Элоиза Джеймс - Поцелуй герцога

— За что? Не могу этого понять, Джорджи, милая. По сравнению с тобой я всегда была бесцеремонной дурой, хотя обещаю с сегодняшнего дня вести себя высокомерно, как все в этой семье. Зачем ты вообще смотрела на нас с Джастином?

— Потому что он тоже смотрел.

Оливия откашлялась.

— Он — это герцог?

— Да. — Джорджиана нервно сжимала пальцы. — Когда ты смеешься, он смотрит на тебя. Каждый раз. Я не могла не заметить.

— Прости, Джорджи. Наверное, это все мой глупый безудержный смех, как говорит мама. Он ее тоже раздражал. Завтра я буду вести себя лучше, обещаю. — Оливию охватил стыд, но она к этому уже привыкла. — Я не знала, что вызвала у всех такой ужас.

— Ты не понимаешь. — Джорджиана смотрела на свои сплетенные пальцы. — Ты сидишь в конце стола, но мы все смотрим на тебя. Я чувствовала себя бумажной куклой.

Оливия нахмурилась.

— О чем ты?

— Бледная. — Джорджиана замолчала, а потом добавила. — Хрупкая и бессильная.

— Но это же нелепо! Скажи, что ты хочешь от меня, и я это сделаю. Мне нельзя шутить. Что еще я делаю не так?

— Ты меня не понимаешь. Когда ты смеешься, смеются все.

— Ты, наверное, сошла с ума. Когда это ты видела, чтобы герцогиня улыбнулась, не говоря уже о смехе? А что до твоего герцога, то у Сконса может быть много достоинств, но только вот чувство юмора к ним не относится.

Джорджиана покачала головой.

— Герцог умеет смеяться. Просто он довольно сдержан. Но когда смеешься ты, я вижу, как меняется его взгляд.

— Чушь, — спокойно возразила Оливия, притворившись, будто она этого сама не заметила.

Джорджиана потянула ее за прядь волос.

— У тебя прекрасный смех, Оливия. Когда я смотрела на маму с папой, мне всегда становилось грустно. Они были так поглощены воспитанием из тебя герцогини, что никогда не смеялись вместе с тобой.

На глазах Оливии выступили слезы.

— Джорджи, никогда не слышала от тебя ничего более приятного.

— В твоем смехе столько радости. Именно по этой причине Сконс очарован тобой.

Оливия ощутила сожаление. Она поднялась на ноги и налила себе чай. Ее руки чуть заметно дрожали.

— Это неправда, Джорджи. Ты не должна говорить таких глупостей. Я хохотала, как гиена, и бедняга, наверное, не слышал собственных слов. — Оливия рассеянно положила в чашку три ложки сахара.

— Мужчин не интересуют грубые шутки, Джорджи.

— Наверное. Но всем видно, что ты ему нравишься.

— Я громкая толстая женщина, обрученная с другим человеком, — спокойно ответила Оливия. — Ты неправильно истолковала его внимание, потому что любишь меня.

— Ты не толстая! Ты как персик, помнишь, я тебе говорила?

— Мне все равно. Ты прекрасна и стройна, а я нет. Но Руперту это безразлично.

Джорджиана собралась было спорить, но Оливия подняла руку.

— Твоя фантазия слишком разыгралась оттого, что герцог пару раз глянул в мою сторону. С этой минуты я буду вести себя невероятно заносчиво и напыщенно, так что аристократический дух за нашим столом ничто не потревожит.

Джорджиана нехотя улыбнулась.

— Наверное, ты права. Бедняга ведь потерял жену и сына и, видимо, забыл, как веселиться, если когда-то и умел. Поэтому он и смотрит на тебя, когда ты смеешься.

Оливия молча кивнула. Какая-то упрямая и глупая частица ее души хотела кричать, что Куин принадлежит только ей. Но это ведь нелепо. Она прекрасно знала, что не может покинуть Руперта. К тому же Куин был единственным шансом ее милой сестры занять подобающее положение в обществе.

— Что ты завтра наденешь на бал?

— Думаю, голубое шелковое платье с кружевами «шантильи».

— Ах вот как! В ход пойдет серьезное оружие, — поддразнила сестру Оливия.

— У меня странное чувство, что мать Сконса хочет устроить этот бал в качестве испытания. Разве не удивительно? Она постоянно допрашивает меня и Алтею, словно сравнивает наши ответы с заранее ею одобренными.

Оливия пожала плечами:

— В таком случае ты победишь. В детстве мы только и делали, что проходили разные испытания.

Джорджиана изогнула бровь:

— Ты, правда, так думаешь? И не пожимай плечами!

— Да.

— Кажется, я тебя понимаю.

— Все, за что нас ругали или хвалили, сводилось к одной цели. Сделать из нас герцогинь.

— Понимаю, почему тебе обидно.

— Правда?

— Потому что ты ни разу не прошла ни одного испытания! — крикнула Джорджиана, разразилась смехом и принялась носиться вокруг дивана, убегая от Оливии, которая бегала за ней, размахивая салфеткой.

Когда вдовствующая герцогиня Сконс устраивала бал, пусть и небольшой, у всех знатных семей в радиусе сорока миль тут же менялись планы. Ни один мелкопоместный дворянин, а тем более человек статусом выше не мог пропустить такое событие, если, конечно, ему не надо было присутствовать на похоронах матери.

А для некоторых и это не было бы достаточным оправданием.

Бал у Сконсов не отличался ничем особенным. Ее светлость никогда не заказывала двести лимонных деревьев, сгибающихся под тяжестью плодов, не усыпала зал орхидеями и даже не заказывала особое фруктовое мороженое у Гантера.

Наоборот, она строго придерживалась заведенного еще до нее порядка: кто-то из предков дважды приглашал на бал самого короля Генриха VIII, каждый раз с разными женами, а другой трижды принимал королеву Елизавету.

Зато зал, где устраивались танцы, был вымыт и вычищен до блеска, нанят маленький оркестр, заказано достаточное количество блюд, а из погребов принесли множество бутылок превосходного вина.

Герцогиня считала, что все остальное сложится само по себе, и так всегда и происходило. Ибо не было ничего более жалкого, чем взволнованная хозяйка дома.

Как обычно, в начале вечера герцогиня сидела во главе стола, куда пригласили гостей, собиравшихся остаться на ночь в Литтлборн-Мэноре, поскольку им пришлось преодолеть большой путь. После ужина их попросили перейти в музыкальную комнату. До бала оставалось совсем немного, и ее светлость сочла, что сейчас самое время подвергнуть обеих кандидаток очередному испытанию.

Поэтому она обратилась к гостям. Правда, это больше походило на приказ, нежели на приглашение.

— Полагаю, мы будем признательны, если юные леди немного развлекут нас.

Леди Алтея и мисс Джорджиана немедленно встали, и их примеру тут же последовали обе мисс Барри. Они жили в другом конце графства, были из хорошей семьи, но не годились в жены герцогу, потому что, к несчастью, их двоюродный дедушка страдал алкоголизмом. Никогда не знаешь, проявится ли эта пагубная привычка в последующих поколениях. Ее светлость расположилась на диване лицом к инструментам и попросила свою приятельницу Мэри, леди Волтор, сесть рядом.

Мисс Барри оказались очень музыкальны и исполнили свой отрывок в унисон. Леди Алтея пела довольно мило. А мисс Джорджиана не только спела очень хорошо (отрывок из оперы и балладу), но и аккомпанировала себе на клавесине. Всем сразу стало ясно, что мисс Джорджиана Литтон станет достойной герцогиней Сконс. Старая герцогиня никогда не позволяла себе проявлять эмоции, но в глубине души понимала, что ее единственной слабостью был собственный сын. Страдания, испытанные им во время первого брака, были невыносимы.

— Ваша светлость?

Герцогиня подняла глаза и увидела склонившихся перед ней мисс Барри.

— Да?

— Ваша светлость, — прошептала одна из сестер, — вы позволите лорду Джастину исполнить что-нибудь для гостей?

Ее сестра сделала реверанс.

— Мы все с удовольствием бы послушали.

Герцогиня приподняла бровь. Да, она поступила правильно, вычеркнув Барри из списка потенциальных невест.

— Если лорд Джастин согласится, я не возражаю, — ответила она ледяным тоном.

Естественно, ее племянник не уловил намека, и вместо этого радостно подскочил к фортепиано. В совершенно неподобающей манере. Дамы могли петь и играть на музыкальных инструментах. Мужчины, занимающиеся пением, не говоря уже об игре, могли быть только профессионалами, с которыми не стоило иметь дела.

По мнению герцогини, поведение Джастина было неприемлемо. К примеру, сегодня вечером он облачился в лиловый наряд. Лиловые наряды можно было приравнять к пению: настоящий джентльмен так никогда бы не сделал. И вот теперь ее собственный племянник появился в костюме лилового цвета с серыми кружевами на манжетах, еще больше портившими его наряд. Единственное подходящее слово — вульгарно. Покойный герцог перевернулся бы в гробу, увидев подобный костюм на ком-то из членов его семьи, пусть тот и был наполовину французом.

И зачем все эти девицы сгрудились у фортепиано, словно рыбы вокруг хлебных крошек?

Герцогиня шикнула на леди Волтор, которая болтала о новом сорте роз, и обратила ее внимание на племянника и его поклонниц.

— Что он поет? — громко спросила Мэри. Она была глуховата. — На «Зеленые рукава» не похоже. Мне нравится эта песня. Скажи ему сыграть ее, Амариллис.

Герцогиня позволяла леди Волтор называть себя по имени лишь потому, что они были знакомы с двух лет.

— Я не могу ему просто сказать, но могу попросить.

— Не говори глупостей, Амариллис. Ты ему заплатила и можешь получить свои деньги назад. — Мэри всегда была чуть грубоватой, мягко говоря.

— Я не платила ему, — нехотя ответила герцогиня. — Он мой родственник.

— Я бы сказала, он выглядит броско. Он работает в цирке? На твоем месте я бы не приглашала в свой дом цирк.

Герцогиня лишь молча взглянула на Мэри.

— Не знаю, где ты откопала этого мальчишку, но мне он даже нравится. Хорошая песня. И приятное лицо. — Мэри развязно хихикнула. — Я не настолько стара, чтобы не заметить. Он почти похож на джентльмена, конечно, за исключением его наряда. Выглядит как обезьянка шарманщика.

Джастин был окружен пестрой толпой юных дам. С обеих сторон нависали девицы Барри, а за плечом стояла леди Алтея.

Герцогиня на мгновение прислушалась.

— Она была его солнцем, — ворковал Джастин. — Она была его землей.

Звучало довольно глупо и безобидно. И если герцогиня поспешила выдвинуть леди Алтею на роль возможной невесты герцога Сконса, та могла хотя бы вести себя достойно. По правде говоря, Алтея глупа и никогда не сделает Таркуина счастливым.

Джастин начал новую песню, что-то о любви. Любовь, по мнению герцогини, разрушительное, неприятное чувство. Посмотрите, что любовь сделала с Таркуином: почти сломала ему жизнь.

Герцогиня отвернулась, с радостью отметив, что мисс Джорджиана сидела напротив престарелой тетушки покойного герцога и тихо беседовала с ней. Она не проявляла желания присоединиться к толпе у фортепиано, и это указывало на ее здравый смысл.

А что же Таркуин?

Он сидел в углу и, кажется, наблюдал за сестрой мисс Литтон, которая напротив него беседовала с епископом Рамсгейтом. В тот вечер Оливия Литтон являла собой истинное воплощение будущей герцогини Кантервик, правда, вырез ее платья был несколько смелым.

Герцогиня прищурилась. Старый епископ, кажется, любовался полной мисс Литтон.

Но ее внимание привлекло выражение лица Таркуина. Где-то она уже видела такое и надеялась, что этого больше не повторится. Герцогиня даже не заметила, как привстала со стула.

Однако она заставила себя успокоиться и сесть.

Все не могло зайти слишком далеко. Вспоминая события прошедших дней, герцогиня поняла, что никаких отношений между ее сыном и мисс Литтон не существует. По крайней мере, для мисс Литтон. Это было важно. Она уже помолвлена с маркизом. И более того, кажется, верна этому несчастному идиоту.

К тому же сам герцог Кантервик намекнул, что, возможно, мисс Литтон уже носит под сердцем наследника.

Конечно, это не означало, что Оливия Литтон не бросила бы маркиза, будь у нее возможность поменять его на герцога.

Пальцы герцогини вцепились в подлокотники. Мисс Литтон почти наверняка была очередной Еванджелиной.

Возможно, беременна наследником, хотя мальчишке всего восемнадцать, и он не блещет умом. А теперь кокетничает с епископом. Неслыханно!

— У тебя такая уродливая собачонка, Амариллис, — заметила Мэри.

— У меня нет собаки! — Раздражение на мисс Литтон отразилось в голосе герцогини.

— Тогда чья она?

С дурным предчувствием герцогиня посмотрела туда, куда был направлен лорнет Мэри. Нелепая собачонка, принадлежащая мисс Литтон, — ее с трудом можно было назвать собакой из-за ее размеров и неряшливости, — сидела у самого подола платья герцогини. А ее ужасные лапы касались туфель. Опять!