Рыдания замерли у меня в горле, когда Том рухнул на колени возле тахты и начал бормотать что-то про «сохранение жидкости». Я невольно опустила руку на его затылок и провела по пушистым темным волосам. Еще немножко поикав и постонав (для убедительности), вытащила с нижней полки тумбочки телефонную книгу, бросила ему и велела добыть что-нибудь съестное, и по-быстрому. Все-таки уже десять часов.

Сегодня день второй постельного режима. Мы с Томом внесли некоторые изменения в распорядок дня:

• Том приходит домой не позже чем через полчаса после обещанного времени, чтобы я не сидела одна в потемках.

• Я заказываю ужин по своему вкусу из ресторана, а он забирает по дороге домой.

• На обед он делает или покупает мне сэндвич, какой я люблю, и оставляет в специальном термосе рядом с тахтой, плюс фрукты и орешки на перекус. (Так и хотелось добавить: и печенье с шоколадной крошкой. Но если дать себе волю, то через четырнадцать недель в роддом я не пойду, а покачусь.)

• Он постарается понять, каково целый день торчать одной в четырех стенах, а я буду помнить, что он тоже переживает (бла-бла-бла).

• Я НЕ ПОЗВОЛЮ ЭЛИСОН доводить МЕНЯ.


По-моему, вполне разумный план. На тумбочке лежит сэндвич с моцареллой и артишоком под соусом песто — точнее, его остатки, половину я слопала еще утром, — и я уже выбрала меню на сегодняшний вечер. Этот город кишмя кишит потрясными ресторанами; впереди у меня три месяца, с каждым разберусь. Имея под рукой верного «Загату»[9] и несколько гастрономических вырезок из старых номеров «Нью-Йорк таймс», заказать первую дюжину ужинов будет проще простого.

16.00

Опять приходила Брианна, и это здорово, потому что сэндвич с моцареллой не дожил и до полудня. Я уже психовала и ломала голову, как растянуть два киви и пакетик жареного арахиса на девять часов, а тут и нарисовалась Бри, с четырьмя кусками пиццы из «Ла Маргериты», что у нас за углом. Когда я в один присест уничтожила три из них, сметливая Бри отправилась на кухню и сварганила омлет с ветчиной и сыром. А еще она — вот умница! — принесла мне пару печеньиц с шоколадом. Одно я схрупала сразу, а другое приберегла: будет что пожевать во время «Рикки».

В благодарность за ее доброту пришлось выслушать малозанимательное продолжение ее романа. Моя мама сказала бы про нее: не звезда и даже не стоваттная лампочка. Уже год Бри встречается с женатым человеком, который явно морочит ей голову заявлениями типа «Я должен оставаться ради детей» или «Я бы женился на тебе хоть завтра, но сейчас жена сидит на антидепрессантах». А я-то была уверена, что подобные женщины повывелись еще в 50-х.

Если хотите знать мое мнение, с такими девушками, как Бри, мужики охотно заводят интрижки, но никогда на них не женятся. Хорошенькая, с роскошным бюстом и стройными ногами; длинные прямые темные волосы, а на носу — совершенно неожиданно — веснушки. Ее мать — представительница старинной итальянской фамилии, некогда владевшей несколькими премиленькими виллами и дивной оливковой рощей, раскинувшейся на холмах близ Флоренции. Однако после Второй мировой все состояние семьи мало-помалу сошло на нет. Отец вышел из семьи обедневших ирландских иммигрантов, в свое время перебравшихся в Новый Свет и разбогатевших на судостроении. Но вопреки (или благодаря) родословной Брианна — наивная простушка, сама напрашивается на то, чтоб ее надули. Естественно, находятся мужчины, которым перед таким искушением не устоять. Когда я намекнула, что женатые мужики имеют дурную привычку оставаться в семье, она удивленно распахнула темные глазищи и на полном серьезе заявила, изящным движением откидывая за спину длинные пряди:

— Он хочет уйти от жены. Только ему нужно выбрать подходящее время, понимаешь?

Когда Бри отправилась восвояси, я принялась рыскать по Интернету — хотела найти что-нибудь про свой диагноз (у него оказалось впечатляюще длинное название — «олигогидрамнион», а проще «маловодие»), заодно подписалась на кучу журналов. Получился винегрет из весьма достойных («Экономист», «Тайм») и не так чтоб очень («Вог», «Харперс», «Гламур»), Под конец, в затмении рассудка, подписалась на нечто под названием «Работающая мать». И тут же ужаснулась: а что, если мне так и не доведется стать работающей матерью? Стоп, я должна настраиваться только на позитив.

18.15

Ну почему мне никогда не дают спокойно посмотреть «Рикки Лейк» от начала до конца? Только устроишься перед телевизором, как тут же начинает надрываться телефон или в дверь звонят, и пиши пропало — мне уже не узнать, чем кончилась передача «Как я стала секс-бомбой».

Сегодня помехой стала Фэй — низенькая, с коротко остриженными каштановыми волосами, грубоватая, но дружелюбная и вечно по уши в делах. Откровенно говоря, я удивилась, увидев ее у себя на пороге. Должно быть, Брианна что-то нашептала, потому что Фэй притащила коробку печенья — увы, не с шоколадом, а с изюмом. Терпеть не могу печенье с изюмом. Самое подлое, что издали оно выглядит точь-в-точь как мое любимое, с шоколадом. Ты вся преисполняешься надеждами. И вдруг — бац! — страшное разочарование.

Естественно, я поворчала про себя, а когда она сунула мне какой-то фундаментальный труд в твердом переплете, в душе так и обмерла.

— Сто лет собираюсь прочесть это дерьмо, — весело сообщила Фэй, — да все времени не хватает, дьявол его побери. А у тебя теперь времени навалом, вот ты и почитаешь, а после мне расскажешь! Опля!

Не смешно. Нисколечко не смешно. У меня в шкафу полным-полно собственных серьезных книжек. С чего она взяла, что я стану за нее читать ее серьезные книжки? Если я никуда не выхожу, ничего не делаю, значит, можно превратить мою жизнь в кромешный ад, так, что ли?

Вслух я, конечно, ничего такого не сказала. Вслух я сказала: как мило, с огромным интересом почитаю про то, как женщина в последней стадии рака в одиночку отправилась через Анды. И к тому же на протезе? Восхитительно. Сегодня же и начну.

Потом Фэй битый час толковала о работе — иных тем для разговора у нее нет, потому как, насколько я могу судить, ничем иным она не занимается. Со своей последней подругой она разошлась два года назад и с тех пор ни с кем не встречается. Фэй уже добилась вожделенного звания партнера в фирме, но просиживает в конторе еще дольше, чем я. Она и сейчас туда отправилась и небось проторчит до полуночи. Ужасное, одинокое, жалкое существование.

5

Середина пятницы

День третий постельного режима. Сегодня утром я проснулась, подумала: так будет еще девяносто дней. И разревелась.

Но успокоилась еще до того, как Том ушел на работу, к большому его облегчению («Не могу же я оставить тебя в таком состоянии!»), рьяно взялась за брови и целый час приводила их в надлежащий вид. Кроме того, я:

• воском удалила буйно разросшуюся растительность на животе (если следующие тринадцать с половиной недель меня будут осматривать каждые пять минут, надо хоть выглядеть прилично);

• подремала (когда проснулась, обнаружила, что обслюнявила всю нашу красную бархатную подушку. Почему, интересно, женщины на сносях такие слюнявые? Чтоб быстрее привыкнуть подтирать сопли будущему отпрыску?);

• наблюдала, как старушка в доме напротив моет полы в квартире (во всяком случае, там, где мне видно);

• поддалась минутной слабости и позвонила маме.


Последнее было роковой ошибкой. Одно дело звонить моей маме с конкретной информацией (самолет Элисон прилетает в 19.10; посылаю статью из «Ньюйоркера»; мой ребенок может родиться раньше срока). И совсем другое, если требуется поддержка или утешение.

Разговор у нас состоялся примерно следующий.

Я. Привет, мам, как дела? Совсем тут скоро ошалею валяться на левом боку. Подумала, дай-ка позвоню маме, она меня приободрит.

Она. Не стану утверждать, что ты сама во всем виновата… Ты пробовала «иланг-иланг»?[10]

Я. Сама виновата? То есть как это?

Она. Не стану утверждать, что ничего подобного не произошло бы, останься ты в Англии…

Я. Ты о чем? Какая разница, где я живу? Мои проблемы не имеют никакого отношения к тому, где я живу!

Она. Я сказала — не стану утверждать, что все дело в переезде в Америку…

Я. Ну начинается! По-твоему, все из-за моей работы? Думаешь, в Лондоне я работала бы меньше, и вообще причина любых бед — американский трудоголизм? Да ты ж ничегошеньки не знаешь о том, сколько вкалывают лондонские юристы, а вбила себе в голову…

Она. Все я знаю, моя дорогая! Дочка Джейн Купер работает пять дней в неделю и каждый день успевает после работы забрать детей из школы…

Я. Джейн Купер — ничтожество, чертова параюристка в занюханном Саффрон-Валдене[11]! И сравнивать нечего!..

Она. Так ли уж необходимо выражаться, дорогая? Ты сама мне позвонила, и я не намерена терпеть твою грубость…


Трубки были повешены минут через сорок, после того как я: 1) нехотя признала, что, вероятно, все-таки перерабатывала, и 2) обещала перед сном капнуть на подушку «иланг-иланга». После чего я еще полчаса предавалась печальным размышлениям. Ну почему я, относительно успешный, довольно уверенный в себе юрист, постоянно уступаю матери в подобных прениях? Почему, стоит ей раскритиковать какой-нибудь мой шаг, как у меня уже пылают щеки и слезы на глазах? Почему меня вообще волнует ее мнение? Бывают же люди, которые снисходительно посмеиваются над причудами своих матерей. Есть люди, которые в «Списке дел, которые каждая современная женщина обязана выполнить до тридцати» с легкостью отмечают галочкой пункт «Относиться к матери как один взрослый человек к другому взрослому человеку». Увы, я не из таких.

Выход собственной злости я дала, с остервенением ликвидируя волосы везде, где им не место. Время к обеду, пора бы уже появиться Брианне с чем-нибудь вкусненьким.

14.00

Никакой Брианны. Ну и ладно. Том оставил мне целую гору сэндвичей с жутко дорогим сыром из «Забара»[12]. Вчера после работы он в припадке раскаяния прочесал полгорода и разыскал-таки мой любимый английский сыр, мягкий белый «Чеширский» («Вот, Кью, и не говори теперь, что я никогда не покупаю ничего стоящего. Кстати, завтра я, наверное, задержусь на работе»). И еще у меня осталось то дурацкое печенье с изюмом, что притащила Фэй. Если выковырять весь изюм (сморщенная мерзость, брр), то сойдет.

6

Понедельник, 10.00

Все меня бросили, никто не навещает. Только телефон надрывается. Из конторы звонили человек двенадцать — одни оправдывались, почему не могут зайти, другие туманно обещали как-нибудь заглянуть (когда дети выздоровеют, когда закончится судебный процесс, когда вернутся с Мальдив). Можно подумать, я обитаю в какой-нибудь глухомани, а не в центре Нью-Йорка. Неужели так трудно спуститься в метро? Ну да, в воскресенье приходили обедать Лара и Марк. Но без этого удовольствия я бы уж как-нибудь обошлась — ни одного из них особенно не жалую. Марк, университетский приятель Тома, стал совершенно несносен с тех пор, как заделался помощником окружного прокурора и начал сажать за решетку торговцев марихуаной. Лара — невыносимо стройная и подтянутая тренерша по гимнастике — двоих детей родила, а нипочем не скажешь. Где она их носила, как рожала, — загадка. Одно очевидно: на ее фигуре это не отразилось. На мое пузо она глядит с плохо скрываемым отвращением. И гости из обоих никудышные. Ладно, в ресторан они завернули и кое-что съестное с собой принесли, но у них что, руки отвалились бы, если б они потом немножко помогли Тому прибраться? В квартире форменный свинарник! А захватить что-нибудь вкусное для меня им и в голову не пришло. Ни кусочка торта, ни печеньица, ничего! Притащили бутылку шардоне, которого я по понятным причинам даже пригубить не могу.

Как ни странно, куда более приятным оказался визит забавной гречанки, нашей соседки снизу. В субботу днем раздался стук в дверь и греческая леди попросила разрешения осмотреть квартиру: она воюет с нашим домовладельцем из-за коммунального обслуживания, и ей надо сравнить обе квартиры. Она внимательно исследовала кухонное оборудование и состояние кондиционеров, а через полчаса вернулась — с миской домашней мусаки и самодельными конфетами из манки, на бумажной тарелочке. Английский у нее дрянной, акцент чудовищный, но сама она ужасно милая. Сказала, еще придет и принесет своей пахлавы, а это, ей-богу, не хуже печенья с шоколадом.

Вот так. Первая неделя постельного режима закончилась, вторая началась. Беременность — двадцать семь недель. Если бы ребенок родился сегодня, он бы не дотянул до положенного срока тринадцать недель. Залезла в Google и нашла сайт, где уверяют, что его шансы выросли почти до 85 процентов. Сразу здорово полегчало.