– Ужасно, ужасно! – вот все, что он сказал. Было неловко спрашивать его, почему постояльцы отеля вместе ехали в лимузине, и Гордон принялся придумывать тактичный вопрос, что оказалось не так-то просто сделать.

– Какая жалость, что они ехали вместе! – наконец без всякого сожаления промолвил он. – Робинсон – мой старый друг, должно быть, они здесь случайно встретились.

– Да, наверное, – кивнул заместитель управляющего. – По-моему, они вчера вечером вместе пили чай.

– А вы не знаете, куда они направлялись? – поинтересовался Гордон, но молодой человек только покачал головой.

– Я могу спросить дежурного, не делал ли он для них какие-то заказы. – Он ненадолго отошел, затем вернулся. – По словам дежурного, мистер Робинсон, как правило, ничего не заказывал, разве что машину, что он вчера и сделал. Но, кажется, другой дежурный бронировал для них столик у Марка. У него сегодня выходной. Я уточню у него, когда он выйдет на работу, или, если хотите, могу позвонить в заведение. Какое несчастье, что водитель умер! Один из наших лучших работников, ирландец. Остались жена и четверо детей. Ужасная трагедия!

Он, очевидно, был искренне потрясен случившимся. Поблагодарив заместителя управляющего, Гордон взял ключ и поднялся на лифте наверх. Он все еще обдумывал слова о том, что вчера они вместе пили чай. Или они раньше познакомились где-то, или он только что ее подцепил. Его жена достаточно наивна, чтобы подружиться с таким вот типом, и чаепитие в холле – вещь достаточно безобидная, не то, что ехать с мужчиной в лимузине в два часа ночи. Гордон все еще не мог представить, что она делала в обществе Билла Робинсона. Ему все это не нравилось, и, будь на месте Изабель любая другая женщина, он сделал бы вполне определенные выводы. Но дело касалось Изабель, и причина, по которой она оказалась в машине с Робинсоном, могла быть самая дурацкая. Все еще размышляя об этом, Гордон вошел в ее номер.

Здесь все выглядело так, словно она на минуту вышла. На столике возле раковины лежала косметичка, ночная рубашка висела на крючке в ванной, одежда была аккуратно сложена в гардеробе, а на письменном столе красовалась кипа буклетов и брошюр из музеев и выставочных залов. Рядом с ними лежала пачка спичек из бара «У Гарри», а так как Изабель не курила, это выглядело довольно странно. Что вообще она делала в таком месте? Рядом с этими спичками Гордон вдруг увидел еще одну пачку из «Аннабелз». И тут он почувствовал, что его охватывает гнев. Вероятно, вечер с Биллом Робинсоном проходил вовсе не так невинно, как ему это представлялось. Уж не с ним ли она была во всех этих местах? Оглядевшись в поисках новых улик, Гордон, однако, не заметил ни мужской одежды, ни записок, ни букетов цветов с карточками – только пачки спичек из двух модных заведений, которые Изабель, вероятно, захватила с собой в качестве сувениров. Возможно, Робинсон и вправду пытался ее подцепить, и она не устояла, но за то, что произошло между ними, прошлой ночью оба заплатили дорогую цену. Гордон не мог не задуматься, что значила для них эта связь и была ли она вообще. Опустив спички в карман, он сел, еще раз огляделся по сторонам и вызвал официанта, чтобы заказать себе выпивку.

Когда Синтия Робинсон с дочерьми сошли с самолета, в Лондоне была половина двенадцатого ночи. В самолете девочки спали, во всяком случае, дремали, но Синтия на время полета целиком погрузилась в свои мысли. Она только сейчас начала осознавать произошедшее с Биллом. Ей не терпелось его увидеть. Возможно, если очень повезет, он выйдет из комы к тому моменту, когда они приедут в больницу, а может, если очень-очень повезет, переломы шеи и позвоночника все-таки не сделают его инвалидом.

За полчаса они прошли таможню, машина из «Клэриджа» уже ждала снаружи. Из аэропорта они поехали прямо в больницу и прибыли туда в час ночи. Даже в столь позднее время в отделении реанимации кипела жизнь – туда только что привезли четверых новых пациентов. Синтия без проблем свела знакомство с медсестрами и нашла врача, с которым можно было поговорить о Билле, – подобные вещи ей всегда отлично удавались.

Тот же самый молодой хирург, который недавно разговаривал с Гордоном, усадил ее в холле и подробно обо всем рассказал. Оливия и Джейн сидели рядом и внимательно слушали. Билл все еще находился в коме, никаких улучшений пока не наблюдалось. Более того, в области позвоночника образовалась опухоль, которая давит на поврежденные нервы. К тому времени, когда доктор закончил свои пояснения, стало ясно, что перспективы у Билла весьма неважные. А когда Синтия его увидела, ей и вовсе стало дурно. На шее красовалось какое-то жуткое приспособление, тело было заключено в корсет, а то, что виднелось, покрыто ссадинами и синяками. Мониторы непрерывно пищали, возле постели дежурила целая бригада медсестер, а лицо Билла было таким бледным, что девочки, увидев его, сразу заплакали. Все те эмоции, которые до сих пор Синди тщательно подавляла, вдруг разом прорвались наружу, на глаза навернулись слезы. Лежавший перед ней еле живой Билл снова для нее превратился в мальчика, в которого она была влюблена в колледже. Собрав все силы, Синди постаралась взять себя в руки, чтобы послужить хоть какой-то опорой девочкам.

Джейн и Оливия, обнявшись, стояли в углу комнаты и молча плакали. Медленно подойдя к кровати, Синди взяла мужа за руку. В воздухе стоял густой запах дезинфекции, к обнаженной груди Билла были прикреплены какие-то датчики.

– Привет, детка! – борясь со слезами, прошептала она. – Это я, Синди. – Она снова почувствовала себя девчонкой. Ей вспомнилось, как они познакомились, их свадьба, день, когда она сказала ему, что беременна. И вот теперь он лежит здесь, совершенно беспомощный, а значит, их жизнь навсегда изменилась, и трудно представить, что она когда-нибудь снова войдет в норму. Внезапно Синди поняла, что не хочет, чтобы Билл умер, даже если он станет инвалидом. Ей все равно, в каком он будет состоянии, она просто не хочет его терять. Впервые за многие годы она осознала, что все еще любит его. – Я люблю тебя, – повторяла она снова и снова, – ты должен открыть глаза. Здесь девочки, они хотят поговорить с тобой, милый.

– Он вас не слышит, миссис Робинсон, – мягко сказала одна из сестер.

– Это еще неизвестно! – отрезала Синди. С ней и в лучшие времена было трудно спорить, а уж сейчас подавно. Кроме того, ей не раз рассказывали о людях, лежавших в коме, которые слышали то, что говорили окружающие. Поэтому Синтия продолжала говорить с Биллом, пока подошедший через два часа доктор не предложил ей с девочками поехать в отель, а утром вернуться – все равно в ближайшее время состояние ее мужа вряд ли изменится.

– А не лучше ли мне остаться с ним? – засомневалась Синди. Она приехала сюда из Коннектикута не для того, чтобы сидеть в «Клэридже». Кроме того, она не вполне доверяла медикам и хотела сама убедиться в том, что они делают все возможное. Правда, первое впечатление об их работе у нее сложилось самое благоприятное.

– Поверьте мне: вам нужно отдохнуть. Если в его состоянии произойдут какие-нибудь изменения, мы вам немедленно сообщим, – пообещал доктор. Он понимал, что с этой женщиной следует быть предельно откровенным. Она хотела знать абсолютно все, и никак не меньше. Чтобы убедить ее уехать, понадобилось еще полчаса. Когда семейство Робинсон отбыло (водитель все это время дожидался их внизу), было уже четыре часа утра и девочки падали с ног от усталости.

Синтия заказала в «Клэридже» номер для Оливии и Джейн, а сама решила остановиться в апартаментах Билла. Открыв дверь ключом, который ей дал портье, она испытала то же странное ощущение, что и Гордон, когда он впервые вошел в номер Изабель. Билл, казалось, на минуту куда-то отлучился и должен был вот-вот вернуться. На полу стоял его кейс, на столах лежали деловые бумаги и стопка брошюр из различных музеев и выставочных залов. Это ее удивило: откуда у него взялось время на посещение музеев? Здесь же лежало с полдюжины счетов, в том числе из бара «У Гарри» и «Аннабелз». Последнее обстоятельство не вызвало у Синди никаких подозрений, поскольку она знала, что Билл ходит туда с друзьями и коллегами. Надев его пижаму, она снова не смогла сдержать слез, а когда позвонила девочкам, чтобы узнать, как они устроились, то услышала их всхлипывания. Это был тяжелый день, а увидев своего отца в таком состоянии, девочки испугались больше, чем их мать. Билл выглядел ужасно, после такого зрелища было трудно надеяться на лучшее.

Сердце Синтии не выдержало, она накинула поверх пижамы купальный халат и направилась к ним в номер. Она только хотела обнять дочек и немного подбодрить, но вместо этого просидела с ними полчаса. Когда она, наконец, вернулась в номер, было уже почти пять часов утра. Лежа на его кровати, Синди плакала, уткнувшись в подушку, которая все еще пахла Биллом, и до шести утра пятницы так и не смогла заснуть.

Проснувшись, она сразу же позвонила в больницу, и ей сообщили, что за ночь никаких изменений не произошло. Состояние немного стабилизировалось, но Билл по-прежнему оставался без сознания. Было уже одиннадцать, и Синди чувствовала себя так, будто ее всю ночь били свинцовыми трубами. Осторожно заглянув к девочкам, она обнаружила, что те все еще спят. Вернувшись в свой номер, она приняла ванну и оделась и к двенадцати часам была уже готова ехать в больницу. Ей не хотелось будить дочерей, и она оставила им записку, в которой пообещала позвонить им и сообщить о состоянии отца. Спустившись к ожидавшей ее машине, она дала водителю адрес больницы. Всю дорогу он только и говорил, что о происшедшей аварии. Как оказалось, погибший шофер был его лучшим другом. Водитель выразил Синтии свое сочувствие, и она его поблагодарила.

Приехав в больницу, она не обнаружила никаких перемен и, немного побыв с Биллом, вышла в коридор – Синтия хотела побеседовать с лечащим врачом. Через некоторое время мимо прошел какой-то высокий мужчина в дорогом костюме. От него веяло властностью, и это сразу привлекло внимание Синди. Подойдя к сидящим за стойкой сестрам, он что-то у них спросил. Они отрицательно покачали головами, и мужчина с мрачным видом направился в дальний конец коридора – туда, где находилась палата Билла.

Позднее Синтия увидела его стоящим с одним из врачей. Потом незнакомец снова ушел, но у Синтии успело создаться впечатление, что он тоже интересуется состоянием какого-то пациента. Казалось, в отделении реанимации он чувствует себя крайне неуютно, ему явно было не по себе.

Синтия не знала, что Изабель стало хуже и Форрестье только что сообщили: состояние его жены критическое. Оперировать снова ее не решались, было ясно, что операции она не выдержит. Гордон вернулся в гостиницу, позвонил на службу и стал ждать дальнейших известий. Секретарю он сказал, что останется в Лондоне на выходные, но не объяснил почему, затем позвонил домой, чтобы узнать о состоянии Тедди. Ни сыну, ни сиделке он и словом не обмолвился о случившемся. Внезапно свалившаяся на него ответственность очень пугала Гордона – ведь домашние дела его никогда не касались. Мальчику он сообщил только, что в выходные не приедет и что сейчас находится в Лондоне – с мамой.

– Мама собиралась вчера приехать домой, – разочарованно произнес Тедди. – Почему она осталась?

– Потому что у нее есть здесь кое-какие дела, вот почему! – отрезал Гордон, но его грубость нисколько не удивила мальчика: отец всегда обращался с ним не слишком ласково.

– Мы с ней давно уже не разговаривали. Ты не попросишь ее позвонить мне? – жалобно произнес Тедди, и это окончательно взбесило Гордона. Его нервы и без того были на пределе, а тут он еще не мог отыскать правдоподобную причину, почему Изабель не может позвонить сыну.

– Она сделает это попозже. Мы с ней сейчас заняты, – солгал он, считая, однако, что поступает правильно. Тедди слишком слаб, чтобы услышать правду о произошедшем, тем более по телефону. Если, в конце концов, придется ему все рассказать, Гордон сделает это лично и в присутствии врача. Софи он пока не звонил, ожидая дальнейшего развития событий. Не стоило пугать детей, а если Изабель умрет, не приходя в сознание, то Софи и вовсе незачем ее видеть. Это решение Гордон принял сегодня утром.

– Передай маме, что я ее люблю, – сказал Тедди, когда отец решил закончить разговор. Беседа не доставила Гордону никакого удовольствия. Ему не хотелось ни обманывать сына, ни говорить ему о том, что случилось с Изабель.

Вскоре после этого он вернулся в больницу. С видом мученика стоя в самом дальнем углу палаты, он наблюдал за суетой медиков. В отличие от Синтии Робинсон он и близко не подходил к кровати. Испытываемое им отвращение было слишком велико – он просто не мог заставить себя совершить этот подвиг.

– Вы не хотите остаться с женой наедине? – мягко спросила его одна из сестер. Гордон выглядел таким несчастным, что ей стало его жалко.

– Нет, спасибо, – без промедления ответил Гордон. – Она ведь все равно меня не услышат. Я лучше пойду в комнату ожидания, пожалуйста, сообщите, если я понадоблюсь. – С этими словами он поспешно удалился и отправился туда, где уже сидели Оливия и Джейн, вскоре к ним присоединилась и Синтия. Гордон не имел понятия, кто они такие, да и не интересовался этим, и сильно удивился, когда незнакомая женщина ему улыбнулась. Вид у нее был бледный и усталый, но в глазах светилось сочувствие.