Галина Врублевская - Поцелуев мост

Вот тебе и любимый праздник!

– Если не секрет, далеко собрался?

– Я все собирался сказать тебе, Ленок. Я, я…

– Что, у тебя другая женщина? – Сердце подсказало мне, что сейчас между нами витал чей-то образ.

– Я люблю тебя, Леночка. Ты первая, кто меня понял, заглянул в душу. Еще бабушка была, но она не в счет. Ты прости меня, Леночка.

– За что?

– Что на праздник тебя одну оставляю, но ей, Надюхе, еще трудней. Она выхлопотала свидание и просит к ней приехать.

– Ну-ка, Матюша, плесни и мне водочки, – попросила я.

– Тебе нельзя, девочка. Хочешь, я за столовым вином сбегаю?

– Что за глупости. Иногда все можно. Матвей в нерешительности налил мне рюмку. Затем половинку отлил назад, в бутылку.

– Тебе вредно пить сорокаградусную, Ленок. Мне Гальчик рассказала твою историю. Знаю, что ободок твой не просто украшение.

Я взяла рюмку.

– Я сейчас в порядке, Матюша. Лучше расскажи, как вы с Надеждой жили, почему ты от жены Ирины ушел?

– Долгая это история. Ты знаешь, я по монастырям ездил, трудником работал. Одно лето в новгородском монастыре Варлаама Хутынского провел. Это, между прочим, женский монастырь… Ну, там с Ириной и познакомился.

– Не поняла. Как ты в женском монастыре оказался? Ты монашенку соблазнил?

– Сразу видно, что ты далека от церкви. В женском монастыре тоже ведь мужские руки требуются. Но там все не так, как ты думаешь. В любом монастыре есть корпус для приезжих. И он отделен от монашеского. А приезжие, трудники, все вместе работают: и мужчины и женщины. Да и в трапезной вместе, разве что почивальни раздельные. Там, как в казарме, койки в два яруса. В сезон особенно много разного люда приезжает.

– Но как же в таком столпотворении молиться, как на духовном сосредоточиться?

– Как в церквях молятся? Плечом к плечу с остальными. Все в едином порыве к Богу мысли обращают. По сути, каждый один, сам по себе, и все вместе. Так вот. Там храм есть замечательный – пять серебряных куполов! Утром и вечером – служба, моление. А остальное время братья и сестры – послушаются, работают.

– Значит, вы работали вместе?

– Да. Она, как и я, паломничала. А свели нас дровишки. Я колол их, она в поленницу укладывала. Так и познакомились. Она тоже питерская оказалась. Домой уехали вместе. Позднее поженились.

– Обвенчались по-церковному?

– Как раз нет. Расписались, когда Великий пост наступил. Грех, конечно, но мы торопились: она уже беременна была. Но венчание отложили, не положено в это время. Потом ее мать умерла, снова обряд отодвинули. Потом она ребеночка потеряла на шестом месяце. А после этого у нас раздоры пошли, и она не захотела наш брак по-церковному скреплять.

– Не пойму, Матвей, я верующих. Одновременно и молятся и грешат, живут невенчаные.

– Ну, Лена, все мы люди-человеки. Главное – покаяться, стараться делать добрые дела. Тогда Бог укрепляет наш разум, и мы становимся чище, возвышеннее. Что же касается Иры, моей бывшей жены, она скорее моде следовала, чем с верой в сердце жила. Теперь, я слышал, к католикам переметнулась.

– А где она работала?

– В ЖЭКе, инспектором. Платили не ахти, вот она и пилила меня, мол, должен зарабатывать. Ее можно понять, женщине и одно хочется в доме устроить, и другое, а денег нет. Особенно ее бесило, когда я после работы за свои труды садился – изучал философов, делал заметки. Она это блажью считала. Ну и еще ее раздражало, что я деньги на лотерейные билеты тратил… Восемь лет мы с Ириной прожили, потом с Надюхой сошлись. И уже второй год я один кукую. Жаль, что тот ребеночек у нас тогда не случился, а больше Ира не беременела. Так что одна только Лизонька, Наденьки дочь, и есть у меня. И то пока ее мамочка на отсидке. Может, музычку включим? – робко попросил он.

Я пожала плечами. Матвей снова закурил. Было видно, что он разнервничался от воспоминаний.

– Расскажи лучше про свою жизнь. Ты в достатке росла?

– Какой достаток, Матюша. Мама у меня учительницей работала в школе, с отцом я, только когда выросла, познакомилась. Он тоже был учителем. Нет, мы скромно жили. Это нынче моя судьба такой зигзаг выдала, богатством одарила. И представь, я к этому никогда не стремилась. С большими деньгами, оказалось, столько мороки: вложить, сохранить, нарастить… Не по душе мне все это. Веришь?

– Я тебе во всем верю. А твой случай мою теорию только подтверждает. – Матвей кивнул в сторону затрепанных тетрадок. – Выигрыш дается человеку не просто так. Это от Бога награда.

Потом мы поговорили еще немного о предстоящей Матвею поездке, о моих планах на Новый год, точнее, об их отсутствии. Почему-то в этот вечер у меня разболелась голова, и Матвей тотчас принялся лечить ее. Лечение оказалось необыкновенно приятным. Он уложил меня на диван, оголил ступни и стал легонько массировать их.

Он прошелся по всем точкам – от подушечек большого пальца до пяток, приговаривая, с каким органом каждая точка связана. Эта доморощенная рефлексотерапия оказалась в сто раз эффективнее уколов эскулапов, хотя, по сути, это было лишь почесывание и поглаживание моих ступней. И голова моя успокоилась. Я ощутила, что любима и желанна этому мужчине и он желанен мне.

В середине декабря позвонил Игорь и предложил встретить Новый год в нашей галерее. Я удивилась: обеспеченные люди теперь стремятся провести Рождество в Париже, а зимние вакации в Финляндии. Вечеринка в галерее? Игорь пояснил, что обстоятельства складываются не в его пользу: Вероника взяла дежурства в больнице и все праздничные дни будет занята – потому-то Игорь и ищет компанию.

– Дежурит в больнице? В какой? Она что, сменила работу? Ушла из твоей фирмы?

– Не пытай меня, Елка. Лучше ответь, можно веселую вечеринку, с цыганами и медведями, устроить? Меня со всех сторон жизнь подминает. На работе – конкуренты душат, дома еще хуже!

– Не горюй, дорогой Игрек. – Прозвище это я дала Игорю еще в юности. – Приходи, если хочешь, что-нибудь сообразим. Правда, я не рассчитывала устраивать большое торжество…

– А твои девчонки обеими руками «за». Я говорил с Ренатой, и она уже вовсю фантазирует, что и как организовать. И Гальчик в восторге. Нам твое согласие требовалось.

– По-моему, меня уже поставили перед фактом. Ладно, гулять так гулять.

Наш разговор переключился на детали по организации предстоящего вечера.

Последние дни года пролетали, как копейки через дырявый карман. Я помогала Матвею собраться в дорогу, а праздничные мероприятия готовились без меня. Рената и Гальчик затеяли провести новогодний карнавал. Взрослых, деловых людей не заставишь делать костюмы: и времени у них для этого нет, и навыков. Поэтому девочкам пришлось позаботиться о маскарадном гардеробе заранее. У Ренаты имелся знакомый художник в театре, и она позаимствовала у него на время груду старого хлама – три десятка костюмов. Помимо костюмов были заготовлены еще десяток полумасок и париков. Кроме того, пригласили аниматора – актера, развлекающего публику. Я с трудом представляла, как такие разные люди – банкиры и художники – будут веселиться вместе. Смогут ли маски сгладить различия во вкусах и пристрастиях?

За три дня до праздника Матвей отправился на Север, к Надежде. Грусть, как бездомный котенок, царапалась у меня за пазухой.

***

Наступило тридцать первое декабря. Я слегка ожила. Предчувствие чего-то радостного, необыкновенного усыпило мою печаль. А когда я вошла в уже наполовину заполненный гостями зал, как дух царящего здесь волшебства захватил меня. Новый год – всегда чудо! Зайчик-Гальчик с длинными белыми ушками на макушке (ее я узнала сразу, поскольку свежее привлекательное личико девушки было почти открыто) увидела меня и тотчас повела в костюмерную, устроенную в читалке.

– Выбирайте, Елена. Что вам по душе? Хотите домино? В нем вас никто не узнает.

Прямо-таки антикварный костюм: двусторонний плащ с капюшоном. Вначале примерила к себе черный цвет, потом вывернула белой изнанкой наверх – сразу стало не так мрачно. Затем надела на лицо безликую белую маску с прорезью для глаз и рта. И в таком виде вышла в зал. Увы, мой костюм не был оригинальным. Мелькнули еще два-три домино. Имелись в зале и другие персонажи. Появились рыцари в опушенных на лицо шлемах из серебряной фольги, дамы позапрошлого века в кринолинах и с вуалями. И примета времени – спецназовцы в полевой форме и в натянутых на голову черных шапочках с прорезями для глаз и рта. Они походили на клонов – одинаковые и зловещие. Громоздкие комбинезоны идеально скрывали не только лица, но и пол гостей.

Оттого что почти все были неузнаваемы в этом маскараде, мне стало немного жутко. Две тусклые лампы в противоположных концах зала едва освещали беспорядочно снующие фигуры в масках. Звучала медитативная музыка, усыпляя сознание. Наверное, кассеты принесла Рената. Однажды она проигрывала их в моем доме.

Рената уже прижилась в моей квартире, и мы ладили с ней так же, как прежде с Гальчиком. В хозяйстве художница не принимала участия, но в этом и не было нужды – дважды в неделю к нам приходила женщина для уборки. Обычно мы расходились с Ренатой по разным комнатам и только за столом обсуждали дела галереи.

Под какой маской скрывалась сейчас сама Рената? Может, та стройная девушка с распущенными золотистыми волосами? Хотя вряд ли. Рената наверняка спрятала свою главную «улику» – роскошные волосы. Или та особа неопределенного пола в ярко-рыжем парике, изображающая слепого: нелепые шаровары, рубаха навыпуск, белая трость, круглые очки с темно-синими стеклами. Нижняя часть лица слепого густо закрашена белилами, а яркая помада, размазанная на губах широко и грязно, скрывала истинные их очертания. Но шутить над своей слепотой было бы кощунственно даже для эпатирующей Ренаты. Неожиданное столкновение с одним из гостей отвлекло мое внимание от слепого. Передо мной оказалась крепкая фигура в костюме спецназовца, с красным игрушечным автоматом наперевес. Глаза спецназовца, светящиеся в прорезях черной шапочки, показались мне знакомыми. Спустя мгновение я вспомнила этот бескомпромиссный взгляд. Так смотрела Ольга, выкрикивая несправедливые обвинения. Неужели Ольга опять явилась сюда следить за мной и Игорем? Нет, фигура слишком мелка для Ольги. Той потребовалось бы два комбинезона спецназовца. Пока я раздумывала над загадкой, «красный автомат» резко развернулся и зашагал прочь. Походка персонажа была пружинистой и легкой, что окончательно развеяло мои сомнения. Я обругала себя за подозрительность и двинулась к центру зала. Но сделать это теперь было не просто. Уже собралось множество гостей, все сновали по залу туда-сюда. Арлекино выхаживал на ходулях, рыцарь внезапно выдернул из ножен алюминиевую тупую шпагу и сделал выпад в мою сторону. Однако большинство гостей не пытались играть роли персонажей, в чьи костюмы были облачены. Люди просто бродили по залу, потягивая из жестяных баночек джин-тоник или пиво. Никаких белых скатертей и парадного хрусталя – сумбурная атмосфера карнавала исключала их.

И вновь особа в костюме слепого странника остановилась неподалеку. Слепой, молча потягивая из баночки напиток, слушал отповедь своего собеседника – волка в меховой жилетке. Громкая музыка заглушала слова говорящего, но я узнала характерные интонации – Игорь! Я узнала бы его даже в черном ящике, вздумай Игорь укрыться в нем с головой, я почувствовала бы его присутствие. Любовь прошла, но память сердца осталась.

Но Игорь был не ящиком, а гордым волком. Видно, подарок Ренаты, волчонок из кости, пришелся ему по душе и стал своего рода талисманом. А если так, значит, усилия Ренаты не были напрасны. Скорей всего, именно она в костюме слепца стоит рядом с Игорем. Я отступила на шаг, чтоб они меня не заметили. Но тут же вспомнила, что меня, собственно, нет. Есть безликое белое домино. Мое любопытство нарастало. Я взяла с подноса баночку с колой и, будто невзначай, встала позади пары.

– …Да, изменяет мне, но она мать моего ребенка, – констатировал Игорь. – Ты должна понять, что я не уйду из семьи. Хватит, набегался! Я понимаю, то, что случилось между нами месяц назад, могло ввести тебя в заблуждение. Увы, старый греховодник не удержался!

– Не надо шутить! Я жить без тебя не могу! – пылко воскликнул слепой.

Мое предположение подтвердилось – Рената!

Она небрежно отбросила в сторону трость и прижалась своими размалеванными губами к губам Игоря, приподняв с его лица картонную волчью пасть. Рассеянным взглядом я увидела, что в полутемном зале целовалось еще несколько пар. Я почувствовала себя старой и одинокой. Все участники карнавала показались мне играющими в одну общую игру под названием «вечная любовь». И только я была без партнера, а потому оставалась вне игры. Но аниматор, массовик-затейник, никого не оставлял без внимания. Он, действуя под маской политика-балагура, решительно командовал гостями. Соединив одиночек в пары, подобно тем, какими водят детский сад на прогулку, аниматор заставил публику танцевать нескончаемый народный танец. Все изощрялись, как умели: скакали, прыгали, спотыкались. Моя рука была зажата чьей-то мозолистой ладонью. Заскорузлая рука партнерши никак не вязалась с девичьим образом – барышней в русском сарафане с кокошником на голове. Вуаль скрывала лицо «барышни». Но я не пыталась разгадать анонима. Мысли уступили место ощущениям и чувствам. Я уже впала в медитативный транс, благостное безразличие охватило меня. Восточная музыка ритмично наполняла зал. Рената пригласила группу, подражающую в своей игре алтайским шаманам. Звук бубнов задавал темп. Кружение в маленьком зале усиливало кружение головы. «Барышня» в народном сарафане, с которой мы прыгали в нескончаемом хороводе, замедлила движение. Было видно, что она притомилась. В какой-то миг я вынырнула из забытья и заметила под смеющейся полумаской девушки седые усы дедушки – очень похожие на те, что носил скульптор Филипп Шиманский, бывший поклонник Ренаты. Наконец дедка совсем запыхался и попросил пощады: