Луанн Райс - Потанцуй со мной

Хороший вопрос. Действительно хороший.

Он бы не был сейчас так подавлен, если бы не позволил себе взлететь так высоко. Говорят, что вредные привычки — это как доспехи против боли. Любой, кто много пьет или курит, ест слишком много сладкого, слишком много смотрит телевизор — все они стараются укрыться от боли. Это вам скажет любой психолог. Чтобы доказать это, Дилан закурил. Первый раз за двадцать четыре часа. Ладно, он надел свои доспехи. Он спрятался в гигантскую раковину, тяжелую, как черт знает что. Он полицейский, у него есть пистолет. Даже несколько.

Он может очень разозлиться и спустить курок. Однажды Дилан должен был защищать свидетельницу, и ее муж, пьяный или употреблявший наркотики, попытался ударить Дилана топором, и Дилан застрелил его. Он выстрелил не для того, чтобы остановить или ранить преступника, а чтобы убить. Это тяжело — убить вот так человека, но, как ни странно, его броня от этого стала только еще крепче.

Красивая, но нелюбящая жена лишь усилила крепость этой брони. Ее предательство и измена с богатым игроком в поло тоже не способствовали смягчению его сердца, не позволяли показывать свои слабые стороны. Когда она сказала, что хочет уйти — а точнее, хочет, чтобы он уехал из их квартиры, в которую они когда-то принесли свою дочь из родильного дома, — это ухудшило положение дел в сотню раз.

А когда она умирала у него на руках вместе с той же самой дочерью, только ставшей на одиннадцать лет старше, — это заставило его окончательно зачерстветь, покрыться оболочкой из стали.

А затем появилась Джейн…

Дилан вылез из трактора, проверяя почву вокруг деревьев, думая о том, какие удобрения им необходимы. Затем он облокотился на трактор. Было приятно ощущать спиной холодок железа. Давным-давно он узнал, что на деревья можно положиться. Если ты правильно о них заботишься, они обязательно принесут достойные плоды Яблоня никогда не заставит тебя закрыться еще глубже в твоей раковине.

Джейн.

Дилан попытался глубоко вздохнуть.

В саду слышались голоса. Мона и Хлоэ разговаривали с кем-то, кто остановился у палатки купить пирог. Слова он не различал, но их голоса успокаивали его.

Хлоэ не знает. Шерон и Эли тоже. Дилан — хранитель тайны. Джейн — мама Хлоэ. Женщина, которую он позволил себе полюбить, оказалась родной матерью Хлоэ. Она обнимала его, целовала, открыла его сердце. Между ними не было ничего, никакой брони. Он рассказал ей об Изабелл и о своих эмоциях гораздо больше, чем кому-либо еще.

На работе его направили к психотерапевту. Все расходы оплачивались государством. Один день в неделю он был обязан приходить на сеанс. У психотерапевта был маленький уютный кабинет с видом на церковь на другой стороне улицы.

Дилан приходил и сидел там шесть недель подряд. Он смотрел на церковь и пытался придумать, что сказать. Однажды он так разозлился на Бога, что попросил задернуть занавески в кабинете. Врач решила, что ему в глаза светит солнце.

Когда они закончили (начальство осталось довольно тем, что он получил необходимую помощь), доктор грустно улыбнулась ему. Она была умная и симпатичная. Она ему нравилась, и ему казалось, уж если бы он и стал с кем-нибудь разговаривать, так это с ней.

Психотерапевт спросила:

— Знаешь, ты назвал ее по имени только два раза?

— Что? — переспросил он.

— За все наши шесть сеансов ты произнес имя Изабелл только два раза.

— Изабелл, — повторил полицейский.

— Почему ты сейчас это сделал?

— Мне нравится, как оно звучит, — заметил он, делая вид, что изучает церковные витражи.

Но он знал, что это ложь. Он сказал ее имя, чтобы доказать, что он может это сделать.

С Джейн ему не надо было ничего доказывать.

Он сам хотел рассказать ей все и даже больше. И он хотел услышать ее историю в ответ. Он бы выслушал ее. Он не стал бы ее осуждать, он бы помог ей. Но как?

Он остановился. Потому что такая история не может иметь счастливого конца. Если Джейн сблизится с Хлоэ, то Эли и Шерон будут обижены. Если Дилан защитит семью своего брата, Джейн останется в стороне. Он посмотрел на пчелу, перелетавшую с цветка на цветок. Ее жужжание отдавалось в его ушах.

Она не должна была врать ему, не должна была держать в секрете причину своего пребывания здесь. Какие ее чувства были настоящими, а какие — нет?

Пчела кругами поднималась к яблоневым веткам. Он смотрел, как она выписывает петли на фоне голубого неба. Она выполняла свою работу, опыляя деревья. Без пчел сад погибнет. Как люди гибнут без любви. Он уже погибал без нее до появления Джейн. Мало что удерживало его на этой земле.

Возможно, этот сад.

И вот случилось невероятное: он ожил, поднялся.

Дилан присел под деревом, наблюдая за пчелой, он продолжал размышлять. Разные сорта яблок не могут опылять себя сами, так же как и цветы. Чтобы добиться первосортных плодов, необходимо перекрестное опыление, для этого надо сажать рядом разные сорта деревьев. Тогда оба дерева одновременно будут приносить прекрасные плоды.

И как человек — чертов бывший полицейский — может контролировать свидания этих деревьев? Надо учитывать так много факторов. Некоторые сорта яблок, например Джонагольден, производят стерильную пыльцу, и их нельзя использовать для опыления. Но пыльца других сортов может быть использована для этих яблонь.

На самом деле всю работу выполняла пчела.

Дилан сидел на теплой земле, глядя на пчелу. Он думал о Джейн, которая пятнадцать лет носила в своем медальоне фотографию Хлоэ. Он подумал о Хлоэ, которая пыталась обмануть служащего Семейного суда, чтобы он показал ей записи о ее удочерении.

Два человека, ищущие одного и того же — связи.

С какой-то стороны это правильно. Но тогда почему Дилану, сидящему под полумертвой яблоней, все казалось таким неправильным?

Джейн уехала от Дилана… и сначала направилась домой, но затем передумала, свернула по направлению к больнице. Она хотела к маме. Это было внезапное, инстинктивное желание. Она припарковалась поближе к входу, прошла по дорожке, нажала на кнопку вызова лифта — все в состоянии оцепенения.

Войдя в палату, она увидела, что ее мать сидит на кровати, по телевизору передавали какое-то шоу. Джейн замерла в дверном проеме. Ее сердце екнуло, по сотне разных причин. Но сейчас главным было то, что ее умнейшая, образованная мать внимательно смотрела, как какая-то загорелая блондинка вручала победителям шоу микроволновые печи.

— Привет, мам, — окликнула больную Джейн.

— О, дорогая. — Маргарет потянулась за пультом, чтобы сделать потише. — Ты застала меня на месте преступления.

— На месте преступления?

Мама покраснела:

— Мне было так скучно, что я начала делать то, что поклялась никогда не делать — смотреть телевизор днем. От всех этих лекарств мне хочется спать, я не могу толком сконцентрироваться на чтении. Я взяла книгу и увязла на середине первой страницы!

— Это, должно быть, нелегко, — сказала Джейн, подтягивая стул к кровати. — Я же знаю, как ты любишь читать.

— Книги не раз спасали мне жизнь, — с полной серьезностью сообщила ее мать, — в тяжелые времена…

— Я знаю, о чем ты, — откликнулась Джейн, думая о том, как часто она полностью погружалась в потрясающие книги, дружила с авторами и их героями, что помогало ей, хотя бы временно, забывать о жизненных сложностях.

Маргарет махнула рукой в сторону экрана телевизора:

— Все эти шоу, развлекательные программы — это все равно что сахарная вата. Они такие же сладкие и воздушные, и чем больше ты ешь, тем больше тебе хочется. Но при этом ты уже начинаешь чувствовать себя… истощенным.

Джейн слушала, закрыв глаза. Слова Дилана и его взгляд отдавались во всем ее теле. Она обхватила себя руками, чтобы не дрожать.

— Книги — это совсем другое дело, — продолжала ее мать, — не важно, страшные они, романтичные или веселые — они обогащают человека. Они как пища для сердца и души…

Ее голос надломился, она закрыла лицо руками.

— Что такое, мам? — Джейн наклонилась вперед.

— Я скучаю по своим книгам! — плакала Маргарет.

— О, мам… они скоро будут у тебя. Социальные работники сказали нам с Сильви, что тебя скоро выпишут.

— И отправят… в… — мать сглотнула, — дом престарелых!

Джейн держала мать за руку. Быть частью семьи — это такая загадочная вещь: ты входишь, думая, что у тебя самая большая проблема на свете, а кто-то, кого ты очень любишь, говорит, что ему еще хуже. Откуда ее мать узнала обо всем этом? Джейн и Сильви планировали рассказать ей вместе.

— Кто тебе это сказал? — спросила Джейн.

— Сильви, — мама всхлипывала, — прошлой ночью.

Джейн кивнула, чувствуя себя виноватой. Она не думала, что Сильви собиралась это сделать. Может, она встретила Эбби, и та решила не упускать момента.

Джейн завезла Дилану пироги, а потом Хлоэ с Моной попросили отвезти их в Ньюпорт. Если бы только Джейн поступила так, как собиралась, встретилась бы с Сильви. Она бы поддержала мать и сестру, а Дилан не открыл бы ее медальон. Она дрожала с ног до головы.

— Ты думаешь, я должна находиться там? — спросила ее мать, как будто она не задавала этот же вопрос все прошлые недели.

— Ты упала несколько раз, — сказала Джейн, словно она не повторяла этого уже множество раз.

— И я все забываю. — Маргарет прикрыла глаза. — Это самое плохое. Я солгала тебе, солнышко, когда сказала, что лекарства делают меня забывчивой, и не помню, что читаю. Это вовсе не так — это просто случается. Это мой разум… а ведь я была такой умной!

— Мам, ты и сейчас такая!

Мать покачала головой, тихонько всхлипывая:

— Я с трудом слежу за развлекательным шоу, забываю, что там происходит. Мои книги, мои книги…

Джейн закрыла глаза, крепко сжимая тонкое запястье. Она думала о крови, текущей по венам ее матери, реке времени и любви, передавшейся Джейн и Сильви, передавшейся Хлоэ. Она думала о том, как ее мать любит книги, истории, реки слов, за которыми скрываются символы и значения. Книги, матери, дети: ребенок Маргарет, ребенок Джейн.

— О, Сильви, о, Джейн. — Маргарет поднесла руки Джейн к губам и поцеловала. Переплетя пальцы, она вытерла слезы тыльной стороной ладони Джейн. — Ты такая грустная… Прости, что нагружаю тебя своими проблемами.

Джейн попыталась улыбнуться, но не могла. Ей было так жаль, что мама все забывает и не может читать. Как печально осознание того, что ты не можешь удержать вещи, которые любишь.

— Что такое, милая? — Мама заглядывала ей в глаза. — Что не так?

— Я хочу моего ребенка, — прошептала Джейн.

Маргарет ничего ей не ответила и не отпустила руки Джейн. Она сидела спокойно на больничной койке, глядя на дочь. Ее кожа казалось мягкой и совсем бледной — из-за любви к чтению она мало времени проводила на солнце, в основном находясь в тени.

Слова ничего не объясняли. Джейн не могла выразить, что происходит в ее душе в этот момент. Физическая необходимость увидеть мать, почувствовать рядом родную кровь, потянула ее к больнице прямо из дома Дилана; это же притяжение действовало и в обратную сторону. Логика и здравый смысл были здесь ни при чем, сигналы поступали из самого ее сердца.

Мама молчала. Но по ее глазам Джейн могла прочесть, что та все поняла. Маргарет Портер, директор школы, наконец поняла. Это было удивительно. Как будто, утратив часть своего разума, она вдруг приобрела сердце.

— Я хотела для тебя самого лучшего, — наконец промолвила Маргарет.

Джейн попробовала кивнуть.

— Твой отец бросил нас, — сказала пожилая женщина, — мне было очень обидно. Он повесил на меня ответственность за воспитание таких потрясающих чувствительных двух девочек. Когда тот мальчик сделал это с тобой…

— Я забеременела. — Джейн старалась говорить спокойно.

Мать вздрогнула, но кивнула:

— Я возненавидела его. Я презирала его за то, что он лишил тебя шанса на нормальную жизнь. Я позволила своим чувствам по отношению к твоему отцу принять за меня решение. Мне казалось, что беременность — это что-то, что с тобой сделали другие. Я и думать забыла о том, что ты — главное лицо драмы.

Джейн зажмурилась, боль внезапно стала резче.

— Хлоэ, — произнесла Маргарет.

Джейн посмотрела на нее. Мама раньше никогда не упоминала имя внучки. Джейн не могла поверить — мать всегда отказывалась считать ее ребенка личностью, признавать ее частью семьи, признавать то, что Джейн дала ей имя.

— Я оказала вам обеим медвежью услугу, — прошептала Маргарет.