Нина Грецких - Посторонние. Книга 5

Я нашел её на веранде. К вечеру похолодало, а она, как обычно, стояла в одной футболке. Уже озябшая! Я подошел сзади, накинул ей на плечи свою куртку.

– Привет.

Нина вздрогнула, но куртку приняла.

Она изменила прическу. И прежде длинные, теперь её волосы едва прикрывали мочки ушей, оставляя беззащитной хрупкую шею. Густая челка доставала бровей. Она отвела её в сторону и ответила:

– Привет.

Я вытащил сигарету, прикурил и произнес тысячу раз отрепетированную фразу:

– Поздравляю тебя! Извини, что не был на свадьбе.

Нина сильнее запахнула полы ветровки:

– Ничего, и… спасибо.

Она умудрялась меняться, оставаясь прежней. Мы так долго не виделись. Кажется, целую вечность! Но, стоя рядом с ней, на нашей веранде, я чувствовал, что мы не расставались…

В ней всё было знакомым, родным! Поворот головы, изгибы плеч, тонкие, всегда беспокойные пальцы, которые и сейчас непрерывно шевелились, перебирая кнопки на моей ветровке.

Я знал, что там, под рукавом, прячется моя любимая родинка. Я знал, как пахнет её кожа, я помнил вкус её губ, и то, какими требовательными они становились в моменты близости. Я помнил каждую проклятую мелочь! Я не хотел забывать. Воспоминания – это все, что у меня оставалось…

– Как жизнь семейная? – спросил я.

Когда-то она и сама задавала мне тот же самый вопрос.

– Оправдывает ожидания, – улыбнулась Нина, и заправила за уши непослушные пряди.

Я отвернулся. Она стояла так близко, что я мог слышать её дыхание. Но далеко настолько, что для объятий нужно было сделать шаг. И я держался, как мог, чтобы не шагнуть ей навстречу…

– Это хорошо, – я отстраненно кивнул.

Вернулся её муж, вынуждая меня «откланяться». Весь вечер он не выпускал её. И, даже когда она ускользала из его объятий, стремился продлить эту близость прикосновением рук. Да, на его месте я бы тоже держал её крепче!

Я полагал, что возненавижу парня, который присвоил себе мою Нинку! Но злости не было. Он оказался нормальным, веселым, начитанным. В его лице я наконец-то обрел собеседника! Возможно, при других обстоятельствах мы бы стали друзьями.

«Кажется, она и в самом деле счастлива», – думал я, глядя на то, как Нина, краснея, ловит на себе его влюбленные взгляды.

Я долго переживала наш разговор. Снова и снова разбирая его по частям. Он держался так приветливо, дружелюбно… Так отстраненно! Ни один мускул не дрогнул на его лице. Хотя, возможно, густая щетина скрывала мимику. Именно за этим он и отрастил себе бороду?

Я стояла на веранде, когда Артём набросил мне на плечи куртку.

– Привет, – сказал он ровным тоном и встал поодаль.

– Привет, – ответила я.

Он вытащил пачку сигарет, прикурил. Он делал так тысячу раз! Но именно в тот момент я обратила внимание, как придирчиво он выбирает, какую сигарету отправить в «расход».

– Поздравляю тебя! Извини, что не был на свадьбе, – бросил он, как бы между делом.

– Все нормально. Спасибо! – ответила я, стараясь подражать его манере.

– Как жизнь семейная? – спросил Артём без малейшего интереса.

Я терпеливо вглядывалась в его лицо, пытаясь отыскать в нем хотя бы намек. Усмешку, обиду, ревность. Хоть что-нибудь! Он вел себя, как будто чужой, как…. посторонний.

– Оправдывает ожидания, – сказала я.

– Это хорошо, – он равнодушно кивнул.

Казалось, что мысли его заняты чем-то другим, а наш разговор – всего лишь дань уважения. «Будьте взаимно вежливы», – подумала я и хотела спросить в ответ. Но тут появился Юра. Благодарная, я вцепилась в него мертвой хваткой!

Его объятия, его близость успокоили, и я согласно кивнула, когда, прижав к себе, он вдруг шепнул мне на ухо:

– А может, мы тоже бэбика заведем?

Я смирился. Все внутри меня протестовало, кричало: «Борись!». «Но зачем?», – думал я, – «Уже поздно!».

Эта любовь к ней, эта боль поселилась внутри, не оставляя шансов. Иногда существуя почти незаметно, а иногда обостряясь до предела, до судорог, до скрежета! Как будто в сердце воткнули нож, провернули несколько раз, да так и оставили там, внутри… Хотелось умереть! Хотелось вытащить наружу свое изъеденное, кровоточащее нутро. Растоптать его, выжечь…

Я учился. Учился жить без нее, учился радоваться. «Ведь она же счастлива! Пусть не со мной. С другим. Но счастлива! Разве не это важнее всего? Важнее меня и моих бестолковых страданий.

Любит ли он её? Хорошо ли он заботится о ней? Целует по утрам? Обнимает перед сном, как это делал я? Накрывает пледом её продрогшее тело, когда она, отложив в сторону любимую книгу, засыпает на диване. Называет нежно…

Способен ли кто-нибудь другой любить её сильнее?».

Он наращивает темп… Еще и еще! Вторгаясь, проникая в меня с новой силой. Я выгибаю спину ему навстречу, ощущая, как теплая горячая жидкость заполняет возбужденное лоно. Его сперма внутри! Он мычит и входит до конца, а после вынимает… Медленно, стараясь не расплескать!

Как фарфоровую куклу, приподнимает меня за поясницу, укладывает на подушки:

– Полежишь? Я в ванну.

– Да, – улыбаюсь я, – он целует меня в губы и уходит.

Этот ритуал, который прежде был просто сексом, а теперь называется зачатием, мы повторяем регулярно. Сегодня особенно благополучный день, и шансы забеременеть высоки. По крайней мере, так считает мой женский календарь.

Я лежу, глядя в потолок, чувствуя, как его семя просачивается внутрь, впитывается и бурлит. В какой-то момент я буквально вижу, как хвостатые собратья наперегонки спешат к заветной цели. Еще немного и они положат начало новой жизни. Кто это будет – мальчик, или девочка?

Влажная испарина покрывает лоб… Сердце гулко стучит в висках! Я перевожу дух, ощупываю влажную от любви промежность… Поздно! Встаю, стараясь не запачкать свежие простыни, открываю ящик прикроватной тумбы. Там, вдали от посторонних глаз, лежит заветная таблетка. «Экстренная контрацепция» – повествуют мелкие буквы.

Я не пью гормональные. Говорят, что от них толстеют. Хотя, эта дрянь не лучше! Может быть, когда-нибудь мне хватит духу сказать ему… Но как? Как сказать любимому мужчине о том, что не хочешь детей? И, самое главное – ты не хочешь их в принципе, или ты не хочешь их… от него?

До тех пор, пока не сумею ответить на этот вопрос самой себе, я стану пить таблетки всякий раз, когда он будет в меня кончать.

В последнее время мы с Анькой живем как соседи. Молчаливые, хмурые соседи. Которых мало что связывает. Она готовит ужин. Просто по инерции. А я ем, просто потому, что так надо! Я и сам с ужасом жду, когда сын окончит школу и уедет. И мы останемся один на один со своей… нелюбовью.

– Тём, – говорит Анька и присаживается напротив. Её голос звучит непривычно тепло. Я устало поднимаю глаза от тарелки:

– Очень вкусно, спасибо!

Аня кивает. Но, стоит мне подняться, как она хватает меня за руку, уговаривая остаться.

– Сядь! Мне нужно поговорить с тобой!

Звучит скорее как просьба. «Ну что опять?», – думаю я, возвращаясь на место.

– Артём, я много думала, – говорит Анька, изучая свой маникюр, – это очень непросто, но, я думаю, необходимо.

Я вижу, как пальцы её дрожат от напряжения.

– Нам нужно развестись! – выдыхает она.

Теперь мой черед удивляться!

– Что? Как… С чего вдруг? – захлебываясь словами, вопрошаю я.

Анька смахивает слезинку со щеки, поднимает на меня глаза. Её красивое лицо выражает смирение. Во взгляде нет ни злобы, ни обиды. Просто смирение. Гордое, благородное! И сейчас, в этой женщине я вижу ту самую девчонку, самоотверженно идущую вперед, наперекор здравому смыслу, запретам и собственным заветным мечтам.

– Нужно сделать это сейчас! – произносит она виновато, – Пока мы не возненавидели друг друга окончательно.

…Какая-то безмолвная печаль касается голых ступней, взбирается вверх по венам, заполняет легкие, грозясь вырваться наружу. Хочется плакать! Хочется, как тогда, обнять её, уткнуться в макушку, зная, что все правильно. Что всё еще может быть хорошо!

– Прости меня за то, что не сумел…

«Не сумел полюбить тебя», – едва не вырывается у меня.

– За то, что не сумел сделать тебя счастливой.

Анька поднимает на меня глаза, удивленные, живые:

– Ты что! Артём, это не так!

Она почти шепчет, но в её тихом голосе эмоций больше, чем в самом громком крике.

– Я была счастлива с тобой, очень! И знаешь, я бы ни на что не променяла наше время. Если бы можно было назад, в прошлое. Я бы поступила также!

Она кладет руку на стол, и я накрываю её своей ладонью. Нужно что-то сказать, но я не могу найти подходящих слов…

– Знаешь, – произносит она, глядя перед собой, – а я все еще тебя люблю! Просто не могу представить себя с другим мужчиной.

– Я тоже не могу, – отвечаю я, и это истинная правда.

– А придется! – улыбается Анька. Она вытирает слезы, высвобождает свою ладонь.

– У тебя кто-то есть? – спрашиваю я.

Моя запоздалая ревность её смешит:

– Пока еще нет! Но это дело времени. Ведь я у тебя еще ничего?

«Ты у меня», – отзывается эхом. Она встает, снимает фартук. Моя жена, моя Анька… Неужели и её тоже придется отдать? Глупый, жадный ребёнок внутри меня, пробудившись от долгого сна, принимается капризно протестовать. Я сглатываю, заставляя себя промолчать.

Я не скажу ей! Не стану запрещать. Она права. Так надо.

Еще в Таиланде я вновь увлеклась фотографией. И с тех пор не выпускаю из рук подаренный Юркой фотоаппарат. Среди его многочисленных знакомых нашелся искусствовед. И мне позволили выставить свои работы в галерее современного искусства. Удивительно, но выставка имела успех! Мне даже поступили предложения. Наконец-то удалось монетизировать свое хобби.

– Ничего не понимаю в этом, но все очень красиво! – восклицает Анька. Мы стоим в центре выставочного зала, где вокруг красуются в полный рост мои, подумать только… Мои фотографии!

Она похорошела. Кажется, развод пошел ей на пользу. Я делаю комплимент её прическе, одобряю наряд.

– Ну как там Денис? – спрашиваю я. Подруга улыбается, но взгляд её тускнеет. И ясно без слов, что расставание с Артёмом до сих пор ещё «болит».

– Он держится молодцом! Думаю, наш сын знает о жизни гораздо больше, чем мы думаем.

– Да уж, – я медлю.

Я не спрашиваю её об Артеме. Наверное, просто не хочу знать. Когда-то давно я искренне желала этого. Чтобы они расстались. И вот! Мечты сбываются. Просто теперь его долгожданная свобода уже никому не нужна.

– Ну а у вас как дела? Как Юрка? – Аня сжимает в руках перчатки.

– Отлично! – улыбаюсь я, – Он у меня нарасхват! Постоянно работает, спит в обнимку с компьютером.

Мы еще болтаем какое-то время, пока она, взглянув на часы, не вспоминает:

– Скоро Денис вернется, нужно ужин приготовить.

– Большой уже! – улыбаюсь я, вспоминая племянника, – Пускай сам готовит!

– Так не хочется, чтобы взрослел! – с грустью произносит Анька.

Я обнимаю подругу:

– Это неизбежно! За то теперь ты наконец-то можешь заняться собой.

Я не глушу мотор, наблюдая, как сын вприпрыжку несется к машине, на ходу прощаясь с ребятами.

– Привет, па! – бросает он, румяный и всклокоченный, словно воробей.

– В Макдоналдс заедем? – спрашиваю я, заранее зная ответ.

Из ворот школы выходит молодая женщина, новая учительница английского. Кажется, только после института. На родительском собрании она, стесняясь, точно школьница, называла Дениса «талантливым лоботрясом». Я приветственно машу ей из окна машины, она чуть кивает в ответ.

– Пригласил бы ты её куда, – бросает с заднего сиденья Денис.

– Зачем это?

– Затем, что ты ей нравишься! – растолковывает он и добавляет, – И она тоже того… Разведенка!

– Денис, – одергиваю я, провожая взглядом стройную, одетую в кашемир женскую фигуру.

– Ну а чего? – невозмутимо продолжает Деня, – Ты тоже один. Хотя бы какое-то разнообразие.

Я выруливаю на дорогу.

– Давай-ка не умничай! – бросаю в зеркало заднего вида. Денис обреченно вздыхает.

Теперь он, как и я, много лет назад, гостит у отца по выходным. Правда, в моей одинокой холостяцкой берлоге нет ни намека на женское присутствие. Я пока не готов впустить в свою жизнь кого-то. Для начала стоит разобраться с самим собой.

После развода, когда Денис впервые навестил меня на новом месте, я посчитал нужным извиниться.

– Ты прости, что у нас с твоей мамой так вышло.

Сын прервал трапезу, взглянул на меня как-то по-взрослому: