Сьюзен Элизабет Филлипс

Поцелуй ангела

Глава 1

Дейзи Девро забыла имя своего жениха.

— Я, Теодоусия, беру тебя…

От отчаяния она чуть ли не до крови закусила губу. Отец познакомил их несколько дней назад, в то ужасное утро, когда они втроем ходили оформлять брачный контракт, — вот тогда-то она и слышала его имя. После заключения контракта мужчина исчез, и Дейзи не встречалась с ним вплоть до сегодняшнего дня, когда, зайдя в гостиную отцовской квартиры на Сентрал-парк-уэст,[1] где все было подготовлено для церемонии бракосочетания, она вновь увидела ненавистную фигуру.

Отец стоял позади дочери и буквально трясся от возмущения. Собственно, в его неудовольствии не было ничего нового — отец был разочарован в дочери еще до появления ее на свет, и, как бы Дейзи ни старалась, она никогда не могла заставить отца переменить отношение к ней.

Дейзи украдкой скосила глаза на жениха, которого отец купил для нее. Племенной жеребец — другого слова не подберешь. Громадный, рослый, жилистый, со зловещими глазами цвета желтого янтаря, такой бы понравился ее матери.

Лейни Девро погибла в прошлом году во время пожара на яхте в объятиях двадцатичетырехлетнего парня — восходящей рок-звезды. Сейчас, по прошествии времени, Дейзи уже вспоминала о матери без душевной боли, и ей вдруг стало смешно: пожалуй, ее жених для матери был бы староват — на вид ему около тридцати пяти лет, а Лейни не имела любовников старше двадцати девяти.

У жениха были темные, почти черные волосы и волевое лицо, которое можно было бы даже назвать красивым, если бы не выступающая нижняя челюсть и пугающе хмурый взгляд. Такие суровые личности чрезвычайно привлекали ее мать, но Дейзи предпочитала мужчин постарше и более консервативной наружности. Уже не в первый раз с начала церемонии Дейзи пожалела, что отец не подобрал для нее кого-нибудь менее устрашающего.

Она постаралась взять себя в руки и успокоить расходившиеся нервы — в компании этого страшилища она проведет от силы несколько часов, а потом навеки от него избавится. Как только представится возможность, она познакомит жениха со своим планом, и все устроится ко всеобщему удовольствию — правда, для этого придется нарушить супружескую клятву, а она, Дейзи, не из тех, кто легко относится к клятвам, особенно свадебным… Может быть, поэтому ей изменила память?

Дейзи снова начала произносить ритуальную фразу, надеясь, что имя само возникнет в смятенном сознании. Но… голос снова предательски дрогнул.

— Я, Теодоусия, беру тебя…

Жених стоял как столб, не удостоив невесту даже взглядом, не говоря уж о том, чтобы помочь ей. Он сам только что произнес положенные слова и, конечно, назвал свое имя, но Дейзи, погруженная в невеселые мысли, пропустила имя жениха.

— Александр, — прошипел сзади отец, и Дейзи поняла, что он стиснул зубы от отвращения. Один из лучших дипломатов Соединенных Штатов, он не находил для дочери ни терпения, ни такта.

Дейзи судорожно сжала кулаки и напомнила себе, что выбора все равно нет.

— Я, Теодоусия… — она судорожно глотнула воздух, — беру тебя, Александр… — она снова судорожно вздохнула, — в ужасные[2] венчанные мужья…

Мачеха Дейзи Амелия не сумела удержать глубокий вздох, и только тогда до Дейзи дошло, что именно она сказала.

Жених медленно повернул голову и сверху вниз воззрился на невесту. Он нахмурился, словно сомневаясь, не ослышался ли. «В ужасные венчанные мужья». Уголки губ Дейзи начали подрагивать, и она поняла, что сейчас расхохочется.

Темные брови молодого человека сошлись на переносице, глубоко посаженные глаза оставались бесстрастными — он явно не разделял веселости невесты и не одобрял ее легкомыслия.

Проглотив подступивший к горлу комок, Дейзи не стала поправлять себя, а договорила до конца положенные слова. По крайней мере не пришлось лукавить — для нее это и в самом деле ужасный муж. Неожиданно она вспомнила и фамилию жениха — Марков. Александр Марков. Очередной русский знакомый ее дражайшего отца.

В качестве бывшего посла в Советском Союзе Макс Петров поддерживал связи с русскими как внутри Штатов, так и за границей. Его неугасимая страсть к родине предков проявлялась и в убранстве дома — чисто выбеленные потолки, голые синие стены, печь, облицованная желтыми изразцами, на полу — пестрые коврики, как в русском деревенском доме. Слева от гостиной находился кабинет, отделанный ореховыми панелями и украшенный вазами из синего хрусталя — произведениями императорских заводов в Санкт-Петербурге. Мебель — «ар-деко»[3] и восемнадцатого века, при всей своей эклектике, как ни странно, радовала глаз.

Взяв маленькую ручку Дейзи в свою огромную ладонь, жених надел ей на палец обручальное кольцо. Она поежилась, ощутив его поистине первобытную силу при этом невинном прикосновении.

— Надевая это кольцо, я заключаю с тобой брак, — произнес он суровым, не допускающим возражений голосом.

Дейзи смущенно уставилась на простое плоское золотое кольцо, появившееся на ее среднем пальце. Ну вот, она вступила в брак, как издевательски говорила Лейни, уступила «буржуазным фантазиям на темы любви и брака», но такой брак не мог бы присниться Дейзи даже в страшном сне.

— …властью, предоставленной мне штатом Нью-Йорк, я объявляю вас мужем и женой.

Дейзи внутренне напряглась, ожидая, что сейчас судья Райнсетлер предложит новобрачным поцеловаться. Но судья Промолчал, и Дейзи поняла, что это отец просил его не следовать церемонии во всем, щадя чувства дочери и не желая, чтобы она против воли целовала этот сжатый, неулыбчивый рот. Да, в этом весь отец — всегда помнит о деталях, о которых забывают другие. Дейзи скорее бы умерла, чем призналась в этом, но она, сколько помнила себя, втайне стремилась походить на отца и все время терпела неудачу — не могла разобраться с главными событиями в своей жизни, где уж тут думать о мелочах и деталях.

Жалеть себя было не в натуре Дейзи, поэтому она, тряхнув головой, быстро отогнала мрачные мысли, когда к ней подошел отец и прикоснулся прохладной щекой к щеке дочери. Она ожидала, что он произнесет какие-то прочувствованные слова, но нисколько не удивилась, когда отец ничего не сказал. Дейзи даже удалось сохранить невозмутимый вид, после того; как он отошел от нее.

Макс отвел своего таинственного зятя к окну, где к ним присоединился судья Райнсетлер. Троица говорила о чем-то, глядя на Центральный парк. Кроме них, на церемонии присутствовали шофер, который теперь тактично удалился, и жена отца — Амелия, крашеная блондинка, которая говорила сквозь зубы, растягивая слова:

— Примите мои поздравления, дорогая. Какая вы с Александром чудесная пара. Они прекрасно смотрятся вдвоем, не правда ли, Макс?

Не дождавшись ответа, Амелия обняла новобрачных, обдав их терпким запахом дорогих духов.

Амелия вела себя так, словно души не чаяла в незаконнорожденной дочери своего мужа, и хотя Дейзи прекрасно знала истинную цену ее чувствам, она ценила старания мачехи. Ведь, право же, нелегко иметь дело с живым свидетелем единственного безответственного поступка, который ее Макс совершил, к тому же ни много ни мало двадцать шесть лет назад.

— Не могу понять, дорогая, почему ты так настаивала на том, чтобы надеть это платье. Оно хорошо для клубной вечеринки с танцами, но едва ли подходит для свадебного торжества, — промолвила Амелия, критически разглядывая надетое на Дейзи блестящее платье, заканчивающееся фестонами на добрых восемь дюймов над коленями.

— Но оно почти белое…

— Золотисто-белое это еще не белое, моя дорогая. К тому же оно слишком короткое.

— Зато посмотрите, какой традиционный жакет, — сказала Дейзи, оглаживая борта жакета золотистого цвета, полы которого едва доходили до бедер.

— Жакет не очень-то подходит к платью. Почему было не последовать традиции и не надеть длинное белое платье? Или выбрать более спокойный костюм?

Дейзи не считала предстоящий брак настоящим, поэтому ей казалось, что чем больше она уступит традиции, тем больше нарушит то, что должно быть свято. Она даже вынула из волос гардению, которую прикрепила мачеха. Впрочем, перед самой церемонией она сумела снова приколоть цветок к прическе Дейзи.

Не понравились Амелии и золотые, с металлическим блеском туфли, похожие на сандалии римских гладиаторов, но на четырехдюймовом каблуке, — Дейзи надела именно их, хотя в них было страшно неудобно. Во всяком случае, это не традиционные шелковые туфельки.

— Не очень-то счастливый вид у твоего жениха, — прошептала Амелия на ухо падчерице. — Впрочем, я не удивлена. Постарайся не наговорить ему глупостей хотя бы в первые часы после свадьбы — забудь о своей отвратительной привычке сначала говорить, а потом думать.

Дейзи с трудом подавила вздох. Амелия никогда не говорила то, что на самом деле думала: видно антагонизму мачехи и падчерицы не будет конца. Дейзи не умела лицемерить — возможно, потому, что видела, как всю жизнь притворяются ее родители.

Украдкой она посмотрела на своего новоиспеченного мужа, и ей вдруг стало интересно, сколько папаша заплатил за этот брак. Она попыталась представить себе, как именно происходила сделка. Как расплачивался отец — наличными или чеком? «Простите, дорогой Александр Марков, не возьмете ли вы карточку с аккредитивом „Америкэн экспресс“?» Видя, как ее муж отказывается взять с подноса мимозу, присланную из магазина Минь Суня, она старалась угадать, о чем он думает.


Когда же наконец можно будет увести отсюда эту маленькую капризницу? Алекс Марков взглянул на часы. Жду еще пять минут, решил он. Алекс злорадно смотрел, как перед Дейзи остановился слуга, предлагая напитки с подноса. «Ловите момент, леди, радуйтесь напоследок. Не скоро сможете еще наслаждаться», — думал он.

Пока Макс показывал судье старинный русский самовар, Алекс открыто рассматривал ножки своей жены, опрометчиво предоставившей всем желающим любоваться ими. Ноги были стройными и одновременно женственными. Интересно, остальное, едва прикрытое жакетом, столь же соблазнительно? Однако никакие женские прелести не заставили бы Алекса решиться на этот брак.

Он вспомнил последний перед свадьбой откровенный разговор с отцом Дейзи.

— Она плохо образованна, поверхностна и безответственна, — объявил Алексу Макс Петров. — Мать оказала на нее пагубное влияние. Не верю, что Дейзи способна на что-нибудь стоящее. Она все принимает как должное, но это не ее вина: Лейни до самой своей смерти держала ее на коротком поводке. Слава Богу, Дейзи не было на яхте, когда вспыхнул пожар. Моя дочь нуждается в твердой руке, иначе вы с ней сойдете с ума, дорогой Алекс.

Пока все, что видел Алекс в Дейзи Девро, подтверждало слова Макса. Между полными противоположностями — Лейни Девро — британской манекенщицей, блиставшей лет тридцать назад, и молодым Максом Петровым, только начинавшим свою головокружительную дипломатическую карьеру, завязалась любовная интрига, в результате которой появилась Дейзи.

Своим хорошо поставленным голосом Макс рассказал Алексу, что, узнав о неожиданной беременности Лейни, он предложил жениться на ней, но она отказалась. Тем не менее дипломат пообещал, что не оставит на произвол судьбы свою незаконнорожденную дочь. Лейни же не остепенилась до конца жизни.

Факты, однако, говорили о другом. С закатом карьеры манекенщицы Лейни стала профессиональной девушкой на вечеринках и постоянной гостьей во многих домах. И где бы ни появлялась Лейни, с ней всюду видели маленькую Дейзи. Но Лейни по крайней мере сумела сделать неплохую карьеру, а Дейзи, похоже, не собиралась ударить палец о палец, чтобы чего-то добиться.

Присмотревшись к, невесте, Алекс заметил в ней большое сходство с покойной матерью: черные, цвета воронова крыла волосы и необычайно белая кожа, которая бывает у женщин, проводящих большую часть времени в помещении. Поражала глубокая синева глаз Дейзи — они были почти фиолетовые, как придорожные фиалки. Однако в росте Дейзи уступала Лейни — и по мнению Алекса, была слишком субтильна, — а в лице не хватало материнской решительности. По старым газетным фотографиям Алекс помнил волевой, почти мужской профиль Лейни Девро — у Дейзи же линия носа страдала некоей незавершенностью, а рот был слишком мягким, что придавало лицу глуповатое выражение.

Если верить Максу, Лейни была хороша с виду, но на деле глупа как пробка. Эту черту маленькое легкомысленное создание, стоящее сейчас у противоположной стены, кажется, унаследовало сполна. Она, конечно, не была потаскушкой, все-таки получила хорошее воспитание, но, как полагал Алекс, могла бы стать идеальной игрушкой для пресыщенного жизнью состоятельного человека.

Алекс всегда был очень разборчив в женщинах и, глядя на хрупкую фигуру новобрачной, думал, что эта женщина совсем не в его вкусе. Он предпочитал других, имевших большие достоинства, чем длинные ноги. Марков любил в своих любовницах ум, интеллигентность, независимость и способность не только брать, но и отдавать. Он предпочитал женщин, которые умели от души ругаться, и терпеть не мог тех, кто ныл и дулся. Эта девочка, его теперешняя жена, уже была ему отвратительна — Алекс стиснул зубы.