– Домой? – предположил Тристан, медленно спустился следом и низко надвинул шляпу на лоб, подумав: «Какое же яркое сегодня солнце!» – Я категорически отказываюсь догонять ее в доме твоих родителей.

Беннет испустил долгий вздох.

– Правильно. Домой. Хотя Джоан любит улизнуть и пойти куда-то одна. Она думает, что я об этом не знаю, но она при любой возможности сбегает в книжные магазины или магазины шляпок. – Он помолчал. – Давай так, ты пойдешь в ту сторону, – он показал на восток, – а я в эту. Если она уже добралась до дома… – Берк поежился, – тогда в это дело придется вмешаться отцу.

Тристан спросил себя, почему он раньше не замечал в друге эту бесхребетность, но промолчал и только кивнул. Беннет тоже кивнул и устремился в западном направлении, идя по улице так, словно ему очень хотелось пуститься бегом. Тристан повернулся и пошел на восток. Куда молодая леди может пойти в одиночестве? Он не заметил, чтобы на ступенях ее ждала горничная, и слуга не сопровождал ее, когда она вошла в дом, в котором ей было совершенно необходим сопровождающий. Так что вероятнее всего она пошла домой, чтобы возложить свой трофей к ногам матери. В глубине души Тристан думал, что если уж Беннет такой трус, что подписал эту бумагу, значит, он заслужил то, что из этого последует.

И все же Беннет предоставил ему временное пристанище, откуда ему было очень удобно контролировать, как идет ремонт крыши. Таким образом, он мог провести ремонт без лишних неудобств. Его тетка пользовалась любой возможностью упрекнуть его за плохое содержание особняка, хотя в данном случае речь шла о ремонте столетней крыши, которую его дядя почему-то не потрудился заменить. Если бы дядя Берк должным образом следил за крышей, она бы не протекала последние десять лет, постепенно разрушая верхний этаж дома, и в прошлом месяце после сильного дождя не рухнула совсем.

Тристан свернул на Бонд-стрит, без особого энтузиазма высматривая, не мелькнет ли где юбка в розовую полоску. Юбки-то у мисс Беннет весьма широкие, он должен был заметить их даже с расстояния в полмили. И как только женщины ухитряются плохо одеваться? Почему им непременно надо всем, как овцам, толпой следовать последним новинкам моды, не задумываясь, идут они им или нет. Определенно самый подходящий цвет для мисс Беннет – золотой, причем его более насыщенные, глубокие тона, которые будут хорошо оттенять ее темные волосы и кожу цвета сливок. Но только не розовый, это точно.

И что, спрашивается, он должен делать, когда ее найдет? Она не отдаст ему ту бумагу без большой битвы, а Тристан не собирался затевать борьбу посреди какого-нибудь магазина шляпок. Он говорил себе, что встретиться с ней наедине он бы тоже не хотел, и не важно, что ему бы доставило большое удовлетворение сбить с нее спесь.

Он остановился у широкой витрины магазина и стал разглядывать красиво развешанные полотнища шелка. Этот оттенок голубого ей бы тоже пошел, подумал он и тут же выругался под нос: мегера! дьяволица! И это сестра его товарища, а не просто некая женщина, которая будет хорошо смотреться в каком бы то ни было оттенке голубого.

Тристан отвернулся от витрины и быстро зашагал по улице. Он не виноват, что Беннет не в силах ей противостоять. И если другу придется тащиться на бал к Малькольмам, или к Макмилланам, или на любой другой бал и танцевать там с половиной всего женского населения Британии, это тоже не его забота. Судя по тому, как Беннет спасовал перед сестрой, его все равно в ближайшие несколько месяцев на ком-нибудь женят. Вполне вероятно, что на другой фурии, женщины такого сорта склонны держаться друг дружки. Леди Беннет наверняка уже выбрала ему невесту, и она заставит сына склониться перед ее волей, как сильный ветер изгибает молодое деревце. Конечно, будет жалко лишиться такого веселого компаньона, но у Тристана не было ни малейшего желания вставать между Фурией и избранной ею жертвой. Беннету придется спасать себя самому. Принимать приказы от женщины – любой женщины – просто нелепо. Тристану пришло в голову, что если бы он хотел действительно помочь другу, то нашел бы его и посоветовал быть мужчиной и поставить сестру на место.

И вдруг Тристан заметил краем глаза юбку в розовую полоску, мелькнувшую и скрывшуюся в книжной лавке. Он замедлил шаг, по его лицу сама собой медленно расплылась улыбка. Напрочь забыв, что он только что дал себе зарок избегать ее, как чумы, он потер руки и последовал за ней.

Глава 3

Джоан вошла в тесный книжный магазинчик, над дверью звякнул колокольчик. Она остановилась на пороге и глубоко вздохнула, будучи в полном восторге. Дело было не только в запахе книг – сухом коктейле из запахов бумаги и типографской краски, – который напоминал ей о библиотеке в Хелстон-Холле, их семейном поместье в Корнуолле. Библиотека была единственным местом, где Джоан могла свободно предаваться своей страсти к приключениям и греху, пусть даже только мысленно. На протяжении следующего часа она была вольна ходить где ей вздумается. Бонд-стрит, конечно, не назовешь местом, где тебя ждут опасные приключения, если не считать риска быть замеченной кем-то из друзей матери. Но для старой девы благородного происхождения, живущей как затворница, любое бегство было захватывающим приключением. Особенно когда ее отправили с конкретным поручением, которое она была очень даже рада выполнить.

Скромно опустив глаза, Джоан нашла приказчика и тихо кашлянула.

– Да, мадам, чем могу служить? – Он улыбнулся и поклонился, сложив ладони вместе. – Вы ищете что-нибудь определенное?

– Да, сэр. – Она приятно улыбнулась. – Нет ли у вас, часом, нового выпуска «Пятьдесят способов согрешить»?

Джоан не случайно пришла именно в эту лавку. В ответ на ее вопрос приказчик и глазом не моргнул и нисколько не возмутился. Напротив, он, кажется, даже ей подмигнул.

– Я получил несколько экземпляров только сегодня утром. Желаете, чтобы я завернул вам один в задней комнате?

– Да, пожалуйста.

Джоан чуть не закружилась на месте от восторга. Новый выпуск! Пришел только сегодня утром! Наверное, только что из печатного станка. У нее достаточно времени, чтобы прочитать его хотя бы один раз. А завтра вечером она передаст его подругам – Абигайль и Пенелопа тоже собирались быть на балу у леди Малькольм. Только одно может быть интереснее, чем читать последний выпуск: прикрывшись веерами, возбужденным шепотом обсуждать прочитанное с подругами. С тех пор как появились «Пятьдесят способов согрешить», балы сделались более или менее терпимыми.

Приказчик скрылся за занавеской, закрывавшей дверь по ту сторону прилавка. Джоан прошла глубже в магазин и чинно остановилась перед полкой с какими-то толстыми скучными на вид книгами, покрытыми толстым слоем пыли. Держаться слишком близко от полок с романами в задней части магазина было опасно: дело кончилось бы тем, что она только зря раздразнила бы себя какой-нибудь книгой, которую не могла ни купить, ни тайком пронести в дом. К счастью, выпуски рассказов «Пятьдесят способов согрешить» печатались в виде тонкой тетрадки, которую можно было скрыть под шалью или даже – однажды Джоан оказалась в таком отчаянном положении, что пришлось сделать так, – засунуть за подвязку.

На двери снова тренькнул колокольчик. Джоан поспешно отвернулась к полкам и пониже надвинула на лоб шляпку. Несколько мгновений было тихо, потом в магазине послышались размеренные шаги. Джоан сжала губы и бочком сделала несколько шагов в сторону, неотрывно глядя на книжную полку, но не замечая названий на корешках книг. Шаги были мужские, что означало, что для посетителя она все равно что невидимка, если только по какой-то несчастливой случайности он не окажется другом ее родителей. Ее мать почему-то была знакома со всеми любопытными кумушками в Лондоне, любительницами совать нос в чужие дела, поэтому слухи о недозволенных визитах Джоан в этот магазин извилистыми дорожками рано или поздно достигли бы ушей леди Беннет.

Шаги приближались. Вот они стихли в конце того прохода, в котором стояла Джоан. Она поспешно схватила с полки первую попавшуюся книгу и раскрыта ее и одновременно как бы небрежно повернулась спиной к покупателю. Джоан твердила себе, что имеет полное право заходить в книжный магазин, но ее сердце все равно тревожно колотилось. Если бы она посетила книжный магазин Хатчарда, это бы не слишком встревожило ее мать, но зайти в этот магазин, тем более в поисках контрабанды, которую она хотела купить, – это уже совсем другое дело, за такое ее бы заперли в комнате на целый месяц. Джоан заставила себя дышать ровно и напряженно вслушивалась в звук шагов, мечтая, чтобы посетитель повернулся и пошел прочь. Но вместо этого шаги стали приближаться. Джоан как можно небрежнее перевернула страницу книги, которую держала в руках. Куда подевался этот приказчик? Если в конце концов окажется, что у него нет «Пятидесяти способов согрешить», она на него страшно разозлится.

– Если вы отдадите мне бумагу, которую подписал Беннет, я никому не скажу, что видел, как вы здесь читаете неприличные стихи, – прошептал ужасно знакомый мужской голос.

Джоан застыла. Ее сердце подпрыгнуло, казалось, к самому горлу.

– Не знаю, о чем вы говорите, – сказала она, переворачивая еще одну страницу. На этот раз она заставила себя прочесть несколько строк. Слава богу и всем святым на небесах, книга не оказалась сборником неприличных стихов. – И мешать человеку читать – грубо.

– Вот как? – Длинная рука протянулась поверх ее головы и достала с полки пыльную потрепанную книгу. – А приставать к человеку в его спальне и шантажом заставлять его пожертвовать своей свободой – не грубо?

– Как вы смеете обвинять леди в таких немыслимых преступлениях?! – Джоан перевернула еще одну страницу. – Говорить такие вещи – это клевета с вашей стороны.

Лорд Берк оперся одним плечом о книжный шкаф перед Джоан и раскрыт взятую книгу.

– Я видел это собственными глазами не далее как полчаса назад.

– Неужели? – Она захлопала ресницами. – Когда будете об этом рассказывать, не забудьте упомянуть о своем возмутительном виде: вы были полураздеты. И тогда еще не кончится сегодняшний день, как мой брат потребует у вас удовлетворения.

Он одарил ее спокойной улыбкой. Как Джоан и опасалась, этот несносный тип успел привести себя в порядок. Его зеленые глаза сверкали дьявольским огнем, а когда он улыбался вот так, как сейчас, на его щеке появлялась ямочка, про которую Джоан успела забыть.

– Он уже и так потребовал удовлетворения. Зачем, как вы думаете, я здесь? Отдайте мне ту бумагу, и мы расстанемся по-хорошему каждый пойдет своей дорогой.

– Лорд Берк, вас совершенно не касается, что я делаю. Мой брат – взрослый человек, во всяком случае, физически, если не разумом, и, осмелюсь заметить, если ему нужен опекун, то вы меньше всех в Англии подходите на эту роль. Он по собственной воле подписал эту бумагу.

Джоан, в свою очередь, улыбнулась – весьма самодовольно, с чувством собственного превосходства.

– А вы должны по доброй воле передать ее мне.

Он продолжал улыбаться в той порочной манере, которая намекает на неторопливое обольщение. Джоан мечтала, чтобы мужчина смотрел на нее таким взглядом, как будто он готов идти за ней хоть на край света, вот только она не думала, что это будет из-за какого-то дурацкого клочка бумаги. Она захлопнула книгу и вернула ее на полку.

– Не думаю, что я по доброй воле отдала бы вам что-нибудь свое.

Лорд Берк приподнял бровь.

– Нет?

– Никогда.

– Никогда?

Джоан наклонила голову и улыбнулась еще шире.

– Никогда.

Он подался вперед и наклонился к ней так, что его лицо оказалось в каких-нибудь нескольких дюймах от ее лица, и прошептал:

– Знаете, я могу заставить вас передумать.

Джоан тяжело вздохнула, хотя оттого, как он над ней навис – словно собирался зацеловать ее до бесчувствия, – у нее зачастил пульс. На мгновение она испытала сильнейшее искушение спровоцировать Тристана Берка, чтобы он так и сделал. Разве не должна каждая девушка хотя бы раз в жизни испытать, как опасный мужчина зацелует ее до бесчувствия? Однако человеку лучше не знать, чего он лишен, чтобы не подпитывать грешные желания. Почему распутный образ жизни Тристана Берка не испортил его внешность? Все было бы куда проще, будь он толстым или рябым.

– Никогда, – повторила Джоан, мысленно твердя себе, что это правда.

Даже если бы он в самом деле ее поцеловал – а она сомневалась, что он смог бы заставить себя это сделать, что бы он ни наобещал Дугласу, – она бы не передумала, потому что знала, что он целовал бы ее только ради того, чтобы заполучить обратно подписанную Дугласом бумагу. Если Джоан когда-нибудь позволит себе потерять голову из-за поцелуя, то это будет настоящий поцелуй, вызванный страстью и желанием соблазнить, а не попыткой обвести вокруг пальца.