Колин Гувер - Потерявший надежду

– Дыши, – шепчу я. – Успокойся, Скай. Я знаю, ты шокирована и напугана, но я с тобой. Я здесь. Просто дыши.

Держу ее так несколько минут, давая время собраться с мыслями. Я знаю, она хочет о чем-то спросить. Мне нужно, чтобы она была в состоянии вынести мои ответы.

– А собирался ли ты вообще говорить, кто я такая? – Она отодвигается от меня. – А вдруг я бы так и не вспомнила? Сказал бы хоть когда-нибудь? Ты, наверное, боялся, что я брошу тебя и тебе не представится случай меня трахнуть? Ты поэтому постоянно лгал?

Именно таких вопросов я и боялся. Так боялся, что она не поймет, почему я ничего ей не говорил.

– Нет. Дело не в этом. Я молчал, потому что боялся последствий. Если я сообщу об этом, тебя заберут у Карен. Вполне вероятно, что ее арестуют, а тебя отправят до восемнадцатилетия к отцу. Тебе это нужно? Ты любишь Карен и счастлива. Не хочу усложнять тебе жизнь.

Она качает головой и горестно смеется:

– Во-первых, Карен не тронут, потому что она ничего об этом не знает. Я уверена. Во-вторых, мне уже исполнилось восемнадцать в сентябре. Смущай тебя мой возраст, ты бы уже все выложил.

Я смотрю в землю, потому что слишком тяжело смотреть ей в глаза.

– Скай, мне еще много надо тебе объяснить. Твой день рождения не в сентябре, а седьмого мая. Восемнадцать тебе исполнится через полгода. А Карен? – Я делаю к ней шаг и беру ее за руки. – Она должна знать, Скай. Должна. Подумай об этом. Кто еще мог это сделать?

Она тут же рывком отнимает у меня свои руки и отступает назад, словно я ее оскорбил.

– Отвези меня домой. – Она недоверчиво качает головой. – Я больше ничего не хочу слышать, никаких откровений.

Я хватаю ее за руки, но она отталкивает меня:

– ОТВЕЗИ МЕНЯ ДОМОЙ!

* * *

Припарковавшись на подъездной дорожке у их дома, мы молча сидим в машине. Пока мы ехали, я заставил ее пообещать, что она не станет объясняться с Карен. Она сказала, что до нашей новой встречи завтра не станет ничего предпринимать. Но мне не дает покоя сама мысль, что я оставлю ее в таком состоянии.

Она открывает дверь машины, но я хватаю ее за руку:

– Подожди. Ночью выдержишь? Все будет хорошо?

Она со вздохом откидывается на сиденье.

– Как? – подавленно произносит она. – Как может быть хорошо после сегодняшнего?

Я заправляю ей волосы за ухо. Мне не хочется покидать ее. Она должна знать, что на этот раз я не исчезну.

– Это ужасно… отпускать тебя в таком состоянии. Не хочу оставлять тебя одну. Можно, я вернусь через час?

Она качает головой.

– Не надо, – говорит она срывающимся голосом. – Слишком тяжело сейчас быть с тобой. Мне надо подумать. Увидимся завтра, ладно?

Я киваю и берусь за руль. Несмотря на всю боль, необходимо дать ей то, в чем она сейчас нуждается. А для осознания всех этих вещей нужно время. Честно говоря, мне тоже.

Лесс,

она знает.

Не могу поверить, что я высадил ее у дома и уехал. Пусть она не хочет быть сейчас рядом со мной, но нельзя, блин, оставлять ее одну. До чего жаль, что тебя здесь нет: я совершенно не соображаю, как теперь быть.

Х. * * *

Рядом раздается ее пронзительный крик, и я резко вскакиваю. Она задыхается.

Очередной ночной кошмар.

– Какого черта ты здесь делаешь?

Я бросаю взгляд на часы, потом тру глаза, пытаясь понять, что за прошедшие несколько часов было реальностью, а что – сном.

К несчастью, все это было реальностью.

Кладу ладонь на ее ногу и придвигаюсь ближе. Ее глаза полны ужаса.

– Я не мог оставить тебя одну. Хотел убедиться, что с тобой все в порядке. – Я дотрагиваюсь до ее шеи: под пальцами пульсирует жилка. – Твое сердце. Ты испугалась.

Она смотрит на меня широко открытыми глазами. Грудь у нее вздымается, и ее страх передается мне. Она берет меня за руку и сжимает ее:

– Холдер… я вспомнила.

Поворачиваю ее к себе лицом, вглядываясь в глаза:

– О чем?

Я с тревогой ожидаю ответа, но она решительно качает головой, не желая говорить. Мне необходимо знать, что же она вспомнила. Киваю, молча поощряя ее продолжать. Она делает глубокий вдох:

– В той машине была Карен. Это сделала она. Она забрала меня с собой.

Именно этого я и опасался. Обнимаю ее:

– Я знаю, детка. Знаю.

Она вцепляется в мою футболку, и я обнимаю ее крепче. Но тут дверь спальни распахивается, и я отталкиваю ее.

– Скай? – С порога на нас смотрит Карен.

Смотрит на меня, пытаясь понять, почему я здесь. Потом переводит взгляд на Скай:

– Скай? Что… что ты делаешь?

Скай поворачивается, с отчаянием смотрит мне в глаза и шепчет:

– Забери меня отсюда. Пожалуйста.

Кивнув, я встаю и направляюсь к встроенному шкафу. Не знаю, куда она хочет ехать, но ей потребуется одежда. На верхней полке я нахожу холщовую сумку и подхожу к кровати.

– Положи туда одежду. А я заберу все нужное из ванной.

Скай кивает и идет к шкафу, а я направляюсь в ванную. Когда я выхожу из ванной с полными руками, Карен стоит, положив руки на плечи Скай:

– Что ты делаешь? Что с тобой случилось? Ты не уйдешь с ним.

Я обхожу Карен, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие:

– Карен, отпустите ее.

Шокированная моими словами, Карен резко оборачивается:

– Ты не заберешь ее. Как только выйдешь с ней из этого дома, я вызову полицию.

Я молчу, ибо не знаю, желает ли Скай, чтобы Карен сейчас узнала о том, что Скай известна правда. Поэтому изо всех сил стараюсь сдержаться и не сказать тех слов, которые собирался сказать Карен с тех пор, как понял, что это она в ответе за все. Застегнув холщовую сумку, беру Скай за руку:

– Ты готова?

Она кивает.

– Я не шучу! – кричит Карен. – Я вызову полицию! Ты не имеешь права ее уводить!

Скай залезает ко мне в карман и вынимает мой сотовый, потом делает шаг в сторону Карен.

– На, – говорит она. – Позвони.

Она проверяет Карен. Как и у меня, у нее в голове быстро поворачиваются колесики, и она надеется, что Карен окажется непричастной ко всему этому. А у меня надрывается сердце, потому что я знаю: Карен виновата. Все это плохо кончится.

Женщина отказывается взять телефон, и Скай сует его ей в руку:

– Позвони! Позвони в полицию, мама! Пожалуйста! – Брови Скай разлетаются, и она в последний раз с отчаянием шепотом произносит: – Пожалуйста.

Я больше не в силах смотреть на это, а потому хватаю Скай за руку и подвожу к окну, а потом помогаю вылезти наружу.

Я отрываю голову от подушки и сразу прикрываю глаза. Яркий полуденный свет ослепляет. Вынимаю из-под нее руку и тихо поднимаюсь с кровати.

Ночью мне удалось проделать весь путь до Остина. К концу у меня буквально слипались глаза, поэтому мы остановились у первой попавшейся гостиницы. Уже рассвело, когда мы наконец добрались до номера, по очереди приняли душ и мгновенно вырубились. К этому моменту Скай проспала чуть больше шести часов, и я понимаю, как она нуждается во сне.

Осторожно отвожу волосы с ее щеки, наклоняюсь и целую ее. Она вытаскивает руку из-под одеяла и смотрит на меня утомленными глазами.

– Привет, – шепчет она.

Даже умудряется улыбнуться после всего, что с ней случилось.

– Ш-ш! – Я не желаю, чтобы она просыпалась. – Я ненадолго выйду и принесу что-нибудь поесть. Разбужу тебя, когда вернусь, ладно?

Кивнув, она закрывает глаза и поворачивается на бок.

* * *

Покончив с едой, она подходит к кровати и надевает туфли.

– Куда ты собралась?

Она завязывает шнурки, встает и обнимает меня за шею.

– Хочу прогуляться. И хочу, чтобы ты пошел со мной. Я готова задавать вопросы.

Я чмокаю ее в щеку, беру ключи и иду к двери:

– Тогда пошли.

* * *

Мы проходим через внутренний двор гостиницы и садимся у бассейна в кабинке для переодевания. Я привлекаю Скай к себе.

– Хочешь, расскажу, что помню? Или спросишь сама?

– То и другое. Но сначала послушаю.

Я целую ее в висок, потом склоняю голову к ее голове, и мы оба устремляем взгляды куда-то вдаль.

– Все это кажется нереальным, Скай. Поверь. Последние тринадцать лет я ежедневно гадал, что с тобой случилось. Подумать только – семь из них я жил в двух милях от тебя. До сих пор в голове не укладывается. А теперь, когда ты здесь и я рассказываю тебе обо всем, что произошло… – Я вздыхаю, припоминая подробности того дня. – Как только машина скрылась, я пошел в дом и сказал Лесс, что ты с кем-то уехала. Она все спрашивала с кем, но я не знал. Мама была на кухне, и я пошел туда и повторил. Она не обратила на меня никакого внимания – готовила ужин, а мы были всего лишь детьми. Она научилась не замечать нас. Кроме того, я не знал, случилось ли что-то вообще, и в моем голосе не было страха. Мать велела идти на улицу играть с Лесс. Ее невозмутимость уверила меня, что все в порядке. В свои шесть лет я не сомневался, что взрослые знают все, и заткнулся. Мы с Лесс вышли играть. Прошло еще два часа, когда появился твой отец и стал звать тебя. Я сразу оцепенел. Остановился посреди двора и смотрел, как он стоит на пороге и зовет. В тот момент я сообразил, что он понятия ни о чем не имел. Я знал, что поступил плохо.

– Холдер, – прерывает меня Скай, – ты был ребенком.

Угу. Маленьким мальчиком, достаточно взрослым, чтобы понимать разницу между «хорошо» и «плохо».

– Твой отец зашел к нам во двор и спросил меня, куда ты делась. Скай, ты должна кое-что понять. Я боялся твоего отца. Мне было всего шесть лет, но я понимал, что натворил бед, оставив тебя одну. И вот надо мной стоит твой отец, шеф полиции, с пистолетом в кобуре. Я запаниковал, помчался домой, в свою комнату, и заперся. Они с моей матерью ломились полчаса, но я был слишком напуган, чтобы открыть и признаться. Моя реакция встревожила их, и твой отец немедленно вызвал подкрепление. Услышав, как подъехали полицейские машины, я решил, что это за мной. Я по-прежнему не понимал, что с тобой произошло. К тому времени, как мать выманила меня из комнаты, с твоего исчезновения прошло уже три часа.

Она чувствует, как тяжело мне говорить об этом. Протягивает руку и сплетает ее с моей.

– Меня отвезли в полицейский участок и долго расспрашивали. Им надо было знать, запомнил ли я номер, что была за машина, как выглядел водитель, что он тебе говорил. Скай, я не знал ничего. Я не мог даже вспомнить цвет машины. Я смог рассказать лишь о твоей одежде, потому что ты была единственным существом, которое я мог себе мысленно представить. Твой отец очень сердился на меня. Я слышал, как он вопил в коридоре, что, если бы я сразу сообщил о происшедшем, они бы тебя нашли. Он винил меня. Когда офицер полиции обвиняет тебя в пропаже дочери, ты склонен верить ему. Лесс тоже слышала его крики и думала, что это я во всем виноват. Она даже несколько дней не разговаривала со мной. Мы оба пытались понять, что же произошло. Шесть лет мы жили в идеальном мире, где взрослые всегда правы и с хорошими людьми не случается ничего плохого. Потом тебя за считаные минуты увезли, и мир, казавшийся таким привычным, обратился в подделку, созданную нашими родителями. В тот день мы поняли, что даже взрослые совершают ужасные вещи. Пропадают дети. У вас отнимают лучшего друга, и вы даже не представляете, жив ли он еще. Мы постоянно смотрели новости, ожидая сообщений, – продолжал я. – Твою фотографию показывали по телевизору несколько недель. Последний снимок был сделан как раз перед смертью твоей матери, когда тебе было только три. Помню, как меня это злило, и я удивлялся, что за два года никто не сделал нового. Показывали фотографии твоего дома, а иногда и нашего. То и дело упоминали соседского мальчика, который видел, как это случилось, но не вспомнил подробностей. Был один вечер… последний, когда мать позволила нам посмотреть репортаж. Один из репортеров показывал оба наших дома. Упоминался единственный свидетель, которого называли «мальчик, потерявший Хоуп». Это сильно разозлило маму. Она выбежала во двор и налетела на репортеров, требуя оставить нас в покое. Меня. Отцу пришлось силой затаскивать ее в дом. Мои родители изо всех сил старались вернуть нашу жизнь в нормальное русло. Через пару месяцев репортеры исчезли. Бесконечные походы в полицию наконец прекратились. Для всех в округе жизнь понемногу налаживалась. Для всех, кроме Лесс и меня. Казалось, с исчезновением нашей Хоуп мы утратили всякую надежду.