

— Да, пожалуй, ты прав. Могло быть много хуже.

Джордж извинился и рано ушел, сказав, что путешествие утомило его и что утром он встретится с Питером.

— К сожалению, утром я буду занят с полицейским, — ответил Питер. — Нам надо кое-что расследовать. Так что развлекай себя сам. Не возражаешь?

— Конечно, я найду чем заняться. Может, приглашу Пенни на верховую прогулку. Она сказала, что ты уже разрешил ей брать Нерона и она полностью оправилась от того случая.

Непонятно почему, но мысль, что Пенелопа будет кататься с Джорджем, разозлила Питера. Еще бы! Когда он вчера предложил ей то же, она отказалась! В сердцах он отбросил тот факт, что его предложение было не вполне приглашением, и еще решительнее настроился предложить жене быть с Джорджем сдержанней. В таком настроении он переоделся ко сну и решительно постучал в соседнюю дверь.

Ответа на стук не последовало, и Питер удивился: неужели она уже спит? Потом испуганный голос пригласил его войти. Пенелопа сидела на постели, расчесывая волосы. Она нервно подняла к нему лицо, не понимая, что он хочет. Пульс застучал где-то у горла, и, к своей досаде, она почувствовала, что дрожит.

— Питер? — Голос не подвел ее и не дрогнул, но муж расслышал в нем интонации неуверенности.

— Можно мне поговорить с вами, Пенелопа?

— Конечно. — И это все, что ему надо, пропади он пропадом!

Дарлстон не выбирал слов:

— Я рад, что Джордж вам понравился, но нет никакой необходимости быть с ним такой мягкой и нежной и обращаться по имени к мужчине, с которым едва знакомы. Будь то с другим мужчиной, я бы очень рассердился. От своей супруги я требую благоразумия и сдержанности, свойственной леди.

Пенелопа окаменела.

— Вы требуете от меня, чтобы я со всеми была скучной только потому, что вы этого хотите? Не будьте глупым, Питер!

Питер не был готов к тому, что она возразит.

— Вот как вы на это смотрите, да?! — рявкнул он. — Я не хочу, чтобы мне опять наставили рога!

От изумления Пенелопа онемела. С минуту она не могла вымолвить ни слова от услышанного оскорбления и потом взорвалась. Она соскочила с постели, подбежала к нему, дрожа от гнева и обиды:

— Как вы смеете! Только потому, что мне приятно общаться с тем, кто относится ко мне как друг, а не как незваный гость, вы предположили, что я буду не верна вам? Так вы обо мне думаете?! Я не выношу вас, Питер Дарлстон! Оставьте меня!

До Питера не доходило, что у его нежной супруги есть характер, и он испугался, поняв это. К своему ужасу, он обнаружил, что прозрачная ночная рубашка, в которую Эллен облачила свою хозяйку, подчеркивала соблазнительные изгибы ее тела. Питер смотрел на нее, и в нем закипала кровь, он едва сдерживал страстное желание без всяких церемоний сорвать с нее этот тонкий шелк.

Негодуя, что Питер еще здесь, и совершенно не понимая, что она стоит перед ним почти обнаженная, Пенелопа повторила:

— Оставьте меня! Уходите! — И топнула, указав на дверь. Одна изящная грудь дернулась под практически несуществующей ночной рубашкой…

Питер забыл, что пришел повздорить со своей женой, он схватил ее за плечи, прижал к себе и начал неистово целовать. Звонкая пощечина, которая за этим последовала, объяснила ему, что он поторопился со своими страстными поцелуями. Он сразу отпустил ее, отступил на шаг и зло прошипел:

— Прошу извинить меня. Я избавлю вас от своего присутствия. Доброй ночи! — И он хлопнул дверью.

Пенелопа вернулась в свою постель, зарылась лицом в подушки и зарыдала, а Дарлстон по другую сторону двери слушал ее приглушенные всхлипывания. Но он был слишком унижен, чтобы вернуться и попросить прощения. Выражение обиды на ее лице продолжало хлестать его совесть. Ну и вредная девчонка!