– А-а! Дай мне кофе. Пожалуйста.

– Ты что, вчера очень поздно пришел? – спросила Ася, наливая ему кофе.

– В третьем часу. У Деда завис. Разве от него так просто вырвешься! Ох, спать хочу, не могу…

– И зачем ты встал? Спал бы до обеда. Или у тебя дела?

– Я боялся тебя пропустить. – Алымов уже вполне осмысленно взглянул на Асю. – А то по выходным тебя не поймать. Встану, посмотрю – нету Аси: ы-ы!

Вдруг зазвонил домашний телефон. Алымов сделал вид, что не слышит. Телефон понадрывался и замолчал. Тут же где-то заверещал мобильник. Сергей и его проигнорировал.

– Так где ты всегда пропадала?

– К родителям ездила, сестре помогала. Уроки давала. С детьми разные походы были – в музеи, в театры. Иногда сама куда-нибудь ездила на природу: в Кусково, в Архангельское.

– На природу? – задумчиво переспросил Алымов.

– Ну да. Знаешь: травка, цветочки, птички?

– Цветочки? Я тоже хочу на травку с цветочками, а меня никто не берет, – сказал он капризным тоном избалованного ребенка.

Ася усмехнулась:

– Алымов, ты промахнулся месяца на два – какая травка с цветочками в октябре?

– Ну, птички-то есть?

Опять зазвонил мобильник, и Алымов, чертыхнувшись, ушел. Ася вздохнула. Между ними явно ощущалась некая преграда, словно не было ни судорожных объятий, ни безумных сообщений, ни стеклянного ежика. «Это что же, каждый раз все сначала? – думала Ася. – Какой-то вы сложный, господин Алымов. Настоящий Ёж – и хочется, и колется». Она даже не представляла, насколько на самом деле все сложно. Наконец, Ёж вернулся, уже полностью одетый и бодрый. Он сел за стол и вопросительно посмотрел на Асю. Она подняла брови:

– Что?

– А завтрак не дадут?

– Завтрак? Даже не знаю.

– О, черт! – Сергей подскочил от нового телефонного звонка. – Нет, надо бежать! Поедем? На природу?

– Ну, поедем…

Алымов стремительно проглотил наскоро приготовленный Асей омлет, они собрались и резво вы-ехали со двора.

– И куда мы едем? – спросила Ася, пристегивая ремень безопасности.

– Там увидишь.

– Загадочно.

Почти всю дорогу они молчали. Неожиданно Ася спросила:

– Ёж, а на какой конструкции ты целый час висел?

– На какой конструкции?

– Лариса рассказала.

– Вот болтушка! – Алымов покосился на Асю, и она поняла: сейчас соврет что-нибудь утешительное, чтобы она не пугалась. – Во-первых, не час. Во-вторых, не висел, а… отдыхал.

– Да ладно!

– Нет, правда. Я забрался, а у оператора камера глюкнулась. Слезать лень было, ну, я там и остался. Посидел, полежал даже на балке.

– А что за акробатику ты там выдавал? И в воду пять раз прыгал?

– Ну, Лариска! Поймаю – убью! Да ничего специального, так – развлек народ слегка. И в воду прыгал. Да нормально все, это ж моя работа.

Ася только вздохнула. Потом вспомнила разговор с Верой Павловной:

– Сереж, ты прости, что я не была на премьере. Ты сильно обиделся?

– Тетка наябедничала? Я, конечно, не обиделся, но… огорчился.

– Ты понимаешь, я не смогла. Я пришла в театр, даже на свое место села. И мне плохо стало.

– Как это?

– Я так разволновалась! Ты же помнишь, я всегда больше тебя переживала. А тут – премьера! Я тебя тринадцать лет на сцене не видела…

– Ты не смотрела? Ни одного моего спектакля?

– И ни одного фильма. Сереж, я пыталась тебя забыть. Да что-то не вышло. Мне теперь так жаль, что не видела! Прости.

– О господи…

– Ну, я и ушла. Целый вечер рыдала. Потому что хотела быть там, с тобой.

– Я не рыдал, но тоже этого хотел. Просто черт знает что…

– Я потом посмотрела.

– Ну, и как тебе? Понравилось?

– Ёж, разве можно сказать «понравилось» – там же трагедия, человек застрелился! Какое-то другое слово надо.

– Пробрало тебя?

– Ладно, пусть – пробрало. Я ночь не спала.

– Опять рыдала?

– Да. Мне так жалко тебя было, просто невозможно!

– Малявка бедная! Это же театр, все понарошку, ну что ты! И это вовсе не я, а персонаж.

– Все равно – ты.

– Ну ладно, в следующий раз не буду стреляться, уговорила.

– Да ну! Я с ним серьезно, а он…

– Ты даже не представляешь, насколько я серьезен. Я вот только думаю: зря мы никаких бутербродов не взяли. А магазинов там нет. Мы ж проголодаемся…

– Где – там? На природе? Ну какие-нибудь веточки наверняка найдутся.

– Веточки? – рассеянно спросил Алымов, пытаясь вписаться в поворот. – Веточки – это заманчиво.

– Сереж, а ты специально там на Чехова похож? Так задумано, да?

– Ты знаешь, случайно получилось. Но решили оставить.

– А почему вы с доктором такие одинаковые? Тоже случайно?

– Нет, это специально. Поняла почему?

– Я сначала подумала, что это актер тебя копирует, потом догадалась, что это доктор… как его?

– Львов.

– Подражает Иванову. Так часто бывает. Я сама, помню, прическу делала, как у учительницы литературы, уж очень она мне нравилась. У вас забавно с шарфами получилось – когда он увидел, что у него такой же. Так злобно с шеи сорвал, скомкал и в карман запихнул. А ты… А Иванов так недоуменно посмотрел и ничего не понял. Нет, здорово сделали! Я потом все время вспоминала отдельные сцены. А Сарра какая великолепная! У нее свои такие роскошные волосы или парик?

– Свои. А как тебе Саша?

– Ничего, – равнодушно ответила Ася, отвернувшись к окну, а Алымов чуть усмехнулся и затормозил:

– Ну вот, мы приехали.

– Куда это ты меня завез?

Они вылезли из машины, и Сергей взял Асю за руку. Это оказался не то лес, не то парк с узкими дорожками, вдоль которых стояли редкие скамейки, сооруженные из подручного материала – пеньков и досок. Землю покрывал ковер пожухлых листьев, ветер вяло шевелил голые ветки, пахло прелой листвой, сыростью и почему-то грибами. Из-за туч время от времени показывалось холодное осеннее солнце, и тогда лес преображался: белые стволы берез загорались матовым светом и даже синицы, казалось, начинали пищать веселее. Ася с Сергеем медленно шли по дорожке, и Ася думала: «Интересно, Ёж осознает, что ведет меня за руку?» Словно услышав, он произнес:

– Представляешь, я никогда вот так не гулял с девушкой. Взявшись за руки. Даже в юности. Как-то не до того было.

– И неправда. С одной девушкой ты гулял.

– С кем это?!

– Со мной. Помнишь?

– Ну, это в детстве.

Они вышли на небольшую полянку, где на стволе дерева висела кормушка, сделанная из большой пластиковой бутылки, – там суетились и верещали какие-то мелкие птички. Сергей подвел Асю поближе – смотри, только тихо. Ася ахнула: в траве прыгала не замеченная ею сначала белка.

– Вон еще! Видишь?

Белки шустро скакали по земле, потом одна забралась на дерево и, распугав птичью мелочь, деловито полезла в кормушку. Ася следила за белками, приоткрыв рот, а Сергей смотрел на нее и улыбался.

– Белки! Смешные, правда? – восторженно произнесла Ася, обернувшись к Алымову. И тут он наконец ее поцеловал. К кормушке подлезла другая белка, попыталась забраться – первая не пускала, и они слегка потузили друг друга, а потом обе унеслись вверх по дереву. Снова слетелись синицы и устроили привычную суету, не обращая никакого внимания на замершую у соседней березы пару.

Плавно слетел с ветки сухой лист…

Каркнула ворона, ей ответила другая…

Вернулись белки – замерли столбиками, потом понеслись дальше, легко вспархивая над землей, а их пышные хвостики колыхались и просвечивали на солнце…

Алымов открыл глаза и удивился, не в силах сразу понять, где это они – с трудом вспомнил. Ася уткнулась ему в грудь – прямо у нее под ухом билось сердце Алымова, и она некоторое время с блаженной улыбкой слушала этот неровный стук, потом подняла голову:

– А нам обязательно было так далеко ехать для этого?

Алымов рассмеялся:

– Обязательно! Ты же видишь, дома у нас ничего не получалось.

Они поцеловались еще раз, и Ася сказала:

– А давай тогда останемся здесь насовсем…

– Прямо здесь? Под березой? С белками?

– Да…

– Давай.

– Построим шалаш…

– Шалаш – хорошо! Но мы найдем кое-что поуютней. Пойдем!

Он опять повел Асю за руку. Они вернулись к машине, проехали совсем немного и оказались на улице небольшого коттеджного поселка. Сергей отпер калитку, открыл изнутри ворота и загнал машину во двор. Ася вошла и огляделась: довольно большой участок, заросший соснами и березами, а в центре – домик с высокой черепичной крышей.

– Теремок! – изумилась она. – Ёж, это же сказочный теремок! Он чей, твой?

– Теперь мой. Я купил для мамы, когда разбогател. Она тут два лета всего прожила. Тетка сюда ездила все время, присматривала. А я первый раз после… В общем, давно не был. Проходи. Сейчас я обогреватели включу. Мы печку хотели сделать, да не успели. Ты не раздевайся пока, посиди тут.

В доме действительно было холоднее, чем на улице, и Ася поежилась. Алымов включил газ, поставил чайник и ушел в комнаты. Ася посмотрела: чайник был пустой. Она налила воды и снова поставила его на газ. Сергей вернулся и присел на подоконник, спиной к свету. Ася не видела выражения его лица, но чувствовала, что он сильно волнуется.

– Тут все есть, как в городе, – и душ, и туалет. Только с теплом плохо. Ну да, это я уже говорил. Сейчас чайник вскипит. Может, ты поесть хочешь? Зря мы бутерброды не взяли. Вряд ли тут что есть, если только печенье какое завалялось. Ты какой чай пьешь?

Он открыл шкафчик и стал шарить на полках. Ася вздохнула и подошла к нему:

– Ёж!

Сергей повернулся к ней:

– Зеленый чай или черный? Есть с жасмином, но я терпеть не могу…

Ася взяла его за шарф, притянула к себе и поцеловала:

– Мы же оба хотим совсем не чая, правда? В этом доме есть что-нибудь вроде кровати?

Кровать обнаружилась в соседней комнате. Ася стянула покрывало, бросила прямо на пол, туда же полетела куртка. Она быстро раздевалась, не глядя на Алымова, который завороженно смотрел. Ася нырнула в постель и взвыла:

– А-а, ледяное все! Ужас какой! Ёж, ну что ты стоишь?

Алымов наконец очнулся и принялся лихорадочно стягивать одежду:

– Я загляделся. О, черт! Как в холодильнике! Сейчас я тебя согрею. – Он накрыл Асю своим телом. – Бедная, ты вся дрожишь!

– Это не от холода. – Зубы у Аси отчетливо клацнули. – Это от любви. Не смейся надо мной.

– Я не смеюсь, ты что! – растерянно произнес Алымов. – Что ты, Асенька…

Вдруг она вздохнула со стоном и с силой вцепилась в его плечи, запрокинув голову.

– Аська… Я же еще ничего не делаю! А ты вся горишь!

– Так делай! Делай уже что-нибудь!

И укусила его за плечо. Это было последнее, что Алымов помнил. Сознание отключилось напрочь! Сергей не понимал ничего: где он сам, где Ася, чьи это руки-ноги, кто кого целует, обнимает и тискает. Они превратились в единое существо, которое содрогалось, задыхалось, стонало и рычало от нетерпения. Все произошло бурно, стремительно и обжигающе. До мозга костей. Именно эти три слова медленно светились во тьме его сознания, когда он приходил в себя. Потом всплыли другие слова: «Я пропал…» Он вздохнул, как всхлипнул, и прошептал:

– Ася…

Тишина.

Тогда он позвал погромче.

– Ася! Ты где? – И медленно протянул руку, пытаясь ее нащупать. Рука еле двигалась, словно неживая. Ася вдруг материализовалась у него под боком, обняла, прилаживаясь щекой к его груди, и пробормотала:

– Накройся, простудишься…

– Мне жарко.

– Ничего тебе не жарко.

Она завозилась, расправляя одеяло, и Алымов, у которого не было сил даже руку поднять, с изумлением почувствовал возбуждение и ярко представил, как они с Асей повторяют это сумасшествие. Еще немножко, и повторят. Но не так быстро, а медленно, долго, со вкусом! И надо бы свет зажечь – ему хотелось рассмотреть Асю, насладиться ею, впитать всю, до последнего волоска…

– Ёж? Ау! Ты как? Что-то ты подозрительно тихий!

Она, напротив, была бодра и весела. Ася наслаждалась: Алымов – разнеженный, голый и беззащитный, весь был в ее руках.

– Я потрясен! – вырвалось у Сергея, хотя он не собирался говорить ничего подобного – в воспитательных целях, как он думал.

– Это я тебя потрясла? – радостно уточнила Ася.

– Ты.

– И чем же?

– Своим пылом. Я думал… Ну… Что придется долго обхаживать, всякое такое.

– И что теперь? Я упала в твоих глазах?

– Да ну тебя. И вообще, помолчи хоть немного. Полежи спокойно. Что ты все шебаршишься?

– Да что ж такое?! Говорить нельзя, шевелиться нельзя! Ну и пожалуйста.

– Малявка, ты разве не знаешь, что к мужчине после секса нельзя приставать? Он должен прийти в себя, восстановить силы…

– А вообще можно приставать?

– Можно.

– А после секса – нельзя?

– Аська! Побью сейчас!