Селин была умелой прачкой и своей работой завоевала безупречную репутацию. Число ее клиентов росло, и вскоре в Седьмом округе не осталось ни одной знатной семьи, которая не пользовалась бы ее услугами. Селин пришлось нанять работников, потом еще и еще. В конце концов она сама перестала стирать и теперь лишь управляла своей прачечной. Бибби она платила за то, чтобы та смотрела за ее ребенком. Руки у нее больше не чесались.


Второй раз в жизнь Селин входит любовь — в облике Жака Дантона, управляющего фирмой по продаже моющих средств. Жак старше нее, мудрее; от него веет солидностью и стабильностью. Их первый совместный ужин был чисто деловой, но потом Жак отослал слуг и привел ее на крышу. В небе мерцали звезды. Это напомнило Селин хмелевое поле и Перегрена — неблагодарного изменника Перегрена, женившегося на другой женщине. Злясь на себя, Селин позволяет Жаку поцеловать ее. Вскоре он уже поглаживает ее корсаж. И не сказать, что ей это неприятно…


Увы, ее счастье скоротечно, разрушено тяжелой рукой истории. Крестьяне голодают, средние классы читают опасные философские книги, в воздухе витает ветер перемен. Разъяренная толпа штурмует Бастилию, начинается Великая французская революция. Беспорядки на улицах вынуждают знать сидеть дома за закрытыми дверями. Теперь им не нужно стирать вещи так часто, как прежде. Бизнес Селин рушится. Ребенок, уже научившийся ползать, случайно падает с лестницы…


Площадь Согласия оглашают визг пил и стук молотков. Революционеры возводят первую гильотину. Жак убеждает Селин бежать от этого сумасшествия. Почему бы им не эмигрировать в Швейцарию? Селин соглашается: снег и шоколад — это здорово. Со слезами на глазах Селин целует на прощание Бибби Маккензи, садится вместе с Жаком в экипаж, и они трогаются в путь. Через некоторое время они возвращаются, чтобы забрать забытого ребенка.

В таверне Монбельяра, расположенного в десяти милях от границы, кроме них всего два постояльца. Вид у обоих настороженный, но после нескольких бокалов спиртного они расслабляются и называют себя Луи и Мари. Все вчетвером садятся играть в вист и вдруг слышат за дверью шум. В таверну врываются революционеры и арестовывают всех сидящих за столом. Селин связывают по рукам и ногам, суют в рот кляп и швыряют на дно повозки. И только тогда она понимает, с кем ей довелось играть в карты…


Как обидно, до чертиков обидно, стоять на ступеньках гильотины, если ты не совершил ничего противозаконного! Селин и Жака приговорили к смертной казни лишь за то, что играли в карты не с теми людьми. Первым обезглавили короля Людовика, затем Мари. Следующим храбро вызвался Жак, и это оказалось кстати. Когда его голову в корзине понесли прочь, толпа вдруг хором охнула, глядя на странное зрелище в небе. Это был Перегрен! На воздушном шаре! Он приземлился на площади и побежал к Селин, чтобы все ей объяснить…


Оказывается, причиной его столь внезапного отъезда после первой брачной ночи явилась срочная тайная дипломатическая миссия, возложенная на него Министерством обороны. Но он просил пастора все ей объяснить. А старый болван взял и умер. Неудачное стечение обстоятельств. Письма, что Селин посылала ему, до него не дошли, поскольку даже высшие чины посольства не знали точно, где он находится. Сообщение о бракосочетании, о котором Селин прочла в газете, относилось к совершенно другому Перегрену Жиффару — его дальнему родственнику.

— И еще, — добавил Перегрен, — полагаю, у тебя, должно быть, мой ребенок?

— Ой, — ответила Селин, — в суматохе я забыла его в Монбельяре!


Толпа расступается, и вперед выходит Бибби Маккензи. На руках у нее ребенок Селин, который уже научился ходить. Селин и Перегрен обнимают старую женщину и бесстрашного малыша. Революционеры тем временем начинают проявлять беспокойство, хотят скорее казнить Селин. Находчивый Перегрен подбрасывает в воздух сто су, толпа бросается подбирать деньги, а они, воспользовавшись всеобщей сумятицей, бегут к воздушному шару.


Снова наедине, Селин и Перегрен плывут высоко в небе, держа путь на юг. Ребенка они конечно же опять забыли, но намерены вскоре забрать его у Бибби. Прежде они вернутся в родную деревню Селин, вымолят благословение у ее отца и поженятся, на этот раз по-настоящему. А также воздадут по заслугам коварной скандалистке мадам Элмер. После отправятся в Испанию: для медового месяца лучше места не найти. Перегрен привлекает к себе Селин и начинает медленно расшнуровывать лиф, разжигая в ней чувственность…

15.

НЕ БЫЛО ПЕЧАЛИ…

Керала, Индия, 960 г.


Чола — идеальный вариант для любовницы. Во-первых, она живет далеко от Танджура: исключена всякая вероятность, что у нее когда-либо будут хоть какие-нибудь дела с моей женой. Во-вторых, она чертовски красива: губы, грудь, бедра — все в ней радует глаз. Наконец, она весьма энергична в постели. За три ночи мы испробовали все возможные позы. Но что особенно приятно, она ублажала меня орально, и при этом, в отличие от моей жены, не кривилась, будто ее тошнит. Да, то были восхитительные три дня, и, хотя дорога домой заняла почти неделю, я все еще сладостно ежился, вспоминая полученное удовольствие.

Домой я приехал поздно вечером, жена была уже в постели. Я разделся и приступил к омовению. Тогда-то, глянув вниз, я и заметил. Прямо на кончике моего пениса сидел прыщ.

Прыщей на пенисе у меня никогда не было, значит, это была не случайность. Похоже, красавица Чола в придачу к трем дням несказанного блаженства оставила мне на память еще кое-что.

— Ты что так долго? — окликнула меня с кровати жена.

Мой лоб покрылся испариной. Что делать? Если жена увидит прыщ, она сразу догадается о его происхождении. Я снова натянул штаны и вышел к жене. Она сидела на кровати и штопала носок. Я лег рядом с ней. Через некоторое время она спросила:

— Ну что?

— Ты о чем? — вопросом на вопрос ответил я.

— Разве ты, как всегда, не намерен потребовать от меня исполнения супружеских обязанностей?

При обычных обстоятельствах я так и сделал бы. С Чолой, конечно, моя жена не сравнится, но за неделю воздержания я порядком изголодался по плотским утехам. А вдруг моя верная жена заразится? Тогда она уж точно будет знать правду.

— Нет. — Я демонстративно зевнул. — Дорога была долгой, устал. Спокойной ночи.

На том и успокоились.


На следующий день прыщ стал больше, побагровел и выглядел пугающе. И зудел. Стараясь не паниковать, я сказал жене, что должен съездить по делам в близлежащий город Хебли. Я часто ездил туда по делам торговли, так что она не стала задавать лишних вопросов.

Приехав в Хебли, я отправился на прием к врачу с хорошей репутацией, который меня не знал. Я назвал ложный адрес в Танджуре и рассказал ему о своей беде. К моему огромному облегчению, он заявил, что мой недуг — сущий пустяк и у него есть подходящая мазь. Я ушел, унося под своей джеллабой[29] коричневую баночку с исцеляющей мазью. По дороге домой я остановился на полпути и смазал прыщ. Зуд мгновенно исчез.

В тот вечер, раздевшись, чтобы обмыться, я вновь пришел в смятение. Мазь я накладывал ежечасно, как и порекомендовал врач, но воспаление лишь усилилось. В досаде я стал давить прыщ, надеясь, что мне удастся вскрыть его и удалить заразное образование. Увы. Содержимое прыща было густым, а не жидким, а его оболочка оказалась слишком плотной — не лопалась.

Я натянул штаны, вернулся к жене и лег в кровать. Она принесла нам чай. Мы молча потягивали чаек из стаканов, пока она не спросила:

— Ну что?

— Ты о чем?

— Разве ты не намерен потребовать от меня исполнения супружеских обязанностей?

Я не мог дважды прибегнуть к одной и той же отговорке. К тому же поездка в Хебли никогда не утомляла. Я решил рискнуть.

— Я думал попросить тебя о том, чтоб ты поласкала меня губами, — сказал я и выжидающе посмотрел на жену. На ее лице, как я и предполагал, отразилось отвращение. — Но поскольку ты приготовила такой чудесный чай, — продолжил я, — я бы предпочел, чтобы мы просто обнялись и легли спать.

Она нерешительно улыбнулась, будто не веря в свое избавление. Я обнял ее за талию и погрузился в сон.


Восход солнца застал меня уже в пути. На этот раз я следовал в Панджим. Это был процветающий морской порт, и я тешил себя надеждой, что тамошние врачи более опытны в исцелении половых недугов. Мой прыщ распух до безобразия, постоянно чесался и был источником тупой пульсирующей боли. Баночку с бесполезной мазью я зашвырнул далеко в кукурузное поле.

В приемной доктора Исфахана было полно народу. У меня создалось впечатление, нелепое, конечно, что все подозрительно косятся на меня. У всех болячки были налицо: кто-то кашлял, кто-то исходил кровью, кто-то поддерживал сломанную руку. «Наверно, — думал я, — они сидят и гадают, что за скрытая болезнь мучает чужака». Обливаясь потом, я смотрел в пол, пока меня не вызвали на прием.

Исфахан, надо отдать ему должное, оказался добросовестным врачом. Он велел мне раздеться донага и лечь на стол, потом тщательно осмотрел каждый участок моего тела и, наконец, сосредоточил свое внимание на больном органе. Взял его в руки, ощупал, потом, разглядывая пристально, наклонился так низко, что я ощутил на нем дыхание врача.

— Да, да, — хмыкнул доктор Исфахан, казалось, обращаясь к моему пенису. — Редкий случай. Весьма необычный. Но не волнуйся, малыш, у меня есть и нужная примочка, и целебная настойка. Скоро избавишься от своего уродства.

Он еще раз потрепал мой пенис, потом перевел взгляд на лицо и потребовал оплату.


Раздеваясь в тот вечер, я был преисполнен беспокойства. Я сделал примочку и выпил настойку доктора Исфахана, но прыщ оставался таким же багровым и болел. Доктор предупреждал, чтоб я не ждал мгновенного исцеления. Я должен пройти полный курс, рассчитанный на неделю, сказал он. Но как же мне оправдаться перед женой? Я вновь стал давить прыщ, пока из глаз не потекли слезы. Не помогло.

Я вошел в спальню. Жена сидела в постели — без чая, без рукоделия — и выжидающе смотрела на меня.

— Итак? — произнес я.

— Что? — спросила она.

— Ты не хочешь рассказать мне, как прошел твой день?

— О… — протянула она, явно обезоруженная моим умным тактическим ходом.

Как я и предвидел, ей было о чем рассказать. Уже свеча догорела, а она все говорила и говорила. И продолжала говорить в темноте, пока у нее не стал заплетаться язык, а сам я не заснул.

Мне снилась Чола, красавица Чола. Она ласкала меня, раздевала догола… Я проснулся и увидел, что действительно лежу голый, а моя жена сидит верхом на моих ногах. Она зажгла новую свечу и рассматривала мою возбужденную плоть еще внимательнее, чем доктор Исфахан. Безобразный багровый прыщ находился буквально в дюйме от ее глазного яблока. Услышав, как я охнул, она подняла голову, и на ее губах заиграла странная улыбка. Спросонья я подумал, что все будет хорошо…

Кончик моего пениса теперь в полном порядке. Примочки и настойка доктора Исфахана, как он и обещал, избавили меня от прыща. Зато ужасно болят обширные раны на моем многострадальном органе. Они представляют собой кольцо глубоких укусов, оставленных зубами моей жены. Над кольцом — царапины, которые также оставили ее зубы, когда я, схватив жену за волосы, пытался оторвать ее голову от себя.

16.

ВЫБИРАЯ ДЕРЖАТЕЛЬ ДЛЯ ТУАЛЕТНОЙ БУМАГИ

Литрим, Ирландия, июль 2005 г.


Мы стояли бок о бок в хозяйственном магазине, и я вдруг осознала, что впервые в жизни завидую своей младшей сестре Эшлинг. И вовсе не потому, что она на восьмом месяце беременности. Черт, нет. Мне до старости далеко: сто раз еще успею родить. А она даже не сексуальна, как некоторые женщины во время первой беременности, хотя из вежливости соглашусь, что живот у нее довольно аккуратный, правда, в данный момент перегораживает проход. И не ее работа (скучная работа секретарши, которой она занимается с тех пор, как окончила школу) вызывает у меня зависть, и не ее муж (все тот же скучный Майкл, с которым она живет примерно столько же лет).

Нет, чувство зависти всколыхнулось во мне, когда я увидела отдел принадлежностей для ванной комнаты. Там были всевозможные виды вешалок для полотенец: крючки, кольца, штанги; держатели для зубных щеток; мыльницы; держатели для туалетной бумаги и так далее. Огромнейший ассортимент. Продаваемые поштучно или в наборах, аксессуары были сделаны из самых разных материалов: блестящего хрома, пластика или дуба — и имели самые разные формы и размеры: круглые, квадратные, волнообразные, в виде рыбок и Гомера Симпсона[30]. И Эшлинг нужно было выбирать среди всего этого многообразия. Причем ей требовались целых три набора, потому что в ее новом доме (площадью 2500 квадратных футов, и это не считая зимнего сада!) было целых три ванные комнаты. А мне ничего не требовалось, не нужен был даже классический хромовый набор. Потому что жила я в съемной однокомнатной квартире в Дублине.