Колм Лидди - Потому. Что. Я. Не. Ты. 40 историй о женах и мужьях

Когда первоначальные поиски ничего не выявили, я повторила попытку, на этот раз опускаясь на корточки и направляя луч в самые укромные уголки. Снимая с головы зацепившуюся паутину, я оступилась и шлепнулась на одну из коробок. Фонарь при ударе о пол погас и больше не включался. Чердак погрузился в непроглядную темноту.

Я поползла к люку и больно ударилась головой о балку. Мою брань оборвал шорох. Да, это было уже знакомое мне поскребывание, звучавшее на удалении всего трех-четырех ярдов от меня, где-то посередине между мной и тем местом, где, как я предполагала, находился люк.

Зашуршала газета — буквально в четырех футах от того места, где я стояла на коленях. Обезумев от страха, я стала шарить вокруг в поисках какого-нибудь орудия, с помощью которого можно было бы отразить надвигающуюся атаку. Моя ладонь наткнулась на закругленную палку. То, что нужно, подумала я, но почему-то палку поднять не смогла. Ощупав ее, я поняла, что это ножка стремянки, которая, как ни странно, оказалась на чердаке.

Пока я ощупывала стремянку, существо приблизилось ко мне. Оно теперь находилось на удалении всего нескольких дюймов. Я закричала.

Пшик! Это вспыхнула спичка.

— Прости, дорогая, я вовсе не хотел тебя напугать, — произнес Мэтт. Стремясь успокоить меня, он положил руку мне на плечо.

Напуганная его прикосновением, потрясенная его внезапным появлением, я снова вскрикнула.

Спичка потухла, в темноте он зажег другую. Я видела, что на нем по-прежнему синий костюм, в котором он ходил на работу, и галстук.

— Мэтт, какого черта ты делаешь здесь? Почему не на работе? — спросила я.

И впервые за нашу долгую совместную жизнь Мэтт заплакал.

Девон, Англия, 1851 г.

По горизонтали:

5. Растениевод… Должность, на которую я нанял недоноска Мэтти Кимбалла.

6. Больше чем друзья… Отношения, расцветшие между Кимбаллом и моей женой, леди Стоукрофт.

7. Мужское нательное белье… Исподнее Кимбалла висело на ветке яблони, а сам он, подонок, трахал мою жену на лугу.

9. Моя реакция на этот гнусный обман.

11. Ответная мера… За мной не заржавеет, клянусь.

12. Коварный план… Я придумал, как им отомстить.

По вертикали:

1. Повторное действо… То, чем они занимались на следующий день после обеда, когда я сделал свой первый шаг.

2. Ювелирное украшение на палец… Несколько таких драгоценностей полиция обнаружила в кармане брюк Кимбалла, когда в тот же день он был задержан.

3. Инвентарь для подрезания кустов… То, чем была заколота в сердце леди Стоукрофт, когда полиция обнаружила ее тело (в одежде) за бельведером.

4. Ошеломление… Выражение на моем лице (показывающее, что мне невдомек, как может быть столько зла в этом жестоком мире) на суде, где Кимбалла обвинили в совершении кражи и убийства.

8. Потомок женского пола Кимбалла (девятнадцати лет)… На похоронах моей жены она принесла мне свои искренние извинения и выразила соболезнование в связи с кончиной моей супруги.

10. Тахта… То, на чем я теперь сплю вместе с вышеназванной девушкой (она — очаровательная малышка!).

Оффали, Ирландия, апрель 2008 г.

— Сбавь скорость, милый. Ты едешь слишком быстро, — сказала женщина.

— Хорошо, детка, — отозвался мужчина, мягко нажимая на педаль тормоза.

Мгновение полнейшей безмятежности. Потом с заднего сиденья доносится хныканье. Это ноет малышка Клоды, временно находящаяся на их попечении. У нее режутся зубки.

— Ой, нет, — переполошилась женщина. — Не могу смотреть, как она мучается. Надо бы взять ее на руки. Жаль, что мы еще не прибыли на место, я бы ее успокоила.

Хныканье переросло в вой, и стрелка спидометра начала подниматься вверх.

— ПОМЕДЛЕННЕЕ! — воскликнула женщина. — По твоей милости мы все сейчас разобьемся. Неужели не понимаешь, что в машине маленький ребенок?

Как уж тут не понять? От воплей чуть ли не лопаются барабанные перепонки.

— Но, детка, — отвечает он, — я же просто пытаюсь скорее добраться до места, чтобы ты могла взять ее на руки. Ты же сама говорила…

— Господи, лучше б я сама села за руль, — вздыхает женщина.

Они завезли ребенка Клоде и поехали дальше, на курсы для молодоженов. Мужчина (он по-прежнему вел автомобиль) открыл бардачок.

— Что ты делаешь, милый? — спросила женщина.

— Хочу поставить диск, — ответил он.

— Сидя за рулем? — уточнила женщина.

— Ты права, — согласился мужчина, переводя взгляд на дорогу. И как раз вовремя — едва сумел объехать велосипедиста. — Это опасно. Поставь сама, ладно?

— Конечно, милый. Что ты хочешь послушать?

— Боба Дилана.

— Ну уж нет, — воспротивилась женщина. — Он у меня в печенках сидит. Всю прошлую неделю слушала его по твоей милости. Лучше поищу что-нибудь по радио.

В результате они стали слушать сводку новостей.

— Направо или налево? Направо или налево? — орал мужчина.

— Налево… кажется, — ответила женщина. — Да, пожалуй, налево.

— Так ведь мы только что оттуда. Господи помилуй, дай сюда карту. Теперь как пить дать опоздаем. Будь я проклят, чтоб когда-нибудь еще позволил тебе прокладывать маршрут!

В конце концов они все-таки добрались до места. Припарковались, вошли в здание. Сестра Агнес, проводившая занятия, поприветствовала их и вернулась в зал.

— А теперь, друзья, пожалуйста, вновь займите свои места, — произнесла она громко, менторским тоном.

Участвующие пары (их было с десяток) закончили пить чай с печеньем и выполнили ее указание.

— Итак, — продолжала сестра Агнес, — недавно вы прослушали лекцию на тему «Общение и улаживание конфликтов», и наш следующий этап занятий будет посвящен тому, как это осуществляется на практике. С этой целью я пригласила на встречу с вами моих знакомых. Это образцовая супружеская чета. Они женаты тридцать три года, недавно у них появилась первая внучка. Они поделятся с вами опытом, расскажут, как им удается на протяжении стольких лет сохранять любовь и привязанность друг к другу. Дамы и господа, прошу поприветствовать Брендана и Морин.

И она жестом попросила их войти в зал.

Челябинск, Россия, 1742 г.

— И не подумаю, — сказал я.

Песоцкая повернулась и закричала на меня, но я решил, что на этот раз не поддамся на провокацию.

— Песоцкий! Сволочь ты последняя! — орала она. От напряжения ее лицо раскраснелось. — Клянусь всеми святыми, Богородицей, самой царицей Елизаветой, я не отстану от тебя, пока все не сделаешь.

— Прошу прощения, сударыня, — возразил я, стремясь быть предельно вежливым, — но я уже внес свой вклад в мытье посуды.

Я не лгал. На сушке уже лежали моя тарелка, моя ложка и моя черная кастрюля.

— Я тоже внесла свой вклад, — заметила она, показывая на посуду с другой стороны от раковины, где лежали ее тарелка, ее ложка и ее серая кастрюля. — Но ведь ужин готовила я, — добавила она, словно это был веский аргумент.

— Да, спасибо, было очень вкусно. Но, — не сдавался я, — это я вырастил овощи и пшеницу. И подстрелил кролика.

С минуту она не отвечала — смотрела на меня сердито, обдумывая следующий ход. У ее виска вздулась большая синяя вена. Теперь от нее можно было ждать чего угодно: она могла вновь наброситься на меня с бранью, могла метнуть в меня что-нибудь тяжелое, а могла просто надуться. В итоге она выскочила из кухни и скрылась в спальне, хлопнув дверью.

Все еще сидя в кресле, я покачал головой. Что на меня нашло? Почему я просто не подчинился, как обычно? Теперь вот возник конфликт, хотя за тридцать один год непростого супружества я научился избегать конфликтов. Я набил трубку, закурил. Взял ружье, вставил патрон. Потом кликнул собаку, и мы пошли в лес.

Когда мы вернулись домой, темнело, но было еще достаточно светло, и я увидел, что причина нашей ссоры — блестящий новенький котелок — по-прежнему стоит в раковине, наполненной холодной серой водой. В котелке были остатки вкусной каши, которую с таким аппетитом я ел на ужин. Теперь эти остатки комковатой липкой массой липли к стенкам, а на дне котелка лежал слой густого коричневого месива: это каша пригорела, когда моя жена отвлеклась, пока готовила.

— Госпожа Песоцкая, вероятно, думает, что я пойду у нее на поводу и отскребу котелок перед тем, как лечь спать, — сказал я собаке.

Разумеется, моя жена ошибалась. Я повесил ружье, снял башмаки и направился в спальню. Не зажигая свечи, двинулся в темноте к кровати, ориентируясь на храп, и ударился мизинцем о комод. Палец болел целый час.

На следующий день я встал пораньше и вместе с собакой вышел из дому. Нужно было перегнать коз со склона горы на поле. Три козы, отбившиеся от стада, доставили нам немало хлопот, и я умирал с голоду, когда пришел домой обедать.

Запаха горячего варева я не учуял, что было подозрительно, и жены в доме тоже не оказалось. Направляясь к черному ходу, я заметил, что котелок — разумеется, немытый — все так же стоит в раковине. Моя жена во дворе кормила кур. Мне показалось, что порция несушек была вдвое больше обычной. Завидев меня, жена отвернулась и широко улыбнулась курам. Она всегда так улыбалась всем, кроме меня, когда злилась.

— Значит, вон оно как, — сказал я собаке. — Меня вознамерились заморить голодом.

Я снова надел шляпу и отправился к озеру. Там жили наши соседи, Роза и Николай Разумихины. Я надеялся, что у них сейчас тоже обед. Так и оказалось, и они настояли, чтобы я отведал у них большую миску супа.

Вечером, вернувшись домой, я увидел на крыльце кур. Они сидели нахохлившись, спрятав головы в перья; брюхо у каждой было раздуто. Я вошел в дом. Моя жена о чем-то тихо-мирно размышляла. Кладовая была пуста.

Итак, конфликт приобрел совершенно четкие очертания, и следующие несколько дней проходили по той же схеме. Мои завтраки и ужины состояли из того, что забыла спрятать жена: сморщенные яблоки, кусочки черствого пирога. На обед я домой не являлся — навещал кого-нибудь из соседей. Но на пятый день ссоры выбора у меня почти не осталось. Я уже побывал у всех соседей, за исключением двух братьев-холостяков и кокетливой старой девы по имени Ева, которая могла неверно истолковать мой визит.

Наблюдая, как жена молча метет пол, я стал подумывать о том, что, возможно, стоит возобновить переговоры. Возможно, я мог бы объяснить ей, что мне надоело выполнять каждое ее требование (она это принимала как должное). Возможно, мы могли бы установить дежурство по мытью этого гребаного серебристого котелка, который все еще стоял в черной воде недельной давности. Или могли бы сделать так: тот, кто моет котелок в этот раз, в следующие два раза освобождается от этой обязанности. Или мы могли бы помыть котелок вдвоем: нагреть воды, и пусть каждый по очереди скребет его по пять минут…

Я все еще пребывал в раздумьях, когда с улицы донесся собачий лай. Я надел шляпу и вышел.

Во дворе пес стоял на страже у одной из куриц. Я взял ее в руки. Она была мертва, хотя собака — это было видно — к ней не прикасалась. Брюхо у курицы было вздутое, неестественно огромное. Я вспорол его ножом. На землю вывались внутренности и их содержимое: непереваренные кусочки мяса, хлеб, морковь. От злости я невольно заскрипел зубами.

Мой пес начал облизывать потроха, и я понял, что он тоже сидит на голодной диете. Посему я оставил ему дохлую курицу и, когда пришло время обеда, отправился к Еве.

На следующий день я находился в сарае, чинил плуг, как вдруг туда явилась моя жена.

— Привет, — сказала она. — Просто хочу напомнить тебе: обед сегодня будет в полдень. — Это были ее первые слова за всю неделю.

Я не знал, что думать, но в назначенное время пришел в дом, не исключая, что меня ждет разочарование.

Жена и впрямь приготовила вкусный обед и за столом была разговорчива, расспрашивала про соседей. Серебристый котелок все еще стоял в раковине, но она обошлась другой посудой. После сытного обеда я, по своему обыкновению, устроился в кресле и достал трубку. Но табака на полке не оказалось.

— Ах, какая жалость, — посетовала моя жена. — Пожалуй, я могла бы найти для тебя курево, но прежде окажи мне небольшую услугу: почисти котелок. А я пока и водочки поищу.

Заманчивое предложение. Мне страсть как хотелось курить. А если еще и водочки выпить, так это вообще было бы райское блаженство.