— Нет, нет, нет! — воскликнула Мадлен. — Ты не сделал и половины. Я думала, ты хочешь мне помочь.

— Я помог, — заявил Фердинанд. — Везде подмел. Посмотри!

— Возможно, — сказала Мадлен. — Но сколько времени у тебя это заняло? Пять минут?

— На самом деле шесть с половиной! — сообщил Фердинанд обиженным тоном.

— На самом деле ты всего лишь прибрался, а не навел порядок. Чтобы убраться по-настоящему, нужна горячая вода. Нужно мыть и скрести. А ты создал лишь видимость порядка, в ванной как было грязно, так и осталось.

— Где конкретно? — с вызовом спросил Фердинанд.

— Например, там. И там, и там, и там… — Она показала на пыль, лежащую на гладильной доске, на въевшиеся пятна на кафеле, на брызги мыльной пены на стенах у раковины и на подтеки под туалетным сиденьем.

— Фуу! — выдохнул Фердинанд. — Но это не видно.

— Я же заметила, — указала Мадлен.

— Фуу! — повторил Фердинанд.

— И главное, — добавила Мадлен, — госпожа Трончин тоже наверняка заметит. Так что я сейчас пойду готовить барашка, а ты, Фердинанд, пожалуйста, вымой здесь все как следует, как обещал.


Часом позже Фердинанд пришел на кухню с толстой тяжелой книгой в руках. Все это время он вовсе не отмывал ванную горячей водой и чистящим порошком. Он торчал в своем кабинете, роясь в словарях, коих у него было огромное множество, ведь он собирал их по всему миру.

— Nettoyer, — произнес он, обращаясь к Мадлен, чистившей морковь на столе. — Kempenn, putzen, glan, kirei ni suru, pulire, stada. Я проанализировал словосочетание «навести порядок» во всех языках, от ирландского до японского, от итальянского до шведского.

— И что это доказывает? — спросила Мадлен, со вздохом откладывая нож.

— А это то доказывает, дорогая, что ни в одном языке словосочетание «навести порядок» не обязательно означает «мыть». И ни в одном языке оно не ассоциируется с горячей водой. На этом настаивают голландцы, датчане и даже твои соотечественники, французы. Так почему же ты утверждаешь обратное?

— Потому что к нам в гости должна прийти госпожа Трончин, — ответила Мадлен. В ее глазах заблестел огонек раздражения. — А теперь, пожалуйста, иди и вымой ванную, как я тебя просила.

— Нет, — отказался Фердинанд, кладя раскрытую книгу на стол, прямо на морковь, перед женой. — Вот, я оставляю тебе свой самый полный толковый словарь. Посмотри на досуге. Сама увидишь, что я прав.

И он с важным видом удалился.


Через две минуты Фердинанд вновь был на кухне, но не вернулся туда степенным шагом, полный собственного достоинства, а влетел в панике. Мадлен, он знал, никогда просто так не сдавалась. Наверняка она замышляла месть.

Его жена по-прежнему сидела за столом, чистила морковь. Но книга, как он и опасался, исчезла.

— Что ты сделала с моим словарем? — спросил он. — С моим бесценным словарем? Такой только один во всей Швейцарии. Мадлен, сейчас же верни мне его!

Мадлен мило улыбнулась, но ничего не сказала.

— Где словарь? Где-то здесь, на кухне? У тебя не было времени вынести его отсюда.

Фердинанд оглядел кухню и остановил взгляд на лице жены, пытаясь определить, куда она старается не смотреть. Потом впервые принюхался. Воздух полнился чудесным ароматом жарящегося барашка, к которому примешивался еще какой-то запах. Вместе с барашком запекалось что-то еще.

С несвойственной его возрасту прытью Фердинанд ринулся к печке. Железный котелок был окружен раскаленными докрасна угольками: мясо (и книга) жарились при температуре 200 градусов. Фердинанд попытался вытащить книгу, но обжег пальцы. Правда, всего три. Можно сказать, легко отделался.

— Ааааа! — закричал он и сунул пальцы в рот, пытаясь унять боль.

— Нужно было надеть рукавицы или хотя бы взять полотенце, — заметила Мадлен.

— Ааааа! — только и смог крикнуть в ответ Фердинанд.

— Хотя ты ведь не знаешь, где все это лежит, верно? — не унималась Мадлен. — А со словарем своим можешь распрощаться… Так что иди и сделай то, о чем я тебя просила.


Держась за раковину, Фердинанд опустился на колени в ванной. Пол он уже вымыл и теперь жесткой щеткой оттирал въевшиеся пятна. Мадлен вошла в ванную как раз в тот момент, когда он ногтем большего пальца выковыривал черную липкую грязь из шва между двумя плитками.

— Хорошо. Молодец, — похвалила его жена.

Фердинанд не ответил и даже не поднял головы.

— Как видишь, — продолжала Мадлен, — это вечная борьба. Вечная борьба, которая никому и никогда не приносит окончательной победы.

Фердинанд по-прежнему молчал, хотя на мгновение отвлекся от уборки. У него зачесался палец под обручальным кольцом, и теперь он потирал его, сдвинув кольцо на костяшку.

— Как ты понимаешь… борьба с грязью, — добавила она.

— Да, дорогая, — отозвался Фердинанд, посмотрев в лицо жене. — И с ней тоже. С ней тоже…

39.

ТАК ПОДОЙДИ И ОБНИМИ

Здесь, сейчас

Если очень тебе повезет,

Ты встретишь того, кто станет тебе

Мужем родным и желанным, —

Не братом, не приятелем,

Не другом закадычным!

И будут ссоры, боль и горечь,

И сотни слов сгорят в жестких спорах.

И он рассердится, умолкнет от обиды,

Утихнет страсть на целую неделю.

Но что сильнее слов, сильнее секса?

Прикосновение.

Дотронься до него

И ощути его прикосновенье.

Когда все плохо, жизнь не удалась,

Прижмись к нему всем существом своим,

И он ответит

Горячо и страстно.

Обнять его, без слов к нему прижаться, —

Как это просто. И прекрасно.

Так подойди к нему

И обними.

40.

НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ ПОСЛЕ СВАДЬБЫ

Клэр, Ирландия, январь 2008 г.


Я осторожно скользнул назад в постель, стараясь не потревожить сон жены, но в туалете все еще шумит вода.

Она приоткрывает левый глаз. Произносит шепотом:

— Боже! Это была лучшая свадьба в истории человечества.

— Да! — смеюсь я. — Лучшая. Более замечательной свадьбы человечество еще не знало.

Сегодня 6 января. Вчера эта роскошная женщина стала моей женой. Сейчас 9 часов утра. Мы находимся в номере для новобрачных в гостинице «Дромоланд касл».

— Все хвалили нашу свадьбу, — продолжает она. — Говорили, что на такой им еще бывать не приходилось. Ни с чем нельзя сравнить.

— Да, — повторяю я. И я полностью с ней согласен.

Даже если мы чуть-чуть необъективны, все равно это была потрясающая свадьба, лучшая из лучших. Столько усилий было потрачено на то, чтобы спланировать каждую деталь: изготовленные вручную приглашения в форме сердца; волынщики, встречающие новобрачных и гостей в гостиничном холле; нам пришлось взять десять уроков танца, чтобы станцевать наш первый вальс. Но это того стоило. Все шло как по маслу, за исключением…

Даже не знаю… У меня в голове туман, и я не могу мыслить ясно, но чувствую, где-то что-то не сложилось, нечто очень важное…

Я решил спросить у жены, знает ли она, что было не так, но она сидела в постели, увлеченно читая гостиничный проспект, в котором отель «Дромоланд касл» рекламировал свои услуги для новобрачных.

— Хочу пережить все еще раз, — смеется она. — Вновь насладиться каждым мгновением. Чтобы запомнить на всю жизнь.

Я закрываю глаза, прислушиваясь к шуму в своей голове.

Мое состояние, я начинаю понимать это, оставляет желать лучшего. По пробуждении я чувствовал себя отлично, но потом дало о себе знать похмелье, и с каждой минутой мне становится все хуже и хуже. Сколько же я вчера выпил? Трудно сказать. Сначала пару бокалов пива за столом — чтобы успокоить нервы перед тем, как толкнуть речь. А до этого, по прибытии в гостиницу, наверное, два-три бокала глинтвейна. Зато после ужина началось. Сам я к бару вообще не подходил — кружил по залу, общаясь с гостями. И те угощали меня пивом направо и налево. Должно быть, я пригубил как минимум с десяток бокалов. Сделав несколько глотков, я отставлял бокал, потому что меня уже тащили к другому столику поболтать еще с кем-нибудь из кузенов и кузин, и там в моей руке чудодейственным образом опять появлялся очередной пенистый напиток.

Я открыл глаза и заметил на тумбочке у кровати бокал с водой. Умно придумано. От воды бы я сейчас не отказался.

— Эти простыни, — верещит моя жена, широко улыбаясь, — если верить проспекту, пошиты из высококачественного египетского хлопка цвета толокна. Так и есть! Пощупай.

— У? — мычу я.

Она кладет мою ладонь на простыню, и я чувствую под рукой текстуру украшенной вышивкой ткани. Да, приятная на ощупь. Но моей голове от этого не легче.

— Все просто идеально! — вновь восклицает моя жена, но на этот раз я закрываю глаза и не отвечаю.

Нет, не идеально, думаю я про себя, но пока не могу понять, что меня гложет. Да, голова болит, но дело не в этом. Есть что-то еще. Что-то еще…

— Полотенца божественны, — говорит моя жена. — За такие и умереть не жалко.


И вдруг я вспомнил. Минувшей ночью, в 3.30, мы с моей новобрачной женой попрощались с гостями, обменялись с ними словами благодарности (они нас благодарили за приглашение, мы их — за то, что пришли) и, наконец-то оставшись одни в своем роскошном люксе, запрыгнули на королевскую кровать, намереваясь заняться сексом. Но у меня ничего не получалось. Я никак не мог возбудиться.

Хотя моя красавица жена буквально сорвала с себя свадебное платье…

С завораживающей медлительностью снимала с себя бюстгальтер, чулки и трусики…

Играла с маленьким дружком…

Но я был слишком пьян и слишком утомлен. Я даже не смутился, мне было все равно. Вскоре я просто отключился, под ее смех. Нет, она смеялась не надо мной! Но и, очевидно, не со мной. Помню только, как она сказала: «Может, я ему больше не нравлюсь?»

Значит, я прав. Что-то и в самом деле было не так. Нужно немедленно исправить свою ошибку. Я повернулся к жене, но… опоздал. Буклет уже лежал на полу, а сама она спала. Я протянул к ней руку, коснулся ее груди, но она лишь плотнее закуталась в одеяло. Я смотрю на нее, до меня доносится тихое похрапывание. Точнее, даже не похрапывание, а посапывание. Я обожаю эти звуки.

— …великолепный набор принадлежностей для принятия ванны и душа… — бормочет она сквозь сон.


— Нет, нет, нет, нет, нет, — ворчу я в душе. — Это сущее безобразие. Неверное поведение в первую брачную ночь накладывает отпечаток на всю дальнейшую совместную жизнь.

Но время еще есть. Впереди у нас целый день, первый день нашего супружества.

— Точно! — сердито восклицаю я, стоя под душем. — Мы не выйдем из этого номера, пока не насладимся сексом. Сполна.

Я выхожу из ванной, но моя девочка все еще спит. Что ж, пусть еще минут двадцать поспит, решаю я. Беру телевизионный пульт и начинаю просматривать каналы, надеясь найти какую-нибудь приличную передачу.


Я начинаю осторожно тормошить жену. Она просыпается. Говорит:

— Привет.

Мы обнимаемся и без лишних слов принимаемся за дело. Я глажу ее по волосам, она тискает меня за ягодицы. Я целую ее соски, она обвивает меня ногами. Мы теснее прижимаемся друг к другу. Мы оба настолько распалены, что она сбрасывает чудесные египетские простыни на пол. Все идет гладко. Мой маленький дружок окреп, почти готов исполнить свой долг; даже похмелье меня не мучит.

Краем глаза я вижу, как поворачивается дверная ручка. Кто-то громко стучит в дверь нашей спальни:

— Эй, голубки! Подъем, просыпайтесь!

Я продолжаю раскачиваться, ласкать и целовать свою жену. А вот она чуть сбавляет темп.

— Эй, детка, эй, Джон. Просыпайтесь. Пора вставать.

Это Карен, наша первая подружка невесты и лучшая подруга моей жены.

— Спасибо, Карен. Можешь идти, — с трудом произношу я. Моя жена перестает двигаться.

— Все уже давно встали, Джон, — не унимается Карен. — Спустились завтракать. Тебя ищут. И в первую очередь твоя мама, Джон.

Я тоже останавливаюсь.

— Она просила передать тебе, Джон, что ты вчера не уделил должного внимания своей тете, а та приехала аж из самой Англии.

И когда только она уберется?

— Поэтому теперь, — продолжает Карен, явно получая от этого удовольствие, — твоя мама хочет, чтобы ты спустился вниз и попрощался со своей английской тетей, а то ей скоро на паром. Ты должен с ней сфотографироваться. Причем мама просила, чтобы ты надел что-нибудь поприличнее, а не полосатые джинсы. Пока-а-а.