Нэн Райан - Потому что ты моя

Последние дни мексиканской войны. Полевой госпиталь недалеко от города. Конец сентября 1847 года. Вечер.

– Кто идет?

– Полковник Рейли Вернет, адъютант восточного пограничного батальона.

– Подойдите ближе, полковник.

Полковник Рейли Вернет шагнул в полосу света, которую отбрасывал качающийся фонарь. Стало видно, что он ранен: правая рука висела на перевязи, китель наброшен на одно плечо. Левой рукой полковник отдал честь молодому капитану охраны Виктору Ривьера:

– Я полковник Рейли Вернет. Генерал Пэтч посылал за мной.

– Да, сэр, генерал ждет вас.

Виктор Ривьера сделал шаг в сторону и кивнул черноволосому офицеру у госпитальной палатки.

Вернет помедлил.

– Вы полагаете, генерал может?.. – тихо спросил он.

Капитан печально кивнул головой и опустил глаза. Его жест был красноречив: раненый генерал умирал. Полковник Вернет снял пыльную голубую пилотку, глубоко вздохнул и шагнул в палатку.

Запах смерти и стоны раненых наполняли ее. В неверном свете лампы он увидел потные, искаженные болью лица раненых солдат.

Полковник остановился у входа. Он часто видел смерть и стал почти нечувствителен к ужасным сценам и крикам.

Почти.

Но не сейчас, когда жертвой войны стал его лучший друг. Рейли Вернет сжал дрожащими пальцами пилотку и огляделся.

Генерал Норман Пэтч неподвижно лежал с закрытыми глазами на койке, стоявшей отдельно в углу палатки. Старший офицер позаботился, чтобы создать раненому генералу в последние часы жизни хоть какое-то подобие уединения.

Полковник взглянул на безжизненно-с покойное, белое как мел лицо умирающего друга, и его сердце больно сжалось. В распростертой на постели фигуре он с трудом узнавал старого товарища, с которым был знаком с первых дней Восточной кампании. Рейли Вернет не мог поверить, что этот беспомощный человек с пепельно-бледным лицом и есть генерал Пэтч. Неужели что тот энергичный, полный сил воин, чья непоколебимая умеренность и отвага передавались солдатам и вели их и бой против армии Святой Анны?

Рейли Вернет проглотил подступившие к горлу слезы, собрал все свое мужество и приготовился к последнему прощанию.

Он подошел к койке. Почувствовав чье-то присутствие, генерал с трудом открыл глаза и, слабо улыбнувшись, медленно протянул руку.

Рейли Вернет пожал ее и тоже улыбнулся:

– Ты, старый хитрец, не мог найти другого способа получить отпуск?

Раненый генерал засмеялся. Или попытался засмеяться, но его сразу начал душить кашель. Вернет намочил тряпку и отер ею лицо друга.

– Я могу для тебя что-нибудь сделать, Норман?

– Да, старина. Возьми стул и сядь. Мне нужно поговорить с тобой.

Полковник пододвинул складной стул и сел около Нормана Пэтча.

– Я готов. – Он снова взял генерала за руку и легко пожал ее. – Я слушаю.

– Ты помнишь мою красавицу жену? – начал он.

Вернет кивнул. Впервые он увидел донну Констанцию Карилло десять лет назад, в день ее свадьбы с Норманом Пэтчем. Потом он еще несколько раз видел прекрасную Констанцию, а летом 1843 года она безвременно скончалась.

– Да, я помню ее, – тихо ответил Вернет.

– Наше огромное ранчо в испанской Калифорнии досталось нам от отца Констанции, дона Паскаля Антонио Карилло. После смерти Констанции наследником земли оказался я.

– Ну, конечно, дружище. Скоро ты вернешься на свое ранчо и отдохнешь в собственной кровати.

– Нет. Не вернусь.

– Чепуха, как только ты...

– Этого не будет, – оборвал его генерал. – И мы оба это знаем.

Улыбка медленно сползла с лица Бернета.

– Прости.

– Ничего. – Пэтч тяжело вздохнул. Собрав оставшиеся силы, генерал попытался приподняться на локтях. – Ты должен мне помочь. Это очень важно.

– Скажи что, и я сделаю.

– Маленькая Тереза, сестра Констанции и моя племянница... Она единственная моя наследница. Но сейчас ей всего десять, и она слишком мала, чтобы наследовать ранчо.

Юрист по профессии, Рейли Вернет знал законы Калифорнии.

– Да, это так. Она сможет вступить в права наследования, только когда ей исполнится восемнадцать. В том случае, если она выйдет замуж, от ее имени распоряжаться имуществом будет муж. А сейчас нужен человек, имеющий доверенность на владение землей.

– Я хочу, чтобы этим человеком был ты, Рейли. Управляй землей по доверенности, пока Терезе не исполнится восемнадцать или пока она не выйдет замуж – думаю, что случится раньше. Проследи, чтобы интересы девочки не пострадали... После смерти Констанции Терезу отдали в монастырь «Святое сердце» в Аризоне.

Iгили объяснил, как нужно написать доверенность, чтобы Тереза Карилло, десятилетняя племянница умирающего генерала, не потеряла огромное ранчо в испанской Калифорнии. Всего два дня назад полковник Вернет рисковал жизнью в отчаянной попытке спасти друга, а теперь он должен исполнить его последнюю юлю.

– Тебе нужно отдохнуть, Норман, – полковник Бернет поднялся на ноги. – Будь спокоен, я прослежу, чтобы о Терезе Карилло позаботились.

– Я верю тебе, друг мой, и могу теперь спокойно умереть. Спасибо за все.

Полковник Вернет здоровой рукой в последний раз отдал честь своему командиру и, с трудом сдерживая слезы, и вышел из палатки.

Стояла по-летнему душная ночь. На душе у умирающего генерала стало легко и спокойно. Перед его глазами поплыли прекрасные картины...

...Маленькая сестра Констанции однажды станет наследницей огромного ранчо, жизнь ее будет безоблачна и светла. Из множества поклонников она выберет того таинственного, который станет ее мужем, и в комнатах огромного дома зазвучит детский смех.

Вдруг генерала вновь охватило беспокойство. Вдруг Рейли Бернетом что-нибудь случится? Его могут убить в последний день войны, тогда Терезу некому будет защитить и она никогда не узнает о доверенности и не получит землю.

Норман Пэтч с трудом оторвал голову от мокрой, потной подушки: перед ним, в нескольких ярдах от его кровати, стоял, скрестив руки на груди, капитан охраны.

– Капитан Ривьера, я знаю, что вы из Аризоны.

– Да, сэр. Из форта Мак-Дауэлл.

– Вы знаете Таксон?

– Да, сэр. Чем я могу вам помочь?

– Я хочу, чтобы вы написали за меня письмо. Два письма. – Генерал Пэтч кивнул в сторону походного столика, где лежала пачка тонкой серой бумаги, перьевая ручка и чернильница.

Генерал начал диктовать. Сначала письмо в Аризону, в город Таксон, к матери-настоятельнице монастыря «Святое сердце» с подробным описанием условий доверенности на управление землей от имени Терезы Карилло и просьбой связаться с адвокатом Рейли М. Бернетом из Калифорнии.

Когда письмо было закончено, вложено в конверт и запечатано, генерал продиктовал Виктору Ривьера письмо для племянницы. В нем говорилось, что он любит ее так же, как любила ее Констанция, а мысль о том, что она остается одна, приносит ему страдания. Генерал коротко объяснял Терезе, что огромное ранчо в Калифорнии, когда-то принадлежавшее ее отцу, дону Паскалю Антонио Карилло, а потом ее старшей сестре Констанции, со временем перейдет к ней. Он написал, как связаться с Рейли Бернетом, чтобы заявить о своих видах на наследство.

– Капитан, дайте мне слово, – генерал испытующе посмотрел на Виктора, – что вы доставите эти письма, только закончится война.

– Обещаю, сэр.

– Письма конфиденциальны. Они не должны попасть в руки посторонним – только адресатам. Вы понимаете меня?

– Я дал вам слово.

– Сдержите его, капитан!

Ранчо в шести милях от Сан-Хуан-Капистрано, калифорния, вечер чудесного весеннего дня 1880 года.

Изящный молодой всадник на гнедом жеребце, бьющем копытами, гарцевал у свежепобеленной ограды самого большого в Южной Калифорнии ранчо тяглового скота. На всаднике была излюбленная одежда мексиканцев: кожаные брюки, белая рубашка с алым галстуком бабочкой, скошенные у пяток ботинки и широкополое соломенное сомбреро.

Щурясь от лучей заходящего солнца, всадник поднял глаза на отчеканенную из серебра вывеску, прибитую к перекладине высоко над главными воротами ранчо, и прочел: «Линдо. Виста», что по-испански значит «Прекрасный вид». Всадник не сомневался, что вид, открывающийся из окон огромного дома, расположенного на пригорке внутри ранчо, действительно прекрасен; впрочем, очень скоро он сам узнает это наверняка.

Уже две недели он ежедневно приезжал на ранчо Линдо Виста, изучая акр за акром каждый клочок этой земли. Всадник с жадностью исследовал каждую неясную тропинку; брошенные серебряные копи, каждое деревце, плодородные земли и мертвые песчаные островки, горы, ручьи и изрезанное побережье. Упорно сторонясь многочисленных рабочих ранчо, всадник заканчивал ежедневный, долгий, изнурительный путь, как всегда, в одном и том же месте, откуда как на ладони открывался огромный белый дом.

Всадник поднес к глазам полевой бинокль и долго смотрел, надеясь увидеть богатого, влиятельного человека, называющего этот белый, с красной черепичной крышей особняк своим домом. Молодого человека. Не старого.

Старого всадник видел в первый же день, как только приехал в Калифорнию. Худой, болезненного вида старик с белоснежными волосами выходил днем погреться в лучах весеннего солнца на выложенный камнем внутренний дворик. Старик кутался в толстый свитер, а колени прикрывал одеялом.

Нет, не его так неутомимо выслеживал всадник. В мощный полевой бинокль он пытался разглядеть молодого, сильного человека тридцати одного года – всего на семь лет старше его самого. Именно этого человека поджидал всадник, именно его пытался разглядеть в бинокль.

Единственного, обожаемого сына больного старика и единственного наследника ранчо Линдо Виста Бертона Дж. Бернета.

Всадник ждал его, пока кроваво-красное солнце не село в море позади особняка. Наконец, в очередной раз разочарованный, всадник опустил бинокль и пустил гнедого жеребца в обратный путь. Ему предстояло проделать шесть миль по небольшому склону к маленькому городку Сан-Хуан-Капистрано.

Прохладный вечерний бриз вздымал рубашку всадника пузырем на спине, прижимал кожаные брюки к длинным ногам, и от этого они казались еще изящнее.

Всадник вонзил серебряные шпоры в бока гнедому жеребцу, и мощное животное в то же мгновение рванулось вперед.

Завтра он снова приедет сюда, к огромному ранчо, стоять на посту, спрятавшись за огромным дубом, и разглядывать дом за свежепобеленной оградой. Снова в надежде увидеть неуловимого Бертона Дж. Бернета.

Освещаемый последними лучами гаснущего солнца, решительный молодой человек мчался в город.

В то время, как уже знакомый нам всадник на гнедом жеребце спешил к Сан-Хуан-Капистрано напрямик, в этом же направлении, но петляя и поворачивая, двигался поезд.

В последнем вагоне, частном пульмановском вагоне, на плюшевом перламутрово-сером диване лениво развалился одинокий пассажир. Его темноволосая голова покоилась на мягкой спинке дивана, а ноги, не снимая ботинок, он положил на инкрустированный золотом деревянный столик.

В одной руке он держал хрустальный стакан с бурбонским виски со льдом, уже наполовину пустой, а в другой – ароматную кубинскую сигару, от тлеющего кончика которой поднимался голубой дымок. Довольный успешной деловой поездкой в Чикаго и еще более тем, что она закончилась, Берт Бернет улыбался.

Берт всегда улыбался.

Люди, хорошо знающие его, говорили, что никогда не видели Берта без улыбки. Крестьяне клялись, что улыбка не исчезала с его лица даже при заключении самых трудных сделок. Пожилые леди в городе говорили, что им хочется по-матерински тепло обнять Берта: так восхитительна и удивительна была его мальчишеская, простодушная и открытая улыбка. У молодых женщин его неотразимая улыбка тоже рождала непреодолимое желание обнять, но – уже не по-матерински.

Достигнув восемнадцати лет, Берт Бернет сразу стал самым выгодным женихом Сан-Хуан-Капистрано, да и всей Южной Калифорнии. Симпатичный, с веселыми, серыми глазами, всегда улыбающийся, он быстро стал всеобщим любимцем. О нем вздыхали девушки не только ближайшей округи, но и в солнечном Сан-Диего, праздном Лос-Анджелесе и суматошном Сан-Франциско.

Берт Бернет был дерзко непочтителен и невероятно привлекателен. Обладая воспитанием джентльмена и обаянием мошенника, он всегда добивайся своего: ни одна женщина не могла устоять перед ним. Однако потом он никогда не рассказывал о своих победах.

Берт Вернет был страстным любовником. Не одна ясноглазая, избалованная вниманием мужчин красавица восхищалась им, хвастаясь жарким рандеву с этим удивительно пылким и мужественным человеком.