Евгения Перова - Потому что люблю тебя

Дарья то и дело стонала и вскрикивала – это страшно возбуждало Большакова, и он совершенно потерял контроль над собой. В конце Дарья издала такой вопль своим сильным контральто, что зазвенели хрустальные подвески люстры. Они медленно приходили в себя посреди кучи смятых простыней, подушек и покрывал. Халат оказался под головой, брюки Большакова кокетливо свисали со спинки кровати, а носки, которые он только что заботливо надевал на Дашины ноги, исчезли неведомо куда. Отдышавшись, Леонид задумчиво произнес:

– Выходит, раньше ты все время притворялась.

– Ну, не каждый раз, – смущенно ответила Даша. – Иногда и вовсе не притворялась!

– Да ладно! Почувствуйте разницу, как говорится. Я почувствовал.

– Но ты же получал свое? Не понимаю, чем ты недоволен.

– Я всем доволен, душа моя! Я еще никогда в жизни не бывал так доволен! И теперь я тебя никуда не отпущу, даже не надейся. Никаких разговоров о разводе, поняла?

– Да-а, ты и правда крутой парень. – Дарья вздохнула и положила голову ему на грудь. – Прости меня. Я больше не буду. Честное слово. Это было какое-то… наваждение. Все это. Я ничего не могла с собой поделать. Лёнечка, а если ребенок все-таки не твой? Ты примиришься? Ведь всем будет понятно, что…

– Даш, мне на всех – наплевать. Главное – мы с тобой.

– А почему ты мне раньше никогда не говорил? Что любишь?

– Я сам только недавно это понял. Когда искал тебя по всей Москве.

Он вспомнил, как обнимал ее, бьющуюся в истерике, как целовал рот с размазанной помадой и щеки в потеках туши, как терпел удары ее трясущихся рук… Как причесывал в больнице… Как наряжал для нее елку…

Дыхание перехватило, он откашлялся и сказал:

– Ты уж не пропадай больше, хорошо?

– Хорошо, – улыбнулась Дарья и поцеловала его куда пришлось. Прямо в сердце.

Ася приходила к Сергею каждый день. Повязка постепенно делалась все меньше, и Ася с ужасом смотрела на воспаленно-багровую кожу, освобожденную от бинтов – так близко к глазу! Рубцы пока скрывались под повязкой. Ася развлекала мужа, как могла, рассказывая про очередные шалости Ириски или эксцентричные выходки тетки, но главной новостью, конечно, было воссоединение Веры и Деда.

– Ну вот, хоть что-то хорошее, – заулыбался Сергей.

Сам же Алымов все время возвращался мыслями в прошлое: то вспоминал их общее с Асей детство, а то и совсем недавние события, когда они только искали пути друг к другу, живя под одной крышей. И Асю иной раз настораживали его вопросы:

– А помнишь, как мы с тобой впервые в теремке оказались? У белок?

– Холод стоял просто собачий.

– А мне казалось, мы чуть не сгорели. Я удивлялся, почему простыни не обуглились. Ты меня поразила, честно! Не ожидал…

– Да я сама не ожидала! Чтобы в первый раз – и так замечательно вышло!

– Да-а, в первый раз, – протянул Алымов, задумчиво глядя на жену. Ася напряглась:

– Ёж, вот ты сейчас о чем подумал? Что мой первый раз был не с тобой, да?

– Мысли читаешь. Это был твой муж?

– Нет.

– А кто? Я его знаю?

– Нет. Послушай, зачем тебе это?

– Да, ты права. И что на меня нашло…

– А этот теремок для нас с тобой судьбоносное местечко, да? Помнишь, как ты пытался от меня отделаться?

– И не удалось.

– Даже не пытайся.

– Ну что ты! Куда ж я от тебя денусь?..

Он усмехнулся и погладил Асю по голове. А когда она ушла, он полежал некоторое время, глядя невидящим взглядом в стену, потом прошел в туалет и встал перед зеркалом: бледная, наполовину забинтованная физиономия, обритая голова, черные тени под глазами, из-под бинтов виднеется полоска воспаленной кожи. И правое ухо – действительно торчит. Он вздохнул и размотал бинты.

На самом деле повязку сняли два дня назад, но Алымов к приходу Аси просил забинтовывать. Он оттягивал этот страшный момент, как мог. Вдруг Ася посмотрит на него с ужасом и отвращением? А вдруг дочка испугается? Алымов с отчаянием представил реакцию Деда, тетки, друзей и знакомых. «Нет, я этого не вынесу!» – думал он, разглядывая изуродованную щеку. Зажмурился и зарычал, вцепившись зубами в собственный кулак: «Господи, за что?! За что мне это?! Почему? Почему…»

А его жена, вернувшись домой из больницы, никак не могла отделаться от тревоги. Она напряженно думала, несколько раз хватала мобильник и набирала номер, потом сбрасывала звонок. Наконец решилась:

– Савва, привет! Мне надо с тобой поговорить, срочно. Очень важно. Ты можешь сейчас?

– Ася, я за рулем! Давай остановлюсь и перезвоню?

Ожидая звонка Саввы, Ася так разнервничалась, что руки задрожали.

– Что случилось, Асенька? Господи, ты что, плачешь? Мне приехать?

– Савва, ничего не случилось, не пугайся. Все нормально. Просто я хотела тебя предупредить. Понимаешь, Сережке в больнице делать-то особенно нечего, вот он и ударился в воспоминания. О будущем ему страшно думать, я понимаю, так он стал в прошлом копаться. И тут он вдруг взволновался вопросом, с кем я… Ну, кто был у меня первым, понимаешь?

– Ты сказала?

– Нет, ты что! Я увела разговор. Но что-то я так нервничаю, сама не знаю! Ты не говори ему ничего, ладно? Мало ли…

– Ася, я буду молчать даже под пыткой, не волнуйся.

– А вдруг он с его чертовой интуицией сам догадается?

– Значит, так тому и быть. Радость моя, это было – когда? Двадцать лет назад!

– Ну да, тоже верно. И что это я… Спасибо тебе! Ты самый лучший друг. И вообще – лучший.

– Да, конечно! Он-то как?

– Очень стойко держится, удивительно спокоен.

– Всегда был упрямым и все делал наоборот. Раз мы ждали от него истерик и депрессии, он назло нам собрался.

– Боюсь, что все еще впереди. Я говорила с психиатром, тот предполагает, что это своеобразная защита, и его может накрыть в любой момент. Отложенная реакция, понимаешь?

– Вот горе! Ася, а это… очень страшно? Ты видела?

– Да.

– Господи… Я так вам сочувствую!

Когда Ася отключила мобильник, Савва вздохнул, убрал телефон, потом достал снова и вывел на экран фотографии жены и детей – посмотрел, еще повздыхал, качая головой и усмехаясь. Потом поехал дальше, не очень внимательно следя за дорогой, потому что в голове то и дело всплывали картинки прошлого…

Савва познакомился с Сережей Алымовым на вступительных экзаменах. Подружились они сразу, хотя более разных людей трудно было представить: высокий красавчик Алымов, избалованный и упрямый – и добродушный Савва, похожий на классического Иванушку-дурачка: белобрысый, курносый, губастый, широколобый. Но глаза у «Иванушки» сияли такой голубизной, а улыбка была такой обаятельной, что его все любили.

Ася подросла на глазах у Саввы – первый раз он увидел ее тринадцатилетней девочкой. Он все сразу понял: и то, что Ася любит Алымова, который не принимает ее всерьез, и то, что он сам влюбился по уши, и то, что ему ничего не светит. Он и не пытался, просто любовался издали ее расцветом, наблюдая, как из неуклюжего, но прелестного подростка проявляется очаровательная девушка. Наблюдал, незаметно опекал, принимал ее дружескую нежность… и молча страдал.

В тот раз они собрались на квартире Деда, который убыл в Лондон. В отличие от строгой Иларии Львовны Дед смотрел сквозь пальцы на юные бесчинства обожаемого Сереженьки. Алымов праздновал не только день рождения, но и развод. Разошлись они с юной женой месяцев через пять после свадьбы, но окончательно развелись только год спустя. «Да чтобы я еще когда-нибудь женился! Да ни за что! – возмущался Сергей, – Если только на Малявке, когда подрастет». Услышав это, Ася заливалась краской, а Илария Львовна укоряла: «Можно подумать, тебя насильно женили. И перестань дразнить девочку!» На вечеринку Ася опоздала, потому что сначала заехала к Иларии Львовне – всегда поздравляла ее с днем рождения сына. Савва открыл дверь, Ася звонко чмокнула его в щеку:

– Привет! А где Ёж?

– Да где-то здесь. Проходи. Найти его?

– Не надо, я сама!

Савва помог ей снять куртку, и взволнованная Ася с маленькой подарочной коробкой в руках, затейливо перевязанной золотой ленточкой с бантом, отправилась разыскивать именинника в толпе гостей. Савва горько вздохнул, процитировал сам себе Венечку Ерофееева: «И немедленно выпил!» – и тут же воплотил цитату в жизнь. Выпив, он вдруг вспомнил, что последний раз видел Алымова, когда тот входил в кабинет Деда – святое место для всех, кроме внука. И входил не один. О, черт! Савва кинулся к кабинету – и точно: Ася уже тянула руку к двери.

– Ася! Не ходи туда!

– Почему это? Я знаю, Ёж там.

– Ася, не надо!

Но она уже открыла дверь, шагнула вперед и окаменела. Савва бросился к ней, оттащил – Ася, бледная как мел, смотрела на него остановившимся взглядом. Ноги ее не держали, и Савва, не справившись, усадил девушку на пол.

– Сейчас, сейчас! Я тебе водички, да? Сейчас…

Он унесся на кухню, а когда вернулся со стаканом воды, из кабинета как раз показался Алымов, на ходу застегивая джинсы. Он увидел сначала Савву, потом Асю, которая так и сидела на полу, вытянув ноги, словно большая кукла.

– Малявка? Почему ты на полу? Ты упала? – встревоженно спросил Алымов и наклонился к ней, протягивая руки, чтобы поднять. Ася взглянула на него исподлобья и с ненавистью в голосе произнесла:

– У тебя помада на щеке. И на шее.

Алымов отшатнулся и машинально провел рукой по лицу. И в этот момент, как нарочно, открылась дверь кабинета, и показалась растрепанная девица – увидев, сколько народу толчется в коридоре, она быстро прошмыгнула в направлении ванной комнаты. Алымов посмотрел на девицу, на Савву, потом на Асю и страшно покраснел – как раз в цвет помады, отпечаток которой алел у него на шее.

– Вот черт! – пробормотал он и испарился.

Савва сунулся было к Асе с водой, но она покачала головой:

– Не надо. Помоги мне встать.

Они были почти одного роста, и, поднявшись, Ася уставилась прямо ему в глаза невидящим взглядом:

– Я для него – пустое место. Понимаешь? Просто пустое место.

– Асенька, это не так, – начал было Савва, но она не хотела слушать.

– Уведи меня отсюда, пожалуйста, уведи! Куда-нибудь, немедленно!

Савва нашел ее куртку и сумку, Ася направилась к выходу, потом вспомнила про подарок – посмотрела на коробочку, швырнула ее на пол и наступила ногой. Коробочка стеклянно хрустнула. Выйдя за дверь, она вдруг так побежала по лестнице вниз, что Савва не поспевал за нею и поймал в последний момент, когда Ася чуть не выскочила на проезжую часть – прямо под колеса завизжавшей тормозами машины.

– Идиотка! Смотри, куда прешь! – заорал водитель.

– Асенька, ну что ты! Успокойся, дорогая! Не надо…

– Куда-нибудь! – бормотала Ася сквозь слезы. – Пойдем куда-нибудь!

– Хочешь, я отвезу тебя домой?

– Нет! К тебе! Пойдем к тебе!

– Ко мне?! Ну, пойдем.

Хотя денег у Саввы было в обрез, он поймал такси – не везти же ее в таком состоянии на метро! Он жил вдвоем с сестрой, у которой, к счастью, как раз было дежурство. Ася бродила по комнате Саввы, рассеянно трогая то одну вещь, то другую, и так же рассеянно говорила, словно составляла опись увиденного:

– Шкаф. Книжек много. Картинка. Шкатулка. Это ты на фото. Смешной какой. Вазочка.

Она обошла всю комнату раза два и вернулась к Савве – он сидел на диване и с тоской наблюдал за ее нервными перемещениями. Ася присела рядом и посмотрела на Савву. Смотрела долго, разглядывала внимательно и серьезно, так что он даже покраснел.

– Ты милый, забавный. – Ася придвинулась ближе и погладила Савву по щеке. – Ты хороший. Я тебе нравлюсь, правда?

– Да.

– Хочешь меня?

– Ася! Ну, зачем ты так?

– Как?

– Ты же его любишь.

– Я для него – пустое место, – повторила Ася и придвинулась еще ближе, положив руку Савве на плечо, потом взъерошила ему волосы.

– Прекрати, пожалуйста. Я не железный.

– И хорошо, что не железный…

Ася обняла Савву и поцеловала – раз, другой, он ответил…

– Нет, это невозможно! – Савва с трудом оторвал Асю от себя. – Ты хочешь ему назло, да? Я так не могу.

– Ну вот… И тебе я не нужна…

Она заплакала навзрыд, и этого Савва уже совсем не мог выносить. Он целовал ее холодные руки, залитые слезами щеки, дрожащие губы, прижимал к себе хрупкое тело и думал: «Да пропади оно все пропадом!»

– Пожалуйста, пожалуйста, Савушка, дорогой! Пусть. Пусть ты. Я не могу больше так жить, не могу… не могу…

Конечно, он не устоял. Ася осталась у него на ночь. Савва почти не спал: Ася принималась плакать даже во сне, и он утешал ее: такую любимую, близкую, теплую, родную – и такую невозможно далекую. Утром она храбро улыбалась – бледная, с темными кругами под глазами и опухшими от поцелуев губами.

– Я тебя больше не увижу? – мрачно спросил Савва, провожая Асю к метро.