Галина Врублевская - Поцелуев мост

– Но не все женщины…

– Вот смотрю на тебя, сестренка, и вижу, что ты тоже образумилась. Больше за журавлями не гонишься. Наверно, после того, как один из них гусем обернулся… Ты понимаешь, о ком я. Теперь ты пригрела этого воробышка, Матвея, и правильно сделала. Он приятный, добрый и не суетный. Скажи только, за что ты его выделила? В твоем окружении столько эффектных художников! Тебе хорошо с ним?

– Спокойно.

– Вот и я хочу покоя, – неожиданно признался Шурик. – А Татьяна – такая неугомонная. То одно ей надо, то другое. Причем совсем не то, что мне.

– А тебе, значит, научная степень теперь нужна?

– Я слышу недоверие в голосе. Мне степень, сестренка, ты правильно угадала, по фигу. Мне нужен мой собственный мир. Будь у меня полная свобода, я бы только исследованиями занимался, бог с ними, со званиями. Но пока конкретных результатов нет, мне от Татьяны не отгородиться. Она считает, раз за науку не платят, нечего и время на нее тратить. Но если ученые мужи мой труд оценят по заслугам, то и она свое мнение переменит. Возможно, будет меня больше уважать и меньше мешать моим занятиям.

Я согласилась с доводами брата и перевела разговор на детскую тему. Поделилась впечатлениями о встрече с дочкой и внуком в Германии, потом спросила, как учится сын Шурика. Брат оживился, начал рассказывать об успехах ребенка. Тот учится без троек и еще занимается в кружке технического творчества. Хотя поначалу Татьяна пыталась его пристроить в музыкальную школу, но у мальчика отсутствовал музыкальный слух – отбор он не прошел.

Вдруг в соседней комнате раздался грохот, потом пронзительный детский рев в два голоса. Я с остальными взрослыми кинулась к месту происшествия. Когда мы распахнули дверь…

Поваленные стулья, рассыпанная косметика, треснутые лазерные диски и прочие предметы… Среди всего этого безобразия, тоже на полу, растянулись в нелепых позах дети. Оба вопили.

Матвей кинулся к Лизоньке, Татьяна к Павлику. Вскоре Павлика возвратили в вертикальное положение, но Лиза встать не могла – мешала боль в ноге. Матвей посадил девочку к себе на колени, осторожно ощупал тонкие косточки. Целые!

Рев деток затих и постепенно перешел в редкие всхлипывания. Убедившись, что сынок цел и невредим, Татьяна принялась его допрашивать. Едва Павлик начал сбивчиво рассказывать, как они играли в охотника и рысь и как Лизка… Тут Лиза громко перебила Павлика, излагая свою версию. Оба сбивчиво жаловались друг на друга, так что мы с трудом поняли, как развивались события. Однако завершающий факт был установлен: Лиза забралась на шкаф и прыгнула на Павлика сверху, как рысь на охотника. Оба повалились вначале на тахту, затем на пол, сметая все, что стояло на ближайших столиках и полочках. Лиза при этом повредила ногу в лодыжке.

Из гостей мы сразу поехали в травмопункт, чтобы показать Лизу врачу. Матвей нес ее на руках. Девочка испуганно притихла. Вновь обещала вести себя хорошо и просила не сообщать воспитательнице о случившемся. Она даже стойко переносила боль в ноге и не плакала. Врач осмотрел ножку девочки, сделал снимок и успокоил, что перелома нет. Велел сегодня держать ногу в покое, приложить холод, и все обойдется. Пришлось позвонить в интернат и сообщить, что мы вернем девочку завтра-послезавтра, а не нынче вечером, как полагалось.

Матвей в понедельник не пошел на работу (теперь он в моей галерее отвечал за хозяйство) и весь день занимался с Лизой. Поскольку ей были предписаны тихие игры, он читал ей книжку, показывал кубики с буквами. После обеда я собралась в галерею, а Матвей стал разучивать с девочкой молитву «Отче наш». Она охотно повторяла за ним малопонятные ей слова.

Вечером, когда я возвращалась через двор домой, я увидела на балконе Матвея. Он развешивал выстиранное белье. Я окликнула его снизу и помахала рукой. Он радостно кивнул и побежал к двери встречать меня.

Лиза уже спала. Оказывается, Матвей выстирал и развешивал на балконе именно ее бельишко. Вообще ни о чем другом он сегодня говорить не мог. Все его впечатления были связаны только с общением с девочкой.

– Ленок, мы так замечательно провели время с Лизаветой! Она хоть и сорванец, но такой чуткий ребенок. Я спросил, хотела бы она всегда жить у нас. Она сказала, что очень. Только боится, что тетя Лена ее не возьмет. Я спросил, почему она так думает…

– И почему же? – заинтересовалась я.

– Говорит, ты ее не любишь, думаешь, что она плохая.

– Я постараюсь ее полюбить, Матвей, потому что люблю тебя.

– А мне она как родная. У нее даже характер на мой похож. Мои проступки в детстве тоже всегда были случайны, следствие малого опыта. Ожидал одно – получал другое. Но бабушка меня никогда не наказывала. Она понимала, что я не нарочно что-то там сломал или разбил. Но в школе мне доставалось от учителей за мое поведение.

– Тебе, за поведение? А я думала, ты такой флегматик от рождения. Всегда был спокойным и уравновешенным.

– Что ты! Я очень болезненно реагировал на всякую несправедливость. Пытался кулаками отстаивать правду.

– И как же ты избавился от своей горячности?

– Я говорил тебе – в армии. Там я познал на себе самую страшную несправедливость и тогда понял, что бороться с ней бессмысленно.

– Все-таки трудно поверить, что люди могут так измениться. Я, например, всегда была послушной девочкой. Такой, по сути, и остаюсь.

– Ты тоже, полагаю, стала другой. Не уверен, что в студенческие годы ты могла бы увлечься таким, как я, ничем не примечательным работягой, к тому же далеко не атлетом!

– Ты– не просто работяга.

– Но это ты смогла увидеть только сейчас. Мы с тобой вовремя встретились. И я созрел для настоящей любви, и ты много в жизни испытала и знаешь что почем. Иди ко мне, моя хорошая.

Матвей привлек меня к себе, усадил на диван и нежно поцеловал в шею. Многих ли женщин мужья таким образом встречают с работы? Затем мы поднялись с дивана и пошли на кухню ужинать. В этот вечер мы окончательно решили пожениться и наметили день свадьбы. Нам следовало поторопиться, чтобы осенью, когда Лизонька пойдет в первый класс, она уже была с нами.

В это утро на вахте нормалистов опять дежурил Алексей и, против обыкновения, поздоровался первым. Затем, убедившись, что вокруг никого нет, предложил присесть к его столу. Я с удивлением опустилась на свободный стул. Впервые я сидела так близко к нему. И увидела в его глазах озлобленность. Он не стал ходить вокруг да около, а с ходу выложил свое требование. Сказал, что представляет интересы инвестора – застройщика этой территории. Потребовал, чтобы я отозвала свой протест против постройки жилого здания в сквере у галереи.

Это заявление-протест я написала в администрацию района под нажимом Татьяны. Но я знала, что мне не хватит упорства бороться за интересы всего района. Активность политика – особый талант. Куда уместнее воспользоваться ситуацией Коровцу. Однако предводителя нормалистов теперь не трогали нужды простых людей. Он решил, что выгоднее поддерживать богатых. Судя по всему, всемогущему застройщику главный нормалист помогал не бескорыстно.

Алексей будто парализовал меня своим злобным взглядом. Я поняла, что за ним стоят неизвестные мне люди, тягаться с которыми мне не по силам. Я пообещала заявление отозвать. Он удовлетворенно хмыкнул и тут же достал из ящика стола новую бумагу:

– И вот еще, велено вам показать. Думаю, вы будете столь же благоразумны, как и по первому вопросу.

Я прочитала придвинутый ко мне лист. По нему выходило, что я не только соглашалась на строительство ненавистного мне дома, но и передавала в аренду нормалистам сроком на пять лет принадлежащий мне особняк, обязуясь при этом освободить помещение. Внизу было предусмотрено место для двух подписей: моей и Анатолия Коровца.

В глазах у меня потемнело от негодования. Нет, так дело не пойдет. Отдать галерею, на устройство которой я угробила едва ли не год! Сколько вложено сил, денег… Только-только мое детище начало набирать обороты, снискало некоторую известность в городе. Я с презрением посмотрела на мерзкого типа. Да какое право имеет эта шестерка, как назвал Алексея Игорь, предъявлять мне какие-то требования! Я лихорадочно достала мобильник. Хотела позвонить Игорю.

Алексей схватил меня за руку:

– Не надо никому звонить, Елена Павловна. Лучше хорошенько обдумайте наше предложение.

Я взяла себя в руки. В конце концов, не в джунглях же мы живем. И это еще не документ, а только проект. Без нотариального подтверждения он недействителен.

– Хорошо, Алексей. Передайте своим хозяевам, я буду говорить в присутствии моего адвоката, и, разумеется, не с вами.

– Ошибаешься, Елена Павловна, если думаешь, что вопрос можно решить без Лехи. Ты не смотри, что я на месте Полкана у дверей сижу. Мое слово – тоже не последнее. У тебя есть и другой выход, золотая ты моя миллионерша. Если твой дружок перепишет завещание в пользу моей сестры, мы оставим твою галерею в покое. Ты пригрела эту сучку, Ренату, которой Князев все готов отдать, тебе и расхлебывать. Однако ставлю сто против одного, что ты передашь эти хоромы в пользование нормалистам, да еще на наших условиях. А твои бездельники-художники могут и в другом помещении тусоваться.

– А вам-то, Алексей, какая радость, если галерея к нормалистам перейдет?

– Я в любом случае в прогаре не останусь. Или от Князева башли поступят, или комиссионные от нормалистов за решение вопроса.

– Рано торжествуете, Алексей!

Я поднялась со стула и пошла к себе на второй этаж. На ходу попросила Татьяну срочно зайти ко мне в кабинет, чтобы обсудить наметившийся наезд на нашу галерею. Татьяна тотчас закрыла киоск и помчалась на мой зов. Ренаты поблизости не было. С началом весны она переехала в свой домик в Шувалово и в галерею наведывалась лишь по делам, связанным с работой. Туда, к себе домой, она часто привозила и отца и теперь подумывала забрать его из интерната совсем. Я с сожалением осмотрела пустующую мастерскую и пошла искать Матвея. Он чинил трубу в санузле и пообещал подойти, как только закончит работу.

– Брось ты эту чертову трубу! – в сердцах воскликнула я. – Дело срочное, скоро мы все в трубу вылетим, если сейчас же не придумаем, что делать!

– Не драматизируй, Леночка. Четверть часа ничего не решат. А я не привык на полпути бросать дело.

Я махнула на него рукой и поспешила к Татьяне, которая уже сидела в моем кабинете. Подруга сразу поняла: случилось что-то серьезное.

– Что стряслось, Лена?

– Плохо дело, Танечка. Как я Алексея в этом здании увидела, сразу почуяла беду. И вот, предчувствие оправдалось. Не зря он тут обосновался.

– Да, от этого типа ничего хорошего ждать не приходится. Что теперь этот гад подстроил?

У Татьяны были основания так отзываться об Алексее. Она первая из нас узнала этого проходимца, когда он расселял их коммуналку. И хотя сама Татьяна вышла без потерь от того обмена, получила приличную квартирку, сосед ее, закоренелый алкаш, пострадал – остался без жилплощади.

– Во-первых, Таня, я попрошу изъять мое заявление против застройщиков…

– Еще чего. Да я весь район уже подняла, так это им не пройдет.

– Таня, ты что, не понимаешь, в какое время мы живем? Они нас так или иначе обойдут. Мы только силы и время зря потратим.

– У меня хватит сил!

– Таня, я прошу, без меня.

– Из-за таких, как ты, покладистых, и вершатся все эти безобразия. Посмотри, что кругом творится. В каждом дворе – новый небоскреб. Петербургские дворы-колодцы, что Достоевский в своих романах вывел, скоро чудесными садиками покажутся в сравнении с нынешними колодцами-шахтами. В те времена от силы пять этажей возводили, а сейчас посмотри – башни до небес, целый микрорайон без солнца оставляют. Ну, скажи на милость, что за галерея без естественного освещения?!

– А галереи здесь может и вообще не быть. Их второе требование – отдать наш этаж, то есть весь особняк, нормалистам в аренду.

– Как отдать?

– Сдать на их условиях. За гроши, насколько я поняла.

– И чем они угрожают?

– Пока ничем. Как-то все очень странно. Алексей предоставил нам выбор. Или Игорь завещание в их пользу переписывает, или я от галереи отказываюсь.

– Ну и пусть Игорь уступит. Нам от его завещания только головная боль.

– Полностью с тобой согласна. Но понимаешь, тогда мы его под удар ставим. Если он перепишет завещание, его жизнь от всяких превратностей не застрахована.

– Да-а… Дела… Теперь я понимаю, что слухи об элитном магазине в нашем особняке не беспочвенны.

– Какие слухи?

– Я слышала, в помещении нормалистов готовятся магазин открыть, на два этажа – торговые площади. Все понятно. Поэтому они на нашу галерею и зарятся.

– Может, в милицию обратиться, Таня?

– Сразу видно, бедняжка, что ты в нашей стране сто лет отсутствовала. Про застройщиков-уплотнителей понимаешь, что резона нет к властям обращаться, а со своей галерейкой вздумала в милицию бежать. Нет, надо нам крышу укреплять.