***

В дороге Гальчик подготовила меня к предстоящему совещанию. Именно так я назвала про себя эту встречу. Должны были подъехать Игорь с сыном Денисом, вовлеченные Гальчиком в наши дела. Мне не очень нравилась активность Игоря, настораживал его интерес к моему начинанию. Но Гальчик пояснила, что ничего странного в его энтузиазме нет. Сейчас многие бизнесмены присматриваются к галереям и музеям, становятся спонсорами и попечителями этих учреждений.

Мне бы обрадоваться, что объявился такой опытный в коммерции помощник. Но что тогда останется на мою долю? И главное сопротивление вызывало имя спонсора – Игорь Князев. Не хотелось, чтобы его тело из мавзолея моей памяти опять оживало: встречалось со мной, разговаривало, спорило. Я корила себя, что сразу, еще находясь в Англии, решительно не отказала Игорю в ответ на его предложение о помощи. Но я была слишком растерянна после смерти мужа. Сегодня мне предстояло поблагодарить Игоря и объясниться с ним.

– Наши партнеры уже здесь.

Гальчик показала рукой на красную «ауди», вероятно принадлежащую Игорю. В ней сидел и читал книжку водитель.

Машина стояла у покосившегося заборчика. В палисаднике ничего, кроме фиолетовых одичавших люпинов, не росло. Мы припарковались рядом, на развороте пыльной дороги.

Нас высыпали встречать всей компанией. Я жадно разглядывала Игоря. Он поседел и слега погрузнел за эти годы. Однако дорогой, безупречно сидящий на нем костюм скрадывал и годы, и легкие изъяны фигуры. Волосы, преждевременно поседевшие, по-прежнему густые и хорошо уложены. Их серебристый блеск выгодно оттенял карие глаза Игоря. Они все так же светились лукавинкой. Однако импозантность Игоря была для меня чужой. Игорь, которого я когда-то любила, очень изменился. Денис, его сын, для меня в большей степени был Игорем, чем сам Игорь. Стройный, с темной шевелюрой, уложенной идеально, как у отца, дорогой костюм. И еще не просматривался тот налет начальственного холодка, который характерен для людей, поднявшихся на верхние ступеньки лестницы успеха. Денис был непосредствен в общении и обладал природной живостью. Он первый подбежал к нашей машине, помог мне выйти. Гальчик выскочила сама. Я приветливо поздоровалась с обоими. Однако смотреть в глаза Игорю избегала.

Тут же, поодаль, прислонясь спиной к косяку открытой двери, стояла хозяйка дома, видимо, та самая Рената. На ее губах почему-то блуждала усмешка, подбородок был гордо вздернут, а взгляд, надменно-отсутствующий, скользил поверх наших голов. На Ренате была длинная юбка с рваными краями, сшитая из кусочков трикотажа: розового, голубого, коричневого, и что-то многослойное сверху – короткое на длинном. Игорь подвел меня к ней и представил нас друг другу. Хозяйка улыбнулась и предложила:

– Пойдемте в мастерскую. Здесь мухи, солнце печет, а там пока прохладно. У меня солнца утром не бывает.

Мы обошли дом. Навстречу нам попался неряшливый старик, со всклоченной бородой и в надетой наизнанку рубахе, расстегнутой на животе. Он что-то бормотал, не обращая на нас внимания.

– Папа, иди в дом. Я поесть тебе приготовила. Извините, – повернулась к нам Рената. – Отец немного не в себе.

Рената подвела нас к покосившейся лесенке – отдельному входу на чердак. Мы гуськом поднялись по скрипучим ступенькам и вошли в довольно просторное помещение – мастерскую Ренаты. Я ожидала увидеть картины, но, кроме двух пейзажей, в рамах на полу, других полотен не было. Зато на видном месте красовалась инсталляция – тарелка, склеенная из разномастных осколков фарфора, с муляжом надкушенного яблока в центре. Остальное попадало под определение просто хлам. Под самой крышей висели два старых этюдника и мотки проволоки. Часть чердака была скрыта от глаз половиками, перекинутыми через веревку, как белье, вывешенное для сушки. В середине помещения стоял сколоченный из длинных досок стол, а на нем лежали бесформенные куски воска, какие-то формочки и шпатели, обрезки проволоки и кусочки кожи. Я поняла, что перед нами скорее скульптор, а не художник.

– Присаживайтесь, где удобнее, – предложила Рената, махнув рукой в сторону узкой скамьи, приставленной к столу, и на старый тюфяк на полу.

Мы вчетвером присели на скамью. Рената осталась стоять, прислонясь к чердачной балке бедром.

– Мне сказали, Елена Павловна, что вы здесь главное действующее лицо, владелица будущей галереи.

– Можно просто Елена.

– Галя, ваша помощница, отрекомендовала мне вас как знатока актуального искусства. – Рената вновь достаточно откровенно усмехнулась. – Что же вас привлекает в современных инсталляциях и перформансах?

Я укоризненно взглянула на Гальчика: ни знатоком, ни специалистом я себя не считала. Просто интересовалась этим направлением.

– Даже не знаю, что сказать, Рената…

– Разговоры потом, – выручил меня Игорь. – Мы кое-что прихватили с собой.

Гальчик поняла его с полуслова, быстро расчистила край рабочего стола от инструментов скульпторши и выставила две бутылки приличного французского вина. Следом на столе появилось несколько упаковок готовых салатиков, пластиковые стаканчики и комплекты одноразовых приборов для еды. В движениях Ренаты появилась азартная поспешность, одобряющая это самовольство. Она обежала стол, пока Денис раскупоривал и разливал вино. Мы выпили за искусство.

– Значит, вы хотите организовать галерею современного искусства. – Взгляд Ренаты после выпитого стаканчика еще больше затуманился, но один глаз будто оставался трезвым – светился лучезарно и ясно. Зато усмешка неожиданно превратилась в грустную улыбку. – Неужели вы думаете, что сможете на этом заработать?

– А почему бы и нет? – ввернула Гальчик. – При умелом маркетинге деньги можно сделать из всего.

– Я тут прикинул… могу огласить, если, конечно, Елена Павловна не возражает. – Игорь достал из кармана пиджака сложенный вчетверо листок.

Вижу, он всерьез заинтересовался галереей и подготовился к встрече. Мне очень хотелось воспротивиться напору Игоря, но я промолчала и только кивнула. Посмотрим, что будет дальше.

Игорь высказал свои соображения о галерее, о работе с антикварами и коллекционерами и назвал сумму первоначальных затрат.

И тут я не выдержала:

– Дорогой Игорь Дмитриевич, твои планы весьма остроумны, но они противоречат моим представлениям о галерее. Не знаю, что тебе наговорила моя юная помощница, но я, в память об Олеге Нечаеве, собираюсь выстроить Совсем другое учреждение. Это будет галерея – культурный центр. Непременно кружок эстетического развития для детей, читальный зал по искусству, выставки современных работ.

– Узнаю мечтательницу Елку, – усмехнулся Игорь. – Надолго ли хватит твоих денег при таком хозяйствовании, не знаю. Я не против благотворительности, но она должна сочетаться с коммерцией.

– Не обижайся, Игорь, нам не по пути.

Рената заинтересованно слушала наш спор.

Даже в странных ее, каких-то разных глазах, кажется, вспыхнул огонек. Он усилился после второго тоста, за светлую память Олега Нечаева. Этот тост провозгласила Гальчик.

– Деньги Олега должны работать для людей, а не выкачивать из них финансы, – заключила я наш спор.

Теперь Рената доброжелательно улыбнулась лично мне. Затем каким-то машинальным движением взяла бутылку и уже сама разлила вино по стаканчикам. Однако поддержали ее только мужчины. Гальчик была за рулем, а мне много пить нельзя: мой микрочип в затылке на экстрим не рассчитан.

Рената, взяв свой стаканчик, встала со скамейки и, сделав пару шагов, вновь опустилась, теперь уже на тюфяк у окошка. Задумчиво потягивая терпкий напиток, она пыталась вникнуть в мои фантазии:

– А мне вы какую отводите роль?

Рената ожидала моего ответа, небрежно развалясь на тюфячке. Лишь голова ее, опирающаяся на локоть, была в приподнятом положении. Волна длинных рыжеватых волос свесилась на лицо. Рената, безусловно, старше Гальчика, и в поведении угадывался эпатаж. Она чувствовала себя слишком свободной личностью, чтобы подчиняться мещанским правилам. Хотела шокировать богатенькую недалекую даму, какой поначалу посчитала меня. Но я не собиралась ей подыгрывать.

Предполагаемые роли в нашем фонде мы с Гальчиком расписали еще в Лондоне, когда после многодневных обсуждений решили создать в Петербурге галерею. Гальчик брала на себя организационные вопросы, связи с общественностью, с ее-то неподражаемым умением легко сходиться с людьми. Как быстро она увлекла нашей затеей Игоря! Учитывая, что бизнесмены денег на ветер не бросают. Я же могла выполнять только конкретную работу – выдавать книги, оформлять выставки или вести детский кружок. Я понимала, моего художественного кругозора недостаточно, чтобы наш салон был на уровне. Хотя я несколько лет занималась любительской живописью, я не стала Художником. Чтобы называться им, мало освоить технику рисунка или смешивания красок. Надо родиться Художником и видеть мир так, как видят его художественно одаренные люди. Так что нам требовался классный консультант – куратор выставок! Хотелось заполучить художника, способного выхватывать реальные картинки жизни и вставлять их в рамку художественного замысла. Инсталляция из склеенных осколков фарфора и надкушенного яблока заставляла задуматься, отсылала к библейским мотивам.

Для меня желание художников вычленить из жизни реальные кусочки и включить их в художественное произведение – не прихоть, не следование моде. Это способ и моего существования. С тех пор как писательница отобразила мою историю в своем романе, мои беды словно отделились от меня и обесцветились. Моя любовь к Игорю, перенесенная автором на бумагу, стала отвлеченной и безболезненной. Зато роман писательницы наполнился живой тканью. В изобразительном искусстве, даже абстрактном, тоже всегда просвечивает чья-то жизнь. Если рваный ботинок становится артобъектом, предметом пристального внимания, за ним угадывается жизнь какого-то горемыки. Или своя собственная.

Все эти рассуждения я оставила при себе. Выступать с пафосом перед Ренатой, с насмешкой принимающей нас, профанов, да еще учитывая ее не вполне трезвое состояние, мне не хотелось. Я ответила шутливо:

– Ваша роль особая. Нам нужен проводник в мир духов, как водится у шаманов и африканских заклинателей.

– Я попробую, – серьезно произнесла Рената, выпрямившись. – А чтобы вызывать духов, не помешает глоток огненной воды.

Она вновь налила себе вина и выпила. Поскольку мы с Гальчиком оставались трезвыми, то рвение Ренаты заметили. Глядя, как лихо девушка расправляется с вином, я засомневалась, нужна ли она нам. Но Рената держалась хорошо. Только раз покачнулась, когда поднялась с тюфяка и сделала первые шаги в сторону свисающих с веревки половиков. Резко сдернула их, и нашим глазам открылся угол чердака, заваленный грудой старых, видимо, ломаных стульев. Рената включила свет, и сразу несколько ламп осветили эту груду. Стало понятно, что это не случайная свалка, а специально организованная конструкция, авангардная скульптура. Композиция напоминала фрагмент уборки помещения, когда стулья в беспорядке складывают друг на друга. И они не были ломаными. Некоторые изящно словно балансировали на одной ножке, другие, установленные спинками друг к другу, возможно, символизировали некий конфликт. Вещи, когда не используются по прямому назначению, являют собой странное зрелище. Я тотчас подумала, а где сейчас блуждают те люди, что сидели когда-то на этих стульях… А сколько пустых стульев свалено в закоулках моей души?

– Ну, что скажете? – с вызовом спросила Рената.

– Интересная концепция, – уронила Гальчик.

Где она набралась таких слов? Не у меня, во всяком случае. Я с досадой качнула головой.

– Просто замечательно!

Игорь с Денисом тоже подошли к композиции из стульев и стали вертеть головами так и этак, пытаясь разглядеть нечто особенное. Но стулья как стулья. Или они порождали мысль, или оставались грудой хлама.

– Я бы и бакса не дал за сей шедевр, – высказался шепотом Денис.

Обижать художницу не входило в его намерения, но ухо у Ренаты оказалось чрезвычайно чутким.

– Вам, уважаемый ценитель, я бы и за миллион не отдала.

Игорь стал прикидывать, какую бы цену эта вещь имела на рынке изобразительного искусства. Он вернулся к своим установкам, оспаривая мою филантропию. Я прервала спор и вновь обратилась к Ренате:

– Так вы согласны работать с нами?

Рената приблизила ко мне свое лицо настолько, что я уловила винные пары ее дыхания, и чуть отвернулась: Однако наши сердца бились в одном ритме. Не знаю почему, я не видела глаз Ренаты, но в какой-то миг почувствовала, что мы совпали. И было что-то мистическое в этом совпадении. Рената интуицией художника поняла, что я уловила замысел ее работы. А я поняла, что поняла она. Рената кивнула и вновь набросила чехол на тоскующие стулья, покинутые хозяевами.

Мы обменялись телефонами и договорились созвониться, как только будет найдено помещение для галереи.