Борьба истощила силы обоих, и на мгновение они замерли, наблюдая, как скручивается и чернеет бумага.

— Во имя всего святого! — прошептал Томас. — Что ты наделал?!

Джек все никак не мог отвести свой взгляд от огня.

— Я спас нас всех.

***

Грейс никак не ожидала, что ее тоже включат в число участников поездки в церковь в Мекьюресбридже. Независимо от того, насколько сильно вовлеченной в дело о наследовании герцогства Уиндхем, она оказалась, тем не менее, она не была членом семьи. Более того, теперь она даже не принадлежала к числу домочадцев Уиндхемов.

Но когда вдовствующая герцогиня обнаружила, что Джек и Томас уехали в церковь без нее, она (и Грейс не считала это преувеличением) словно обезумела. Ей потребовалась минута для того, чтобы придти в себя, но в течение этих шестидесяти секунд зрелище было ужасающим. Даже Грейс никогда раньше не была свидетельницей чего–либо подобного.

И поэтому, когда настало время отправляться в путь, Амелия отказалась ехать без Грейс.

— Не оставляй меня наедине с этой женщиной, — прошипела она Грейс на ухо.

— Ты не будешь одна, — попыталась объяснить Грейс. Отец Амелии тоже едет, да и тетя Джека потребовала для себя место в карете.

— Пожалуйста, Грейс, — умоляла Амелия. Она не знала тетю Джека и не испытывала желания сидеть рядом со своим отцом. Не этим утром.

И хотя вдовствующая герцогиня справилась с приступом гнева, который не был неожиданным, но ее истерика сделала Амелию еще более настойчивой. Она схватила Грейс за руку и сильно стиснула ее пальцы.

— О, делайте, что хотите, — рявкнула вдова. — Но если через три минуты вас не будет в карете, то я уеду без вас.

Вот так и получилось, что Амелия, Грейс и Мэри Одли сидели, тесно прижавшись друг к другу, с одной стороны кареты, а вдовствующая герцогиня и лорд Кроуленд — с другой.

Дорога до Мекьюресбриджа показалась бесконечно длинной. Амелия смотрела в окно со своей стороны, вдова тоже уставилась в окно. Лорд Кроуленд и Мэри Одли делали то же самое. Грейс же, зажатой остальными в середине кареты, оставалось лишь уставиться на пятно на стенке кареты между головами лорда Кроуленда и вдовы.

Приблизительно через каждые десять минут вдовствующая герцогиня поворачивалась к Мэри и требовала ответить: насколько они приблизились к пункту своего назначения. Каждый раз Мэри отвечала с поразительным почтением и терпением и все, наконец, вздохнули с облегчением, когда она произнесла:

— Мы приехали.

Вдовствующая герцогиня выпрыгнула из кареты первой, но лорд Кроуленд следовал за нею по пятам, практически волоча за собой Амелию. Мэри Одли поспешила выйти следующей, оставив Грейс одну на сидении. Грейс вздохнула. Так или иначе, это казалось правильным.

К тому времени, как Грейс достигла входа в дом священника, остальные были уже внутри, протискиваясь через дверь в другую комнату, где, по ее предположению, находились Джек и Томас вместе со столь важной метрической приходской книгой.

Разинувшая от удивления рот женщина стояла посреди передней комнаты с чашкой чая, опасно балансировавшей в ее руке.

— Добрый день, — с торопливой улыбкой сказала Грейс, полагая, что остальные вряд ли взяли на себя труд даже постучать.

— Где она?

Грейс услышала требование вдовы, последовавшее за грохотом двери, ударившейся о стену.

— Как вы посмели уехать без меня?! Где она? Я требую, чтобы мне показали метрическую книгу!

Грейс подошла к дверному проему, но проход все еще был блокирован остальными. Она не могла видеть, что происходит внутри. И тогда она совершила поступок, который в другое время шокировал бы ее саму.

Она стала протискиваться. Очень энергично.

Она любит его. Она любит Джека. И чтобы ни принес этот день, она должна быть там. Он не будет одинок. Она не допустит этого.

Она прорвалась внутрь в тот момент, когда вдова закричала:

— Что вы обнаружили?

Грейс остановилась и осмотрелась. Он был там. Джек. Но выглядел ужасно.

Он был совершенно измучен.

Ее губы беззвучно прошептали его имя. Она не могла произнести его вслух. Словно она потеряла голос. Грейс никогда раньше не видела Джека таким. Он был слишком бледным или, возможно, слишком покрасневшим, она не могла точно определить. Его пальцы дрожали. Неужели больше никто не замечал этого?

Грейс повернулась к Томасу, потому что, он, конечно же, мог что–нибудь сделать. Что–нибудь сказать.

Но Томас пристально смотрел на Джека. Как и все остальные присутствующие. Все молчали. Почему все молчат?

— Он — Уиндхем, наконец, произнес Джек. — Как и должно быть.

Грейс следовало бы подскочить от радости, но все, о чем она могла подумать, было: «Я не верю ему».

Джек выглядел неестественно. И также неестественно говорил.

Вдовствующая герцогиня повернулась к Томасу.

— Это правда?

Томас молчал.

Зарычав от разочарования, вдова схватила его за руку.

— Это…правда? — потребовала она.

Томас продолжал молчать.

— Там нет записи о браке, — упрямо настаивал Джек.

Грейс хотелось расплакаться. Он лгал. Это было столь очевидно… для нее, для всех. В его голосе были отчаяние и страх, и… О, Господи, неужели он делает это ради нее?! Пытается ли он отказаться от того, на что имел право по рождению ради нее?

— Томас — герцог, — вновь произнес Джек, отчаянно глядя на присутствующих. — Почему вы не слушаете? Почему меня никто не слушает!?

Но ответом было лишь молчание. И вдруг:

— Он лжет.

Это произнес Томас, голос которого был тихим и ровным, и абсолютно правдивым.

У Грейс вырвалось удушливое рыдание, и она отвернулась. Она не могла на это смотреть.

— Нет, — сказал Джек, — говорю вам…

— О, ради Бога, — выкрикнул Томас. — Ты думаешь, что никто не сможет выяснить правду? Будут свидетели. Неужели ты действительно думаешь, что не найдется ни одного свидетеля венчания? Ради Бога, ты не можешь переписать прошлое.

Грейс закрыла глаза.

— Или сжечь его, — угрожающе произнес Томас. — В зависимости от обстоятельств.

«Ох, Джек, — подумала Грейс. — Что же ты наделал?»

— Он вырвал страницу из книги, — сказал Томас, — и бросил ее в огонь.

Грейс открыла глаза, не в силах отвести взгляд от очага. В нем не было никаких следов бумаги. Ничего, кроме черной сажи и пепла под ровным оранжевым пламенем.

— Титул — твой, — произнес Томас, повернувшись к Джеку. Он посмотрел Джеку в глаза и поклонился.

Джек выглядел больным.

Томас повернулся лицом к остальным присутствующим.

— Я… — Он откашлялся, и когда продолжил, его голос звучал спокойно и с чувством собственного достоинства: — Я — мистер Кэвендиш, — произнес Томас. — И я желаю вам всем хорошего дня.

И затем он ушел. Протиснулся мимо них и вышел из дома.

Сначала все молчали. А затем, через мгновение, которое было почти нелепым, лорд Кроуленд повернулся к Джеку и поклонился.

— Ваша светлость, — сказал он.

— Нет, — ответил Джек, покачав головой. Он повернулся к вдовствующей герцогине.

— Не дайте этому случиться. Он будет гораздо лучшим герцогом.

— Это верно, — сказал лорд Кроуленд, совсем не обращая внимания на душевные страдания Джека. — Но вы научитесь.

И тогда Джек, не в силах сдержаться, начал смеяться. Осознав всю нелепость происходящего, Джек не выдержал и рассмеялся. Потому что, черт побери, если и существовала вещь, которую он никогда не будет в состоянии совершить, то это было обучение. Все равно чему.

— О, вы даже не представляете, — сказал Джек. Он посмотрел на вдову. Его отчаяние исчезло, сменившись чем–то еще, чем–то горьким и фатальным, чем–то циничным и мрачным.

— Вы даже не представляете, что вы наделали, — сказал он вдове. — Совершенно не представляете.

— Я вернула вам то, что причиталось вам по праву, — ожесточенно ответила вдова. — Это мой долг по отношению к моему сыну.

Джек отвернулся. Он более ни минуты не мог заставить себя смотреть на нее. Но возле двери он увидел Грейс. Она выглядела потрясенной и напуганной. Но когда она взглянула на Джека, весь его мир спокойно вернулся на свое место.

Она любит его. Джек не знал как или почему, но он не был настолько глуп, чтобы подвергать это сомнению. И когда их взгляды встретились, Джек обрел надежду. Он увидел будущее, которое сияло подобно восходу солнца.

Всю свою жизнь Джек бежал. От себя, от своих ошибок. Джек был настолько доведен до отчаяния, что никому не позволял по–настоящему узнать его, отказав себе в шансе найти свое место в мире.

Джек улыбнулся. Наконец–то он знал, кому он принадлежит.

Он заметил Грейс сразу же, как только та вошла в комнату. Но девушка встала сзади, и Джек не мог подойти к ней в тот момент, когда он так настойчиво пытался сохранить герцогство за Томасом, который и был истинным герцогом.

Но, кажется, он претерпел неудачу в этом своем намерении.

Но он ни за что не проиграет в другом.

— Грейс, — произнес Джек, подойдя к девушке и взяв ее руки в свои.

— Что, черт побери, вы делаете? — потребовала вдовствующая герцогиня.

Джек опустился на одно колено.

— Выходи за меня замуж, — произнес Джек, крепче сжимая руки девушки. — Стань моей невестой, стань моей… — он рассмеялся, ощущение нелепости нарастало в нем. — Стань моей герцогиней. — Джек улыбнулся. — Я понимаю, что прошу о многом.

— Прекратите это, — прошипела вдова. — Вы не можете жениться на ней.

— Джек, — прошептала Грейс. Ее губы дрожали, и Джек понял, о чем она думает. Она колебалась.

И он мог поддержать ее.

— Хоть раз в жизни, — страстно произнес он, — позволь себе быть счастливой.

— Прекратите это! — проревел Кроуленд. Он схватил Джека за руку и попытался рывком поставить его на ноги, но Джек не сдвинулся с места. Он собирался оставаться коленопреклоненным хоть целую вечность, если потребуется.

— Выходи за меня замуж, Грейс, — прошептал он.

— Вы женитесь на Амелии! — опять вмешался Кроуленд.

Джек не отводил взгляда от лица Грейс.

— Выходи за меня замуж.

— Джек… — начала девушка, и по ее голосу он понял, что Грейс намеревается извиниться, сказав что–нибудь о его обязанностях или о ее месте.

— Выходи за меня замуж, — вновь повторил Джек, прежде чем она смогла что–либо произнести.

— Она неприемлема в качестве герцогини, — холодно сказала вдова.

Джек поднес руки девушки к своим губам.

— Я не женюсь ни на ком другом.

— Она не вашего круга!

Джек обернулся и окинул свою бабушку ледяным взглядом. Фактически, он ощущал себя вполне по–герцогски. Это было почти забавно.

— Вы желаете, чтобы я произвел наследника? Когда–либо?

Лицо вдовствующей герцогини вытянулось как у рыбы.

— Я воспринимаю это как «да», — объявил Джек. — Это означает, что Грейс должна будет выйти за меня замуж. — Он пожал плечами. — Это единственная возможность, если я должен дать герцогству законного наследника.

Грейс моргнула, и ее губы задрожали. Она боролась с собой, убеждая себя, что должна сказать «нет». Но она любила его. И зная об этом, Джек не позволит ей так поступить.

— Грейс, — Джек нахмурился, а затем со смехом произнес:

— Какое у тебя, черт побери, второе имя?

— Катриона, — прошептала она.

— Грейс Катриона Эверсли, — громко и уверенно произнес Джек. — Я люблю тебя. Я люблю тебя всем сердцем и клянусь перед всеми присутствующими… — Джек огляделся и встретился взглядом с экономкой викария, которая стояла в дверном проеме с открытым от удивления ртом, — … даже, черт побери, — пробормотал Джек, — как вас зовут?

— Миссис Бродмауз, — произнесла женщина, широко распахнув глаза.

Джек прокашлялся. Он вновь начинал ощущать себя в своей тарелке. Впервые за эти дни он вновь был самим собой. Возможно, он влип с этим проклятым титулом, но если Грейс будет с ним рядом, он найдет способ сделать из всего этого что–то хорошее.

— Я клянусь тебе, — продолжил он, — перед миссис Бродмауз…

— Прекратите это! — завопила герцогиня, схватив его за другую руку. — Встаньте!

Джек пристально посмотрел на Грейс и улыбнулся.

— Случалось ли когда–нибудь, чтобы предложение руки и сердца столь часто прерывали?

Грейс улыбнулась ему, несмотря на то, что ее глаза были полны слез.

— Предполагается, что вы женитесь на Амелии! — прорычал лорд Кроуленд.

И тут выступила Амелия… разглядывавшая что–то на плече отца.

— Я не выйду за него, — довольно сухо заявила она. Встретившись взглядом с Джеком, она улыбнулась.

Вдова онемела от изумления.

— Вы отказываете моему внуку?

— Этому внуку, — уточнила Амелия.

Джек отвел свой взгляд от Грейс, чтобы одобрительно улыбнуться Амелии. Она усмехнулась в ответ и кивнула в сторону Грейс, недвусмысленно призывая Джека вернуться к его предложению.