Смотреть на это физически невозможно. Я ее не понимаю. Не понимаю, что она в нем нашла, и совершенно не понимаю, почему она как будто не выносит меня, притом что он настоящий козел.

Может быть, я ошибаюсь на ее счет. Может, она на самом деле такая же, как все. Может, я ради себя самого надеялся, что она другая.

А может быть, и нет.

Снова смотрю на них, наблюдая за ее реакцией на то, что он с ней делает. Он по-прежнему обнимает ее и как будто целует в шею, или плечо, или хрен его знает куда. Но я мог бы поклясться, что она закатывает глаза.

А сейчас она смотрит на свои часы, совсем не отвечая ему. Она опускает руки вдоль тела и стоит со смущенным видом.

Продолжаю наблюдать за ними, и меня все больше озадачивает ее равнодушие. На ее лице отражается скука, но лишь до того момента, когда она встречается со мной взглядом. Все ее тело напрягается, глаза округляются. Она моментально отводит взгляд и отталкивает Грейсона. Повернувшись к нему спиной, садится в машину. Я слишком далеко от них и не слышу, что она ему сказала, но она уезжает прочь, а он машет руками – значит, хотел услышать совсем другое.

Улыбаюсь.

Я по-прежнему смущен, по-прежнему разозлен и заинтригован и по-прежнему намерен появиться сегодня вечером на пороге ее дома. В особенности после тех вещей, свидетелем которых только что стал.

* * *

Нажимаю кнопку дверного звонка и жду.

Сейчас я настоящий комок нервов, поскольку не представляю, как она отреагирует на мое появление. Даже не знаю, что, черт возьми, скажу, когда она наконец откроет дверь.

Немного подождав, звоню еще раз. Уверен, меньше всего она ожидает увидеть здесь в пятницу вечером именно меня.

Блин! Сегодня же вечер пятницы. Вероятно, ее нет дома.

Слышу приближающиеся шаги, и вот дверь открывается. Она стоит передо мной в неописуемом виде. Волосы забраны назад, но несколько прядей падают на лицо. Нос, щеки и даже часть волос припорошены мукой. Вид у нее прелестный. И ошарашенный.

Через пару секунд до меня доходит, что, раз уж я появился в ее доме, мне первому надо заговорить.

Господи, почему любая мелочь в ней сбивает меня с толку?

– Привет, – говорит она.

Ее спокойный голос действует на меня как глоток свежего воздуха. Похоже, она не злится, что я пришел без приглашения.

– Привет.

Воцаряется еще одна неловкая пауза, и Скай наклоняет голову набок:

– Гм…

Она прищуривается и морщит нос, и я догадываюсь, что она не знает, о чем говорить дальше.

– Ты занята? – По беспорядку в ее одежде и прическе я понимаю, что она поглощена каким-то занятием.

Она оглядывается на кухню, потом вновь смотрит на меня:

– Типа того.

Типа того.

Я принимаю ее ответ буквально. Очевидно, она старается не быть грубой, но я вижу: эта моя глупая идея прийти без приглашения действительно… была глупой.

Оборачиваюсь на машину у себя за спиной, пытаясь оценить длину пути позора.

– Угу. – Через плечо я указываю на машину. – Тогда я… пойду.

Начинаю спускаться с крыльца и поворачиваюсь к машине, жалея, что выставил себя таким дураком.

– Нет, – поспешно произносит она. Потом отступает назад и открывает для меня дверь. – Входи, но тебя могут припахать к работе.

Я моментально испытываю облегчение, киваю и вхожу в дом. Окидываю гостиную быстрым взглядом и убеждаюсь, что она дома одна. Надеюсь, что так, в этом случае нам будет легче объясниться.

Она обходит меня, направляясь на кухню. Потом берет мерный стакан и продолжается свои занятия. Молча стоит ко мне спиной. Я медленно вхожу и вижу разложенные на столешнице испеченные вкусности.

– Готовишься к распродаже домашней выпечки? – спрашиваю я, обходя барную стойку, чтобы не созерцать только ее спину.

– Мама уехала на выходные. – Скай поднимает на меня глаза. – Она противница сахара, в ее отсутствие я отрываюсь.

Ее матери нет в городе, и она печет? Мне действительно не понять эту девчонку. Протягиваю руку к тарелке с печеньем и беру одно, взглядом спрашивая разрешения.

– Угощайся. Но имей в виду: раз я люблю печь, это не значит, что я большая мастерица.

И она переключается на миску перед собой.

– Значит, дом в твоем распоряжении и ты посвящаешь вечер пятницы выпечке? Типичный тинейджер, – поддразниваю я, откусываю от печенья, и бог мой! Она умеет печь. Теперь она нравится мне еще больше.

– Что мне ответить? – Она пожимает плечами. – Я бунтарская натура.

Я улыбаюсь, снова смотрю на тарелку с печеньем. Там этих штучек больше десятка, и, пока она не выгнала меня из дома, я рассчитываю съесть по меньшей мере половину. Хорошо бы еще к ним молока.

Она по-прежнему поглощена манипуляциями с миской, так что я решаю сам найти стакан.

– Молоко есть? – спрашиваю я, направляясь к холодильнику.

Она не отвечает, и я открываю холодильник, достаю молоко и наливаю себе стакан. Доедаю печенье, потом запиваю молоком. Морщусь, потому что это не молоко, а хрен знает что. Или оно испортилось. Перед тем как закрыть холодильник, смотрю на этикетку. Это миндальное молоко. Не хочу быть грубым, так что делаю еще один глоток и оборачиваюсь.

Подняв брови, Скай смотрит на меня в упор. Я улыбаюсь:

– К печенью всегда предлагают молоко. Хозяйка из тебя никудышная. – Хватаю очередное печенье и сажусь.

Она ухмыляется, а потом вновь поворачивается лицом к барной стойке.

– А я оставляю гостеприимство для приглашенных гостей.

– А-а! – смеюсь я.

Приятно слышать сарказм в ее голосе: это помогает мне расслабиться. Она включает миксер, сосредоточенно глядя на посудину перед собой. Мне нравится, что она не спросила, зачем я явился. Знаю, ей любопытно, что я здесь делаю, но я также знаю, что она невероятно упряма и наверняка не станет спрашивать.

Она выключает миксер и снимает лезвия, потом подносит одно ко рту и облизывает его.

Охренеть!

Я ловлю ртом воздух.

– Хочешь? Это немецкий шоколад.

– До чего любезно с твоей стороны.

– Заткнись и облизывай, а не то оставлю себе, – лукаво произносит она. Потом с улыбкой подходит к шкафчику и наполняет стакан водой. – Хочешь запить или будешь притворяться, что тебе нравится эта веганская гадость?

Я смеюсь и моментально пододвигаю к ней стакан:

– Я старался не подавать виду, но больше не могу это пить. Да, воды. Пожалуйста.

Она со смехом наливает мне воды, потом садится напротив. Берет шоколадное печенье с орехами и откусывает, не отрывая от меня взгляда. Она молчит, но я знаю: ей любопытно, зачем я здесь. Восхитительное упрямство: она еще не спросила меня об этом.

Понимаю, мне следует объяснить, почему я свалился на нее, как снег на голову, но я сам немножко упрямый, и мне хочется еще потянуть. Я даже кайфую от этого.

Мы молча пялимся друг на друга, пока она доедает свое печенье. Скай смотрит на меня с полуулыбкой, и от этого мой пульс учащается. Боюсь, если не отведу взгляд, то выпалю сразу все, что хочу сказать.

Чтобы этого не случилось, встаю и захожу в гостиную, желая осмотреться. Не могу больше наблюдать за тем, как она ест. Мне надо сосредоточиться на цели своего визита, потому что я уже начинаю о ней забывать.

На стенах висят фотографии, и я подхожу ближе, чтобы рассмотреть их. Фотографии, на которых она младше, чем сейчас, просто завораживают меня. Она действительно вылитая Хоуп.

Просто нереально смотреть в большие карие глаза маленькой девочки на фотоснимке. Если бы не тот факт, что на нескольких фотографиях она снята со своей матерью, я был бы убежден, что она и есть Хоуп.

Но она не может быть Хоуп, потому что мать Хоуп умерла, когда та была совсем маленькой. Если только Карен не мать Скай.

Меня бесит, что я продолжаю об этом думать.

– Твоя мама молодо выглядит, – говорю я, замечая небольшую разницу в возрасте между ними.

– Да, она молодая.

– Ты не похожа на нее. Наверное, в отца?

– Не знаю. – Она пожимает плечами. – Я не помню его.

Говоря это, она хмурится, но мне любопытно, почему она не помнит, как он выглядит.

– Умер?

Она вздыхает. Видно, что ей неприятно говорить об этом.

– Не знаю. Я его не видела с пяти лет.

Ясно, она не хочет говорить на эту тему. Возвращаюсь на кухню и занимаю свое место.

– И это все? Не будет никакой истории?

– О, история есть. Просто не хочу рассказывать.

Я вижу, что сейчас мне из нее ничего не вытянуть, поэтому меняю тему разговора.

– Печенье у тебя очень вкусное. Зря ты недооцениваешь свои кулинарные способности.

Она улыбается, но в это время звучит сигнал телефона на столешнице, и улыбка исчезает. Я смотрю на сотовый, а Скай вскакивает и бросается к плите. Распахивает дверцу, чтобы взглянуть на торт, и тут я понимаю, что она приняла этот сигнал за таймер духовки.

Беру телефон, когда она закрывает духовку и поворачивается ко мне.

– Тебе пришло сообщение. – Я смеюсь. – «Торт отличный».

Она закатывает глаза и бросает на столешницу прихватку, потом садится на свое место. Меня заинтриговал ее сотовый, тем более что раньше она говорила мне, будто у нее его нет.

– Я думал, тебе не разрешают пользоваться телефоном. – Я прикасаюсь к экрану и прокручиваю сообщения. – Или это просто жалкий предлог, чтобы не дать мне номер?

– Мне действительно не разрешают. На днях мне его подарила лучшая подруга. С него можно только посылать эсэмэски.

Я поворачиваю телефон дисплеем к ней:

– Что это за сообщения, черт возьми? – Я читаю вслух: – «Скай, ты прекрасна. Ты, пожалуй, самое совершенное существо во всей вселенной, и тому, кто с этим не согласится, не поздоровится». – Я украдкой смотрю на Скай, еще больше заинтригованный этой девчонкой. – О господи! Они все такие. Только не говори, что сама посылаешь их себе для повышения самооценки.

Она со смехом выхватывает телефон у меня из рук:

– Перестань. Не надо портить кайф.

– Бог мой, так и есть? Все эсэмэски от тебя?

– Нет, – обиженно произносит она. – От Сикс. Она моя лучшая подруга, которая уехала от меня на край света. И она скучает и не хочет, чтобы я грустила, поэтому каждый день посылает мне что-то приятное. По-моему, очень мило.

– Нет, ты так не думаешь. Ты считаешь их дурацкими и, вероятно, даже не читаешь.

– У нее самые хорошие побуждения. – Скай с независимым видом скрещивает руки на груди.

– Они тебе навредят, – поддразниваю я. – Смотри, как бы не лопнуть от раздувшегося самомнения!

Прокручиваю дисплей на ее сотовом и набиваю в свой телефон ее номер. Смешно было бы уйти отсюда без этого, и у меня появился подходящий предлог заполучить его.

– Придется исправить эту ситуацию, пока тобой не завладела мания величия. – Я отдаю ей сотовый и посылаю эсэмэску.

Твое печенье дерьмо. И не такая уж ты хорошенькая.

– Лучше? – спрашиваю я. – Гонору поубавилось?

Она со смехом кладет телефон на столешницу.

– Ты знаешь, как угодить девушке. – Она входит в гостиную и поворачивается ко мне. – Хочешь посмотреть дом?

Я не колеблюсь ни минуты. Конечно, я хочу пройтись по ее дому. Следую за ней и слушаю пояснения. Делаю вид, будто мне интересно, но на самом деле могу лишь сосредоточиться на звуке ее голоса. Пусть бы она говорила хоть всю ночь, я бы не устал ее слушать.

– Моя комната. – Она распахивает дверь спальни. – Будь как дома, но помни, что здесь нет совершеннолетних. Держись подальше от кровати. Мне запретили беременеть на выходных.

– Только на этих? – Я задерживаюсь в дверях и смотрю на нее. – Значит, планируешь залететь в следующие?

Она улыбается, а я захожу в ее комнату.

– Не-а. Подожду, пожалуй, еще несколько недель.

Мне не следует быть здесь. С каждой минутой, проведенной со Скай, она нравится мне больше и больше. Сейчас я нахожусь в ее комнате, и во всем доме нет никого, кроме нее и меня, не говоря уже о том, что нас разделяет кровать, от которой она посоветовала держаться подальше.

И чего меня сюда занесло?

Я пришел сюда показать ей, что я хороший парень, а не плохой. Почему же я смотрю на ее кровать и меня посещают совсем не хорошие мысли?