— Итак, сначала оздоровительные процедуры или идем в ресторан?

— Ни то, ни другое, — отказалась Стеф.

Она подошла к окну, задвинула шторы. Потом расстегнула блузку. Боже, до чего же она красива. Живот у нее почти не заметен, а вот груди, клянусь, уже пополнели на целый размер.

— Оздоровительные процедуры подождут, — сказала она, снимая с меня ремень, а я стал расстегивать ее бюстгальтер, — ужин закажем позже в номер.

— Да, — рассмеялся я. — Гораздо, гораздо позже.

— Итак, красавчик, что скажешь про УЗИ? — спросила Стеф, когда мы, разморенные, лежали в тесной близости, отдыхая после потрясающего секса. — Видел маленькое существо на экране? Осознал, насколько это все реально?

— Осознал, — ответил я. — Наконец-то. И теперь буду более активно готовиться к отцовству.

— Чудесно. — Она теснее прижалась ко мне.

Да, чудесно. Думая об УЗИ, я вспомнил инцидент, произошедший месяц назад, когда мною владели совершенно иные чувства. Стеф позвонила и сказала, что обнаружила кровь на трусиках — возможно, это первые признаки выкидыша. Она билась в истерике. Я бросил все, побежал к машине. Помнится, я сходил с ума от беспокойства, но волновался за Стеф, а отнюдь не за ребенка.

Сейчас ее лицо было скрыто под копной черных волос. Я чуть раздвинул их и пальцем стал медленно водить по ее коже: от уха вдоль шеи, вокруг соска. Потом очертил изгиб ее безупречных ягодиц. Боже, до чего же она прекрасна, и к тому же забавна и умна! Богиня. Настоящая богиня.

— Ммм… — довольно промурлыкала она.

— Я люблю тебя, — сказал я.

— Ммм…

Да, я любил ее. И был полон решимости доказать свою любовь.

Мы заказали ужин в номер и теперь сидели за маленьким столиком и ели.

— Послушай, Стеф, я и правда хочу помочь тебе. Скажи, что я должен сделать.

Улыбаясь, она покачала головой:

— Сейчас у тебя такой торжественный вид. Можно подумать, что ты и впрямь настроен серьезно. А на деле, как только эти выходные пройдут, ты вернешься в свой прежний режим. Будешь работать все дни напролет, почти или вообще не оставляя на меня времени.

— Мне жаль, что я мало уделял тебе внимания, — сказал я. — Но теперь все изменится. Клянусь. Все будет иначе.

— Ладно, сейчас посмотрим. Например, эта среда… Я хочу на полдня отпроситься с работы и отправиться за покупками для малыша. Это будет ознакомительный поход по магазинам. Пока еще рано что-либо покупать, лучше не искушать судьбу. Тем не менее я хочу присмотреть коляску, кроватку, стульчик и так далее.

— Отлично, — сказал я. — Никаких проблем. Я тоже возьму отгул на полдня и встречу тебя на Генри-стрит.

— Посмотрим, посмотрим. — Тон у нее был циничный, но я видел, что она довольна.

Стеф доела свой сандвич, чмокнула меня в щеку и вернулась в постель.

— Подожди, — сказал я, — сейчас доем спагетти.

— Не торопись, красавчик. Я выдохлась. Мне нужно поспать.

— В самом деле? Еще только начало десятого.

— Так-то оно так, — отвечала она. — Но ребенок требует. В любом случае, свою порцию страсти ты уже сегодня вкусил.

— Не спорю, — согласился я. — Но я надеялся, что ты еще немного расскажешь про свою беременность, ведь мне надо наверстать упущенное.

Стеф выдвинула ящик тумбочки и достала книгу — потрепанную, зачитанную. Называлась она «Рекомендации будущим мамам».

— Самая лучшая. Я все время ношу ее с собой, — сказала она. — Полистай пока.

Стеф заснула, а я включил ночник и стал читать.

Вам известно, что беременная женщина должна держаться подальше от кошек? Я этого не знал. Контакт с кошками чреват таким заболеванием, как токсоплазмоз, а это очень опасно для ребенка. Беременным нельзя заниматься садоводством: возиться в земле категорически запрещено. Нельзя стоять перед работающей микроволновой печью. Нельзя принимать горячую ванну и ходить в сауну. Нельзя есть некоторые виды сыров. Боже! Я отложил справочник для беременных и погасил свет. Но не засыпал — обдумывал свое положение.

Мы со Стеф не планировали рождение ребенка. И когда она сообщила, что беременна, я был в шоке. Меня охватила паника, я растерялся. Отцом я себя видел лишь в очень отдаленном будущем. А сейчас был не самый подходящий момент. Неудобный. Прежде мне во многом еще надо было разобраться, многое уладить. Мне опять вспомнился день, когда Стеф подумала, что у нее выкидыш. Пока я вез ее в клинику, в голове у меня зудела постыдная мысль: выкидыш — не самый худший вариант, проблема будет смыта в унитаз.

Но после того, как я увидел эхографическое изображение нашего ребенка, после того, как провел божественный вечер со Стеф, мне стало ясно, что я должен переосмыслить свои приоритеты. Как бы я себя ни повел, ребенок уже есть. Все минувшие недели со дня его зачатия Стеф постоянно жаловалась на тошноту. Я предпочитал не реагировать на ее жалобы — бормотал что-нибудь в знак сочувствия и, что называется, умывал руки. Оставшиеся пять месяцев я буду проявлять к ней больше внимания, когда она начнет перечислять все свои недомогания, а это, как я прочитал: хронические запоры, мигрень, боли в пояснице, бессонница, затрудненное дыхание, потемнение амниотической жидкости…

А ребенок… Я снова вспомнил его зеленый силуэт на экране монитора. Подумал о том, что он на пятьдесят процентов состоит из меня. И понял, что, подходящий это момент или нет, быть отцом — это здорово.

Но те ли витамины принимает Стеф? Ведь это должны быть витамины, которые на двадцать два процента увеличат шансы нашего ребенка родиться здоровым. Мне нестерпимо хотелось разбудить Стеф и спросить ее об этом, но я, хоть и с большим трудом, сдержался.


— По-моему, ясно как божий день, — сказал я на следующее утро, когда мы завтракали в постели, — что в самом центре этого процесса есть один существенный недостаток.

— Вот как? — хмыкнула Стеф, откусывая тост.

— Головка ребенка, Стеф! Я аж проснулся от этого минувшей ночью. Головка размером с дыню, а должна протиснуться в малюсенькое отверстие.

— А… До тебя только сейчас дошло? — рассмеялась она, хотя, на мой взгляд, ничего смешного я не сказал. — Я по этому поводу свое уже отпереживала несколько недель назад. А теперь вот ты опять мне напомнил. Ну-ка скажи, о какой дыне идет речь: канталупу или гайя?

— Да ну тебя, — буркнул я, отчего она засмеялась громче, и я, глядя на нее, тоже невольно захохотал.

Прошла минута, прежде чем я вновь обрел дар речи.

— Как бы то ни было, любовь моя, — наконец произнес я, — полагаю, ты права. Это беспокоило женщин во все времена. Но всегда все оканчивается нормально, да?

— Да, дорогой, — отвечала она. — Всегда… за исключением тех случаев, когда ребенок застревает на полпути и его приходится тащить щипцами…

— Или вакуумом…

— Или разрезать промежность…

— Или ломать у женщины одну из костей, чтобы снизить давление…

— Или заталкивать ребенка назад и затем делать кесарево сечение.

Боже! До раздела, посвященного непосредственно родам, я не дошел. Мы молчали; я обдумывал, что сказать.

— О… — произнес я, так и не найдя нужных слов.

Стеф положила свой тост и расплакалась.

В первую минуту я не знал, как мне реагировать, но потом вспомнил советы, которые только что прочел в книге «Рекомендации будущим мамам». Слезы Стеф, скорее всего, обычное проявление перепадов в настроении, описанных в разделе 3. По большому счету она не виновата. Ее психическое состояние обусловлено действием гормонов, вырабатываемых организмом. В справочнике говорилось, что в подобных случаях следует проявлять терпение и понимание. Я отставил поднос и обнял ее. Она продолжала плакать, и вскоре ее всхлипы переросли в рыдания.


— Просто, когда мы заговорили о родах, я вдруг поняла, что мне придется пройти через это испытание одной, — объяснила Стеф.

— Нет, — возразил я.

— Да, — сказала она.

— Нет, — повторил я. — Я буду с тобой. Несмотря ни на что.

— Даже если схватки начнутся, когда ты будешь сидеть на каком-нибудь важном совещании? А что, если ты будешь с…

— Прекрати, Стеф. Я же сказал. Мне жаль, что до недавнего времени я прятал голову в песок, словно страус. Больше такого не будет. Я полностью осознал, что скоро стану отцом и с нетерпением жду рождения нашего ребенка. Я буду присутствовать при родах.

Постепенно ее рыдания стихли. Мы долго лежали неподвижно в объятиях друг друга. Потом, за полчаса до выезда из гостиницы, она взяла мою руку и положила ее на свой живот.


— Если будет мальчик, назовем его Макдарой или Оскаром. Или Монтуэллом, если у меня хватит смелости, — сказала Стеф, когда мы ехали через Келлс, возвращаясь в Дублин.

— Монтуэллом? — удивился я. — Боже, Стеф! Ты уверена, что есть такое имя? А попроще нельзя? Например, Джон, или Джерард, или Томас?

— Бог мой, нет. — Она презрительно рассмеялась. — Это все старье. У моего мальчика, если будет мальчик, имя должно быть крутое.

— Тогда назови его в честь своего отца, — предложил я, решив для себя, что не допущу, чтобы моего сына (если у меня будет сын) постоянно дразнили во дворе из-за его странного имени. — Майкл — прекрасное имя.

— В честь отца? — удивилась Стеф. — Хотя он даже не знает, что я беременна?

— О… — произнес я.

Какой же я дурак! Теперь из-за моей глупости разговор перейдет на куда более серьезные темы.

— Разумеется, пока еще я не поставила родителей в известность, — сказала она. — До двенадцати недель вообще никому нельзя говорить, чтоб выкидыша не было. Ну а потом я решила, что, раз уж ждала так долго, подожду еще немного — пока не сделаю УЗИ.

— Потому что…

— Думаю, ты догадываешься.

Я догадывался.

Она ждала, когда я приму решение. Ждала, когда обстоятельства будут таковы, что мы сможем отправиться к ее родителям, живущим в Муллингаре, дабы сообщить им радостную новость. Вместе.

Остаток пути мы ехали в молчании. Стеф смотрела в окно, а я размышлял.


Мне не потребовалось много времени, чтобы составить план действий. Поскольку я любил Стеф и уже начинал любить нашего будущего ребенка, пришла пора навести порядок в своей жизни и определить новые приоритеты. Когда мы приедем в Дублин, я высажу Стеф у ее дома в Килмейнхэме. Потом поеду к себе и сообщу жене про Стеф и про то, что она ждет от меня ребенка. Пока жена не стала строить больших планов относительно празднования десятой годовщины нашей свадьбы, я должен сказать ей, что ухожу от нее.

14.

ЛЮБОВЬ В ЭПОХУ РУЧНОЙ СТИРКИ

Париж, Франция, 1788 г.


Селин — дочь землевладельца из селения в Гаскони. Она — темноглазая жгучая красавица. Ей всего восемнадцать, вся жизнь у нее впереди. Она сумасбродна, беспечна, любит приключения. И вот однажды, в сезон уборки хмеля, в ее жизнь врывается бесшабашный красавец Перегрен Жиффар, начинающий адвокат. Обаятельный, остроумный, с бесноватыми глазами, Перегрен соблазняет наивную девушку, лишенную материнской опеки, и в поле с хмелем под мириадами звезд расшнуровывает на ней корсаж. Потом, когда они отдыхают после блаженства любовных утех, предлагает ей руку и сердце. Церемония бракосочетания состоялась через час — в пасторском сарае при свечах. На следующее утро, когда Селин проснулась, ее ждали дурные известия. Пастор умер во сне, не успев зарегистрировать брак, а Перегрена и след простыл. Он бежал в Париж.


Она пишет ему пятьдесят писем, но ни на одно не получает ответа. А спустя девять месяцев у нее рождается ребенок. Скандал, устроенный ее благочестивой соседкой, мадам Элмер, и недовольство отца гонят Селин из родного дома. В то утро, когда она уезжает, отец отправляется на долгую прогулку, никому не сказав о времени своего возвращения. Он даже не прощается с дочерью…


Париж встречает Селин не с распростертыми объятиями. Она поселяется в трущобах, и, когда приходит в адвокатскую контору, где работает Перегрен, ей говорят, что он улетел в Италию на воздушном шаре. Она возвращается в свою каморку, чтобы вдоволь нарыдаться. Но даже в этом удовольствии ей отказано: нужно поменять пеленки ребенку…


Оставшись с одним су в кармане, Селин должна решить, на что потратить монету: на новую красивую заколку для волос или на молоко для ребенка. К счастью, она встречает Бибби Маккензи, прачку-шотландку, и та одолживает ей денег, которых хватает и на заколку, и на молоко. Бибби — женщина с сильными руками и ногами, и с усиками, которые заметны лишь при дневном свете. Ее глаза светятся добрым юмором, она способна видеть смешное в любой ситуации. Они быстро сдружились; с помощью Бибби Селин стала прачкой. Однажды, когда она стирала мужскую куртку, старая газета упала на пол и открылась на странице, где сообщалось о женитьбе Жиффара на богатой наследнице. У Селин от мыльной воды зачесались руки.