Пошла в дом за лекарствами и вспомнила про своего пациента. Что с ним делать? Оставить? Не могу же я убить больного? Или могу?

Эти люди знали мое имя, ведь при мне были документы. Искать их на базе только зря терять драгоценное время. Значит, придется оставить, и мальчишка, как только встанет на ноги, узнает кто я. Рано или поздно он придет за мной, чтобы отомстить за брата. Готова я сохранить его жизнь такой ценой?

Что бы отсрочить решение, сходила на кухню и собрала еду и несколько бутылок с водой. Под навесом, там, где стоял джип, нашла две канистры с горючим и убрала все в багажник. Посмотрела на Кипреева и приняла решение. Взяла одну канистру с бензином и вернулась в дом. Зашла в комнату, где лежал мальчишка, отметив про себя, что он крепко спит. Достала пистолет и выстрелила ему в лоб. Потом обложила дом соломой, облила бензином и подожгла.

Села в джип и рванула к воротам. Я мчалась по дороге, смутно представляя, куда нужно ехать.

— Нужно в горы, — сказал с заднего сиденья Кипреев.

— Может, ты и дорогу знаешь?

— Примерно.

Мы поехали в сторону гор. Когда рассвело, и дорога неожиданно закончилась, я остановила машину. Вышла, достала воду и стала смывать с себя кровь. Кровь одиннадцати человек, которых я убила этой ночью.

11

— Ты все сделала правильно, — услышала я голос Кипреева.

Посмотрела на ладони, отмыть их полностью не удалось. Почему-то стало жалко использованной воды. Вытерла руки о штаны и подошла к машине. Кипреев чуть приподнялся на сиденье и повторил:

— Ты все сделала правильно.

— Ты не знаешь, что я сделала, — говорить было трудно, в горле стоял ком.

— Что бы ты ни сделала, — твердо сказал Володя, — ты поступила правильно.

— Я убила одиннадцать человек, — проглотив ком в горле, сказала ему. — Одиннадцать!

— Иначе бы они рано или поздно убили тебя.

— Я убила своего пациента.

— Вчера он был твоим пациентом, завтра стал бы врагом.

— А если не стал бы?

— Стал, — ответил Кипреев. — Я это знаю, и ты это знаешь. Ты молодец, все сделала, как надо.

— Нам нужно уходить, — перевела я тему разговора. — В горы?

— В горы, — подтвердил Володя. — Нас наверняка ищут. Нам надо идти в сторону наших.

Я кивнула.

— Машину придется бросить, — с сожалением продолжил он. — Возможно, тебе лучше идти одной, я попробую дождаться помощи здесь.

— Нет, — при мысли, что я пойду одна стало плохо. — Мы пойдем вместе.

— У меня ноги сломаны, — напомнил он.

— Значит, я потащу тебя через эти чертовы горы.

— Лиза, тебе просто не хватит сил. Я здоровый мужик, ты слабая женщина.

— Ничего, справлюсь.

Я упаковала еду, воду и лекарства в брезентовый мешок и надела его на спину.

— Посмотри в бардачке, может там есть сигареты, — заметил Кипреев.

Сигареты там действительно были.

— Покурим на дорожку, — предложила Володе.

Мы выкурили по сигарете.

— Пора, — сказала, вставая.

— Тогда в путь, — согласился Володя.

И мы отправились в путь. Это было тяжело. Очень тяжело. Мне повезло, недалеко от машины мы нашли несколько палок. Я наложила Володе на ноги шины, кое-как примотав палки к ногам. Самую большую и крепкую он взял в качестве опоры. Но идти долго не смог.

Тогда, вспомнив все виденные в детстве фильмы про войну, я взвалила мужчину себе на спину и, кряхтя и охая, потащила его на себе.

Еда закончилась на вторые сутки. На третьи — мы выкурили последнюю сигарету на двоих. Воду я берегла, как могла, но ее становилось все меньше. Днем тащила Кипреева, все чаще и чаще останавливаясь отдохнуть. А ночам спала, крепко обнимая его, чтобы не замерзнуть. Мне начинало казаться, что мы никогда не придем. Так и будем все оставшуюся жизнь блуждать в горах.

На четвёртый день мы вышли к нашим. Сначала Кипреев услышал какие-то голоса.

— Остановись, — попросил он.

Я замерла.

— Слышишь?

Прислушалась и уловила движение в нескольких десятков метров от нас.

— Кто-то идет, — прошептала я.

— Кажется, это наши.

— С чего ты решил?

— Говорят по-русски.

— Да мало ли кто говорит по-русски.

— Подождем.

Мы просидели несколько минут, прежде чем отчетливо услышали русскую речь. Люди переговаривались между собой, и их разговор не вызывал сомнения в том, что это наши.

Кипреев дернулся и зацепил камень. Солдаты мгновенно остановились и замерли. Потом развернулись в нашу сторону и навели оружие.

— Не стреляйте, — громко сказал Володя. — Свои.

Солдаты пошли навстречу, держа оружие наготове.

— Я подполковник Кипреев, — продолжил говорить Володя, — со мной врач Елизавета Вяземская.

Ребята опустили оружие и подошли к нам. Представились.

Я не могла поверить — неужели мы наконец-то дошли.

— Здесь недалеко наша база, — сказал старший. — Мы вас доставим и свяжемся с начальством.

Оказавшись на базе, первым делом я попросила телефон, мне просто жизненно необходимо было как можно скорее связаться с Кириллом. Но его номер был выключен.

— Завтра за вами приедут, — сообщил мне начальник базы. — А пока отдыхайте.

Утром за нами действительно приехали какие-то военные чины. Я стояла в стороне, смотрела, как они выходят из машин. И вдруг увидела Кирилла. Он вылез из машины и стал оглядываться. Заметил меня и замер.

— Кирилл! — всхлипнула и дернулась в его сторону, чувствуя, что ноги меня не держат.

— Лиза! — заорал он и бросился ко мне.

Обнял, сжимая почти до боли.

— Лиза! Я нашел тебя!

Он целовал мое лицо, а я плакала. Наконец-то я дома, теперь можно.

Тогда я думала, что все самое страшное уже позади.

Мы вернулись в Москву, и жизнь покатилась своим чередом. Все было, как прежде. Почти. Когда в первую ночь Кирилл лег рядом и попытался меня обнять, я ощутила нечеловеческое желание вцепиться ему в горло. Руками, зубами вцепиться в горло и рвать яремную вену. Сжала зубы до хруста, чтобы не заорать. Кирилл почувствовал неладное и откатился на свою половину кровати.

— Тебе просто нужно время, — утешил он меня.

— Да, — согласилась с ним, — просто время.

Мы оба ошибались.

Время шло, а становилось только хуже. Я физически не могла видеть рядом с собой Кирилла.

Понимая, что одной мне с этой проблемой не справиться, обратилась к хорошему психологу. И ничего из этой затеи не вышло. Проведя десять сеансов, психолог сказала:

— Нельзя помочь тому, кто в помощи не нуждается. Вы не хотите лечиться. Здесь я бессильна.

Ехала домой, раздумывая над ее словами. Может, она права, и я не хочу ничего менять? Я восстановилась и физически, и морально. Единственной проблемой стали отношения с мужчинами. Я не терпела прикосновений, при мысли о физической близости начинало тошнить. Кирилл все понимал. Так мне казалось.

И я решила ничего не делать, просто плыть по течению. Позже я часто спрашивала себя, что было бы, если тогда я знала, что мое решение станет началом конца наших с Кириллом отношений? Стала бы я что-то делать? Попыталась бы хоть что-то изменить, справиться со своей проблемой?

И не могла ответить на эти вопросы однозначно. Наверное, это было очень эгоистично, но меня все устраивало.

Именно в то время я начала работать, как одержимая, приходя домой, только чтобы поспать и переодеться. Стала еженедельно ходить в тир, освоила снайперскую винтовку, научилась метать холодное оружие и занялась рукопашным боем. Мне нужно было знать, что я смогу защитить себя в любой ситуации.

Поначалу Кирилл делал робкие попытки приблизится, потом просто ложился на свою половину кровати и засыпал, а вскоре стал оставаться на ночь в кабинете на диване.

Когда он смотрел на меня, в его глазах была любовь и понимание, желание помочь. Позже любви стало меньше, а жалости больше. А потом и она куда-то пропала.

Так мы прожили больше года. В один из редких вечеров, когда мы ужинали вместе, я поймала его взгляд и увидела в нем …. Равнодушие? Смирение? Или скрытую боль? Под взглядом Кирилла стало неуютно, и я поспешила побыстрее доесть и уйти в спальню.

Перед сном, расчесывая волосы, посмотрела на себя в зеркало и поняла — нет больше той милой, доброй, чуть наивной Лизы Вяземской. Умерла. Из зеркального отражения на меня с усмешкой смотрела уверенная в себе, циничная женщина, прошедшая огонь, кровь и боль. Научившаяся убивать. Волчица, готовая перегрызть глотку любому, что осмелиться напасть.

И пришло осознание того, что я видела во взгляде мужа. Он больше не готов был ждать, когда я справлюсь. А я? Я больше не хотела справляться. И, кажется, я больше его не любила.

Близился Новый год. Все готовились к празднику, и я готовилась вместе со всеми. Покупала продукты, готовила подарки и собиралась наряжать елку. Хотя, с гораздо большим удовольствием, я бы провела этот праздник в одиночестве.

В тот вечер я уже лежала в постели, когда Кирилл вернулся домой. Теперь он тоже старался прийти попозже и уйти пораньше, чтобы не встречаться со мной. Он постучался в дверь спальни и приоткрыл дверь.

— Я могу войти?

— Конечно, — села в кровати и натянула на себя одеяло.

Кирилл вошел в спальню и присел на край кровати. Я чуть заметно вздрогнула. Он заметил и пересел в кресло. Какое-то время мы так и сидели — я в кровати, он в кресле. Сидели и молчали.

— Нам нужно поговорить, — прервал молчание Кирилл.

— Хорошо.

— Лиза, я очень любил тебя, — начал он и вдруг замолчал, осознав, что о свой любви сказал в прошедшем времени.

«Любил», — повторила про себя и вопреки ожиданиям ничего не почувствовала.

— Я знаю, — прошептала я.

— Ты всегда будешь для меня очень близким и родным человеком, — продолжил мой муж.

«Ты тоже всегда будешь близким и родным», — сказала про себя.

— Лиза, — он вздохнул, — я хочу иметь семью. Дом, жену. И детей.

А я подумала, что Кирилл достоин того, чтобы его желание сбылось. Вот только мне не нужна семья, не нужен муж и не нужны дети.

— У тебя кто-то есть? — спросила его, совершенно не ощущая никакой ревности.

— Лиза, у меня есть жена, — с укором сказал Кирилл. — У меня есть ты. Как у меня может быть кто-то другой?

— Спасибо, — поблагодарила его.

— За что? — удивился Кирилл.

— За то, что не изменяешь мне.

— Надеюсь, ты не сомневаешься в моей порядочности?

— Нет. Но в жизни бывают разные ситуации, — я пожала плечами.

— Наверное.

Мы опять замолчали. Мне нечего было ему сказать. Кирилл взъерошил волосы.

— Я улетаю в командировку.

— Надолго?

— На два месяца. Думаю, этого времени нам хватит, чтобы понять, чего мы хотим, и как жить дальше.

Он вопросительно посмотрел на меня, и я согласно кивнула.

— Далеко летишь?

— В Сирию.

— Когда?

— Самолет завтра утром.

— Я буду тебя ждать.

— Я вернусь.

Он хотел еще что-то сказать, но не сказал. Встал, пожелал мне спокойной ночи и ушел в кабинет.

Утром я вышла в коридор проводить мужа.

— Береги себя, — попросила его.

— Конечно, — он улыбнулся. — Как всегда.

Кирилл развел руки и сделал шаг навстречу, собираясь обнять меня. Волна паники накрыла с головой, я дернулась назад, непроизвольно сжимая кулаки. Это не прошло незамеченным. Кирилл опустил руки и грустно улыбнулся.

— Не бойся, я не буду тебя трогать.

Отступил на шаг назад, взял сумку.

— Возвращайся скорее, — неловко попросила его.

— Два месяца, и я дома. Береги себя.

Это было последнее, что я от него слышала.

Днем провела две операции подряд. Телефон, как обычно, оставила в ординаторской, в шкафчике, на беззвучном режиме.

После второй операции, потирая ноющую спину, вышла в коридор. У девочек на посту работал телевизор, шли новости. У экрана толпился персонал.

— Елизавета Петровна, вы уже слышали? — спросил кто-то.

— О чем?

— Самолет разбился! Представляете, наши врачи летели в Сирию, сели на дозаправку в Сочи. А потом авария, рухнули в Черное море!

Сердце болезненно сжалось. Не слушая причитания медсестер, пошла в ординаторскую. Подошла к своему шкафу и услышала вибрацию телефона. Открыла дверцу, нашла трубку. Десять пропущенных звонков от Кипреева. Нужно было перезвонить ему, но я медлила. Появилось странное ощущение — я уже понимала, что услышу, но оттягивала этот разговор. Как будто, пока слова не сказаны вслух, еще ничего не произошло. Как будто, еще что-то можно изменить.