— Но почему они не искали ребенка? Почему не обшарили побережье?

— Была война, если помните, — заметил Тремеллин не без иронии. — Их бы просто потопили или бросили в тюрьму, если бы они решились сунуть свои французские носы на английский берег. Кроме того, они нашли беглецов плавающими в воде, словно дохлая макрель. Младенец не продержался бы столько. Если бы его не растерзали рыбы, то уничтожил бы прилив. Я могу понять, почему они прекратили поиски. Это чудо, что течение отнесло шлюпку так далеко и благополучно доставило на наш берег, а не перевернуло где-нибудь в море. Должно быть, она выбралась на берег и сумела уползти, прежде чем следующий прилив унес лодку обратно в море. Мы не нашли ничего, кроме обломков дерева, видимо, оставшихся от прежних кораблекрушений. Это суровый берег. Я не виню их за то, что они прекратили поиски. — Заметив выражение лица Эймиаса, Тремеллин добавил: — Меня тоже не в чем винить. Я пытался навести о ней справки, и Эмбер это знает. Я даже поместил объявление в газете, но во время войны у французов не было доступа к нашим газетам. — Он вздохнул. — Такие вот дела. Она наконец-то нашла свой дом, и не простой, а знатный и богатый. — Он взглянул на Эймиаса, и на какое-то мгновение его выражение и голос смягчились. — Мы ей больше не нужны, никто из нас.

Эймиас был слишком потрясен, чтобы говорить.

— Спасибо, — только и сказал он и, повернувшись, шагнул прочь. Затем резко обернулся: — Назовите хотя бы ее полное имя.

— Женевьева Дюпре, дочь графа Анри Дюпре. Этот ублюдок написал мне письмо и предложил деньги за те годы, что она провела здесь. Я, разумеется, отказался. Он мог бы поблагодарить меня по-человечески или хотя бы поинтересоваться, что мне нужно. Вместо этого он предпочел откупиться, ну и дьявол с ним. Хотя, полагаю, он не особенно любит англичан. У них дом в Париже и поместье на берегу моря. Кстати, это не так уж далеко от Сент-Майклз-Маунт. Собираетесь съездить туда? — поинтересовался он с язвительной улыбкой.

— Нет, — отозвался Эймиас, пытаясь переварить услышанное. — Конечно, нет.

Эймиас не удивился, увидев, кто его ждет, когда вернулся в гостиницу. Он заметил темноволосого мужчину, расположившегося за столом в общем зале, как только вошел.

Даффид улыбнулся, но одного взгляда на Эймиаса хватило, чтобы улыбка сползла с его лица.

— Она отказала тебе? — спросил он.

— Нет, — ответил Эймиас, плюхнувшись на стул рядом с ним и вытянув длинные ноги.

— Понятно. Ты опомнился и понял, что холостая жизнь лучше. Что ж, давай выпьем за это, — сказал Даффид, подняв свой стакан.

— Как ты меня нашел? — тупо спросил Эймиас.

— Выследил. Это было несложно. Мы, цыгане, хитрые дьяволы.

— Нечего винить цыган в своих дурных наклонностях, — сказал Эймиас со слабой улыбкой. — Ты только наполовину цыган, а наполовину воришка.

— За это тоже можно выпить. — Даффид поставил стакан и устремил пристальный взгляд на своего друга и названого брата. — Что случилось? — спросил он, внезапно посерьезнев.

Эймиас пожал плечами:

— Ничего такого, чего бы я не заслужил. Впрочем, я никогда не возражал против заслуженной порки. Только представь! Я примчался сюда с намерением предложить бедной бездомной девушке руку и сердце. Благородно, не правда ли? Она должна быть в восторге! Какая женщина в здравом уме упустит такой шанс? О чем еще может мечтать красивая, умная добросердечная девушка, как не о браке с бывшим каторжником, калекой, лжецом и вором. Не говоря уже о том, что он потратил несколько недель, размышляя, достойна ли она его.

— Она отказала тебе, — произнес Даффид утвердительным тоном.

— Нет. Она не могла этого сделать при всем желании. Она уехала. Отправилась в Лондон, чтобы найти работу. Что еще делать девушке, оказавшейся в трудном положении? Возможно, моя мать проделала то же самое, после того как избавилась от обузы в моем лице. Но вместо этого Эмбер нашла свою семью. Настоящую, и догадайся какую? Оказалось, что она богата и знатна! Прямо как в сказке со счастливым концом. — Он горько улыбнулся. — Включая избавление из когтей чудовища. Которым мог стать я. Ты прав, — сказал он, сделав знак трактирщику. — Надо выпить за это.

— Не хочешь рассказать подробнее? — спросил Даффид. Он познакомился с Эймиасом в тот день, когда тот лишился пальцев, С тех пор он не раз видел, как его друг страдает от боли, переживая потерю многих других вещей: достоинства, надежды, людей, которых любил, и даже собственной жизни, нередко стоявшей на карте. Но он никогда не видел его в таком состоянии. Эймиас всегда готов был сражаться, причем делал это с изяществом, решительностью и юмором, а не с этой жутковатой гримасой насмешливого самоуничижения. Он казался безумным и каким-то потерянным.

— Все очень просто, — ответил Эймиас и быстро пересказал ему все, что узнал от Тремеллина, добавив: — Его подопечной неслыханно повезло, а у него такой вид, словно он пережил катастрофу. Неужели это только потому, что в ее лице он потерял дочь? Боже, какой грязный у меня ум! — Он покачал головой, испытывая отвращение к самому себе.

— Не такое уж невероятное предположение, — задумчиво отозвался Даффид. — В конце концов, она не была его дочерью. Но теперь это не имеет значения. Значит, она француженка и богатая наследница. Тебе повезло.

— Ты что, рехнулся? — осведомился Эймиас. — Я никогда больше ее не увижу.

— Ты же сказал, что она питала к тебе какие-то чувства.

— Возможно, — буркнул Эймиас, запустив в волосы затянутую в перчатку руку. Затем вытянул руку перед собой и уставился на нее с хмурой гримасой. — Проклятие, эта перчатка спасла ее. — Он ухмыльнулся — Кто бы мог подумать, что эта чертова рука может сделать что-то хорошее? И, тем не менее, она спасла Эмбер и в определенном смысле обеспечила ее будущее. Потому что, не остановись я тогда, мне пришлось бы предложить ей выйти за меня замуж, пусть даже из чувства долга… — Он покачал головой и поморщился. — Впрочем, ничего бы из этого не вышло, — пробормотал он себе под нос. — Я бы всегда помнил, что был вынужден это сделать, да и она тоже. Так что эта перчатка спасла нас обоих…

Эймиас замолчал, вспомнив, что он не один. Хоть он и привык доверять Даффиду все свои секреты, это не распространялось на тайну ночи, проведенной с Эмбер.

— В общем, — сказал он, резко сменив тему, — даже если я задел ее чувства, я оказал ей услугу. Не будь я таким дураком, она бы никогда не послала объявление в газету и не стала бы искать свою семью, потому что мы с ней создали бы собственную. — В его глазах сверкнула боль, когда он снова взглянул на Даффида. — О, Даффи, я был непростительно туп, позволяя себе предаваться иллюзиям после возвращения в Англию. Вращался в кругу знати, изображая из себя джентльмена, обманывая самого себя так же, как и всех остальных. Да будь я таким безмозглым в прежние времена, мне бы и часа не протянуть! Я забрался в корнуоллскую глушь, чтобы найти родню, не располагая никакими сведениями, кроме собственного имени, когда любой дурак мог сказать, что это невозможно.

— Такой, как я, — сказал Даффид в надежде рассмешить его.

Но Эймиас даже не улыбнулся.

— А чего стоят мои поиски высокородной жены, чтобы приобщиться к сливкам общества? Мне следовало быть умнее, — сказал он напряженным тоном. — Эмбер очень повезло, что я смылся отсюда, не сделав ей предложение. Она вполне могла принять его, потому что на горизонте не было никого лучше. Я распускал хвост, как павлин, чтобы произвести впечатление на ее названую сестру. И, похоже, преуспел.

— О, так она потаскушка? — поинтересовался Даффид невинным тоном.

Взгляд Эймиаса стал колючим и холодным.

— Конечно, нет! С чего ты взял?

— Ну, ты сам сказал, что она выскочила бы за любого, кто обеспечил бы ей легкую жизнь, — совсем как те девицы, с которыми мы привыкли иметь дело.

— Ничего подобного я не говорил! Я всего лишь хотел сказать, что у нее был небольшой выбор. Кстати, сразу после моего отъезда она получила предложение, и совсем неплохое. Я его знаю, крутой парень, но не дурак. У него собственная шхуна, он довольно молод, недурен собой и хорошо зарабатывает, успешно сочетая ловлю рыбы с контрабандой французских вин. Так что он вполне мог обеспечить Эмбер благополучную жизнь, но она отказала ему.

— Вот как? Тогда почему ты решил, что она приняла бы твое предложение?

— Потому что… А, понятно, — Иронически произнес Эймиас, глядя на Даффида с сердитым восхищением. — Ты хочешь, чтобы я сказал, что она питала ко мне теплые чувства. Возможно, так оно и было, когда Тремеллин вышвырнул меня из дома. Она добра и прониклась ко мне сочувствием. Но вряд ли на это можно надеяться, после того как я оставил ее только потому, что меня не устраивало ее происхождение. И уж определенно не теперь, когда она нашла богатую и знатную родню.

— Вот, значит, что она за штучка? Не склонная прощать, зато способная дать парню от ворот поворот из-за неожиданно свалившегося богатства?

Эймиас подался вперед.

— Даффи, я прекрасно понимаю, в чем ты пытаешься меня убедить. Напрасно, я не настолько глуп. За каким дьяволом я нужен ей теперь?

Даффид твердо встретил его взгляд.

— А почему нет, если она и вправду такая женщина, какой ты ее считаешь? Кем бы ты ни был, Эймиас, дружище, ты всегда видел людей насквозь. Иначе ты не прожил бы столько лет. — Он погрозил Эймиасу пальцем. — Будь я на твоем месте — не дай Бог, конечно, поскольку у меня нет вкуса к оседлой жизни, — я бы, по крайней мере, попытался узнать, что она думает сейчас, и услышать это из ее собственных уст. Я бы так легко не сдался. И вот что я тебе скажу, парень, — для пущей убедительности Даффид перешел на жаргон прежних дней, — если бы ты был самим собой, ты бы тоже не сдался.

Трактирщик поставил перед Эймиасом кружку с элем, но тот, казалось, не заметил. Даффид осушил свой стакан, ожидая ответа.

— Нет, — сказал, наконец, Эймиас. — Не стану отрицать, я сейчас в полном нокауте, но, даже будь я самим собой, я не стал бы беспокоить ее снова.

— Потому что не хочешь признавать свои ошибки?

— Тебе следовало бы знать меня лучше. Просто она здорово продвинулась в жизни, и я не хочу тянуть ее вниз. И потом, подумай сам, нет ни одной чертовой причины, почему она поверит мне сейчас.

Даффид молчал, и Эймиас натянуто кивнул.

— Вот так, дружище, и ничего тут не поделаешь. — Он взял кружку и наконец-то пригубил эль.

— И все же, — медленно произнес Даффид, — она во Франции. Возможно, катается как сыр в масле, но все же во Франции. — Он уставился на свои ногти. — Говорят, там неспокойно. Если верить слухам, не ровен час, вернется император.

— Эти слухи не прекратятся, даже если он будет лежать в могиле.

— Но если война вспыхнет снова, ты уверен, что она будет в безопасности?

— Она теперь знатная и богатая, Даффи. А богатые всегда в безопасности.

— Ага, скажи это французским аристократам. Наверное, они так же рассуждали, пока не пала Бастилия. А потом их головы покатились, как крокетные шары. Головы богатых людей, между прочим.

Эймиас сделал нетерпеливый жест.

— Если ее родным удалось уцелеть до сих пор, видимо, они откупились от обеих сторон и могут продолжать в том же духе и дальше.

— Теперь до Франции можно запросто добраться, — настаивал Даффид. — Все равно, что взять лодку и покататься по озеру.

— А когда было сложно? — поинтересовался Эймиас. — Местные жители плавали туда и обратно всю войну, невзирая на таможню, королевский флот и тому подобное.

— Я всего лишь хотел сказать, что ты не любишь ходить под парусом, — сказал Даффид.

Эймиас резко выпрямился, словно его ужалили.

— Когда нужно, я это делаю. Тебе отлично известно, что я объехал полсвета, да и во Францию наведывался не раз. — Он расслабился и тонко улыбнулся.

Послушай, Даффи, я знаю, что ты хочешь видеть меня счастливым, но это тупиковый путь. Я потерял ее и должен смириться с этим. Если я явлюсь к ней сейчас, она рассмеется мне в лицо и будет права. Я упустил свой шанс, что только естественно для такого косорукого парня, как я, не так ли? Да, я погряз в жалости к себе, но надеюсь, что смогу утопить свое горе в этом эле и забыть обо всем.

— Думаешь, тебе это удастся?

— Не знаю, — сказал Эймиас и поднял руку, чтобы привлечь внимание трактирщика, — но я постараюсь.

Глава 19

Граф поднял глаза от своей тарелки.

— Твое платье, — неодобрительно заметил он, глядя на Эмбер, которая вошла в малую столовую и заняла свое место за столом.

— Да? — отозвалась она, нервно теребя юбку своего лучшего платья.

— Возможно, оно сойдет для Англии, но не здесь. Надо будет поручить модисткам заняться тобой. Моя вновь обретенная дочь должна одеваться соответственно ее положению.

— Месье… Моn реrе, — неуверенно произнесла Эмбер, спотыкаясь на словах, которые он велел использовать, обращаясь к нему. Она плохо знала французский, но подозревала, что ей было бы трудно произносить эти слова на любом языке. Хорошо еще, что ей не приходится называть его «папа». Граф Дюпре совсем не походил на человека, которого она могла бы представить себе в качестве отца.