Она смахнула невидимое пятнышко пыли со своего халата, пытаясь восстановить пострадавшее достоинство.

— Вам повезло, что не пришлось переступать через мое выпотрошенное тело по пути к завтраку. Конечно, судя по словам вашего друга маркиза, у вас не будет никакой проблемы найти себе другую жену, мне на замену.

— Да, но где бы я нашел еще одну такую интриганку?

Казалось, Стерлинг полон решимости держать между ними барьер, даже если это были всего лишь его мускулистые руки, скрещенные на голой груди. Вспомнив солено-сладкий вкус его кожи, Лаура ощутила, как у нее пересыхает во рту. Она опустила глаза, но тут же пожалела об этом. Две верхние пуговицы на его брюках были расстегнуты и открывали треугольник кожи, чуть более бледной по цвету, чем его грудь.

Проследив за направлением ее взгляда, Стерлинг резко отвернулся, чтобы подцепить два толстых куска свинины со своего нетронутого ужина. Он дал псам по куску, нежно почесав при этом каждого за ушами. Собаки вместе со своими дарами умчались обратно в темноту портретной галереи, и Стерлинг закрыл за ними дверь.

— А что бы вы дали им, если бы они принесли одно из моих ребер? — спросила Лаура. — Седло барашка?

Он прислонился спиной к двери.

— Несмотря на свою внешность, они совершенно беззлобны. Разве что зализать могут до смерти. — И хотя от его провоцирующих слов по телу Лауры прошла дрожь осознания, сумрачное лицо Стерлинга ничуть не изменилось.

Чтобы избежать его взгляда, Лаура повернулась и оглядела комнату. Покои герцога были еще роскошнее, чем ее собственные. Массивная кровать была точно такой же, как у нее, но балдахин был из темно-синего бархата и собирался по углам золотыми шнурами. И хотя волосы Стерлинга были взъерошены, а веки отяжелели, постель оставалась нетронутой.

— Значит, это ваши покои, — пробормотала она, разглядывая потрескивающий огонь под каминной решеткой из черного мрамора, куполообразное окно из витражного стекла, опорные колонны, вырезанные из яшмы, и высокое позолоченное зеркало, стоящее около изножья кровати.

— Это покои моего дяди, — ровно сказал Стерлинг. И в ответ на ее удивленный взгляд добавил: — Диана жила в Девонбрук Холле в полном одиночестве с тех пор, как он умер шесть лет назад. Я был в армии больше десяти лет. А в тех случаях, когда все-таки приезжал в Лондон, предпочитал останавливаться у Тейна.

Лаура отважилась на робкую улыбку.

— Полагаю, вы служили не в пехоте, не так ли?

— Я был офицером, — мягко ответил тот.

Лаура с трудом подавила желание вытянуться в струнку и отдать ему честь.

— Вот почему вы так привыкли, что все окружающие дерутся за право исполнять ваши приказы.

— Все, кроме вас, конечно. — Он шагнул к столу и плеснул себе в бокал янтарную жидкость.

Она была неправа насчет бренди. Это был его главный напиток сегодня вечером. Вероятно, ему требуется чем-то взбодриться, раз она сидит прямо у него перед глазами.

Он сел задом наперед на изящный чиппендейловский стул и махнул бокалом в ее направлении.

— Не хотите объяснить, что заставило вас бродить глубокой ночью по этому старому и замшелому склепу?

Лаура опустилась на изогнутую кушетку напротив него. Подушки на единственном краю диванчика были еще теплыми, как будто кто-то только что спал на них.

— Я потерялась.

— Тогда примите мои искренние соболезнования. — Он глотнул алкоголь. — Я часто терялся в этом доме, когда был ребенком. Однажды даже оказался в комнате для солнечных ванн посреди ночи, сражаясь не на жизнь, а на смерть с виноградной лозой. Следующим утром Диана нашла меня крепко спящим на полу, с лозой обвитой вокруг шеи.

И хотя в его тоне не было и следа жалости к себе, у Лауры заныло сердце от представившейся картины.

— Если бы ваш дядя был еще жив, я бы ни за что не осмелилась выйти из своей комнаты. — Она передернулась. — Собаки даже близко так не пугают, как его портрет.

— На нем еще очень лестное сходство. Я всегда говорил, что, должно быть, он приплатил художнику, чтобы тот убрал рожки и хвост и нарисовал его с тростью в руке вместо обычных вил.

— Из этого я заключаю, что вы с ним не были близки.

— О, мы были, примерно, как сошедшиеся в смертном бою.

— Но он умер. А вы остались живы. Значит, именно вы победитель.

Стерлинг поболтал бренди в бокале, его глаза затуманились.

— Иногда я уже не так в этом уверен. — Его взгляд стал резче, он сосредоточился на ней. — Вы так и не ответили на мой вопрос. Что заставило вас идти сюда? В мою спальню.

И что ей на это отвечать? Что она тоскует по дому? Чувствует себя одинокой? Злится, что он бросил ее в первую брачную ночь?

Он склонил голову к плечу.

— Ну же, дорогая. Я так и вижу, как в твоей маленькой головке плетутся кружева очаровательной выдумки. Так почему бы тебе не сказать правду? Уверен, что с практикой это перестанет быть таким болезненным.

Лаура выпрямилась и пристально посмотрела на него.

— Отлично. Я устала ждать, когда же вы соизволите придти ко мне в постель, и решила поискать вашу.

Стерлинг в этот момент как раз пил бренди, и Лаура почувствовала себя отомщенной, когда он им подавился. Он поставил бокал на ковер около кресла и вытер навернувшиеся на глаза слезы.

— Пожалуйста, продолжайте. Я нахожу вашу искренность очень освежающей.

— Ну, традиционно муж приходит к жене в первую брачную ночь. Я, конечно, понимаю, что это не совсем честно. Учитывая нетрадиционные обстоятельства нашего … гм, ухаживания, думаю, я не имею права ждать, что у нас будет традиционный брак.

— О, думаю, на самом деле вы найдете его как раз очень традиционным. Особенно по сравнению с теми, что привычны в социальных кругах, где мы будем вращаться.

Она нахмурилась.

— Как это?

Он пожал плечами.

— Природа брака сама по себе подразумевает, что самый успешный брак — тот, который основан на удовлетворении нужд.

Лицо Лауры прояснилось. Вот сейчас они хоть к чему-то пришли. В этот момент ей нужнее всего было оказаться в его объятиях.

Стерлинг оперся скрещенными руками о спинку стула.

— Титулованный джентльмен, отец которого давно растратил семейное состояние, женится на дочери богатого торговца, чтобы пополнить свою мошну. Молодая особа, пристрастившаяся к карточной игре, ищет в мужья джентльмена, чтобы и впредь потакать своим привычкам. Второй или третий сын сватается к молодой женщине благородного происхождения, которой как раз случилось обзавестись щедрым приданым.

Улыбка Лауры увяла.

— Но что насчет привязанности? Преданности? Желания? — Она прикусила еще одно слово, которое очень хотелось произнести.

Стерлинг покачал головой, его лицо стало почти жалостливым.

— Большинство леди и джентльменов, с которыми я знаком, предпочитают искать эти удовольствия за пределами границ брака.

Какой-то краткий момент Лаура сидела молча, потом встала и подошла к камину. Глядя в гипнотизирующие языки пламени, она сказала, тщательно выбирая слова:

— Итак, вы женились на мне просто потому, что вам необходим наследник, а у меня есть возможность предоставить его вам. И сейчас, когда вы исполнили свои обязанности, остается только выяснить, исполнила ли я свои.

— Думаю, это достаточно честно.

Лаура развязала пояс халата, одновременно поворачиваясь лицом к Стерлингу. Секундой позже халат соскользнул с ее плеч и растекся маленькой лужицей на согретом мраморе пола.

Стерлинг замер и закостенел, в его глазах плясали языки пламени. Лаура почти что видела в них свое отражение. Почти видела, как свет пламени превращает шелк ее ночной рубашки в поблескивающую вуаль, которая только подчеркивает длинные, стройные ноги, розовые выпуклости сосков и почти неуловимую тень внизу живота.

Она мягко подошла к нему. У нее было очень мало опыта игры в соблазнительницу, но сейчас она не играла. Она была убийственно серьезна.

— Поскольку нам еще только предстоит выяснить, привели ли к успеху ваши усилия, мой лорд, думаю, даже в вашем социальном кругу нашлись бы люди, которые бы сочли, что вы были не слишком усердны.

Она подошла еще ближе, и Стерлинг поднялся на ноги. Его осторожность осталась единственным барьером между ними.

— Лаура, вы думаете, что делаете?

— Просто выполняю свои обязанности, — прошептала она, обвивая рукой его шею и притягивая его губы к своим.

Их дыхание смешалось с мучительными ударами сердца, и Стерлинг издал горловой стон. И между ними не стало никаких барьеров. Остался только его язык, хозяйничающий в сладости ее рта, его руки с силой обнимающие ее, и его тело, каждым изгибом и впадиной прилегающее к ее телу так, словно большую часть жизни он провел, запоминая их расположение. Когда Лаура ощутила, как он прижимается к мягкости ее живота, она поняла, почему он так старался держать ее на расстоянии вытянутой руки. Почему он настаивал, чтобы ее разместили в покоях на другой стороне земного шара. Его сердце так и не простило ее за обман, но тело слишком стремилось предложить ей прощение.

И все остальное, что она захотела бы принять.

И хотя именно она должна была исполнять епитимию, именно Стерлинг упал на колени к ее ногам. Лаура откинула голову, поскольку обжигающий жар его рта накрыл ее сосок через шелк ночной рубашки. Он стал сосать этот чувствительный бутон, а затем нежно подул на прилипающий шелк. Когда он перенес свое изысканное внимание на другую грудь, в теле Лауры запульсировало удовольствие, похожее на прикосновение к нервам бархатистой жидкости, и у нее подогнулись колени. Но Стерлинг был рядом, он поймал ее, не дал упасть. Обхватил ее мягкие ягодицы своими сильными руками. Опустил голову, на этот раз прижимаясь губами к темному треугольнику под шелковой тканью, что казалось шокирующим и привлекательным настолько, что невозможно было сопротивляться. Его язык сквозь влажную ткань пробовал на вкус ее тело, и она закричала, называя его по имени и сама едва узнавая собственный голос.

Когда Стерлинг поднял ее на руки и понес к кровати, Лаура схватилась за его плечи. Она думала, что он положит ее на постель, но он сунул руки ей под рубашку и подтащил за бедра к самому краю кровати. Он медленно задрал шелковую ткань, оставляя Лауру совершенно обнаженной и беззащитной. Но вместо смущения или испуга, Лаура только приободрилась. Он был ее мужем, и не было ничего запретного или греховного в том, что он хотел сделать с ней. Или в том, что хотела сделать она с ним.

Он был похож не на дьявола, а на языческого бога, стоящего между ее ног при свете камина, его поблескивающие глаза подернулись поволокой желания. А она сама слишком жаждала предложить себя в жертвы на алтарь его удовольствия. Но когда он снова упал на колени и прижался губами к тонким завиткам внизу ее живота, она поняла, теперь уже видя все в истинном свете и содрогнувшись от внезапной волны удовольствия, что сама является алтарем, и это ее удовольствия он хотел. И знал, где его найти.

Лаура выгнулась дугой на постели, когда обжигающее пламя его языка стало лизать ее все выше и выше. Может, он и был дьяволом, но его искусные губы давали ей ощутить вкус самих небес. Она извивалась, постанывала и тянула его за волосы, пока особенно дьявольский толчок его языка не заставил ее оказаться в настоящем раю. Стерлинг не попытался приглушить ее крик, напротив, он вызывал его снова и снова, просунув свои длинные, аристократические пальцы глубоко в ее тело.

Когда он поднялся на ноги, Лаура могла только смотреть на него снизу вверх. Потрясенная, ослабевшая и пресыщенная, и с до сих пор частым от желания дыханием. Она удивила и себя и его, первой начав расстегивать пуговицы на его брюках. Его напряженное мужское достоинство рывком вышло на свободу из кущи завитков цвета меда, снова изумив ее.

— Я знаю, что в моей комнате вчера было темно, но ведь ты не можешь предполагать?.. — Она покачала головой и недоверчиво моргнула. — У меня, конечно же, не могло быть… я не могла этого делать…

— Вы совершенно точно делали. И весьма умело, могу добавить. — Он судорожно втянул сквозь зубы воздух, когда ее пальцы прошлись по всей длине. — Но если вы не верите мне, думаю, есть только один способ вам это доказать.

И подкрепив свои слова действием, он обхватил руками ее ягодицы и приподнял так, чтобы они вдвоем могли видеть, как каждый дюйм его мужского естества погружается в нее. У Лауры перехватило дыхание, когда он заполнил ее до краев, сладкое томление прошлой ночи сделало ее очень чувствительной к каждому его движению. Она даже чувствовала, как ее сердце стало биться в такт с первобытной пульсацией в том месте, где соединялись их тела. Благопристойность требовала, чтобы она закрыла глаза, но она не могла отвести взгляда от его прекрасного лица, сейчас напряженного от желания и посеребренного блестящими капельками пота.