Джорджиана сделала несколько шагов по коридору, но остановилась.

— Знаю, я говорила тебе, что он идеальный мужчина, Оливия, но все же это не так. Между нами нет никакой искры.

— Возможно, появится со временем? — с трудом выдавила Оливия.

— Я правда думала, что когда встречу идеального мужчину, то почувствую что-нибудь. Желание быть с ним. Страсть, любовь, назови, как хочешь. Сначала мне казалось, будто то же самое я испытываю к Сконсу. Мне нравится беседовать с ним. Но я не желаю называть его этим глупым именем — Куин.

— Тебе не нравится его имя?

— Похоже на название фрукта[3].

Оливия смотрела ей вслед, пытаясь подавить захлестнувшее ее чувство радости и облегчения.

— И даже если бы он не был похож на зебру, он все равно не смотрит на меня так, как на тебя, — бросила Джорджиана через плечо.

— Это неправда, — вяло возразила Оливия.

— Я не глупа! — воскликнула Джорджиана. — Возможно, я и хотела выйти замуж за Сконса, пока не узнала его получше. Но даже если бы я по-прежнему мечтала об этом, я не кость, которую ты можешь швырнуть ему лишь потому, что чувствуешь себя виноватой и отказываешься признать собственные чувства.

— Я и не считаю тебя костью!

Джорджиана пронзительно взглянула на сестру.

— Если он тебе нужен, Оливия Литтон, возьми его. Ради Бога, он ведь герцог! У тебя есть шанс осчастливить маму и самой стать счастливой. Скоро вернется Руперт, но вряд ли он станет умнее, чем прежде. Чего же ты ждешь?

— Я не могу предать Руперта, — слабым голосом произнесла Оливия.

— Ты предала бы его, если бы отдала Люси бродячему лудильщику. Не думаю, что Руперт будет горевать больше пяти минут, если ты откажешься стать его женой.

— Я боялась предать тебя, — с трудом произнесла Оливия.

Джорджиана ослепительно улыбнулась.

— Если бы герцог был мне нужен, я бы вызвала тебя на дуэль. На рапирах. На рассвете. Но я не стану этого делать.

Оливия крепко обняла Джорджиану, стараясь не смять ее прическу.

— Мы дадим тебе наследство, Джорджи. Ты это прекрасно знаешь.

— Да. — Когда они входили в зал, Джорджиана впервые за много лет выглядела по-настоящему счастливой. — Не забудь. Потому что я не собираюсь занимать твое место и выходить замуж за Руперта. Мне все еще не по себе при мысли о той сцене в библиотеке. Я лучше останусь старой девой. Если у меня будет достаточно книг для чтения, все будет хорошо.

— Ты можешь делать все, что пожелаешь, — сказала Оливия, и по ее телу пробежала волна жара. — Вполне достаточно одной жертвы на герцогский алтарь.

Джорджиана весело рассмеялась, и на них сразу обернулись два джентльмена.

— Если ты принесешь эту жертву, то мы все будем очень счастливы.

Щеки Оливии запылали.

— Знаю…

Джорджиана легко коснулась ее щеки.

— Ты этого заслуживаешь, ведь ты была так добра к Руперту. Знаешь, мы сможем найти ему жену. Не Алтею, но какую-нибудь добрую и понимающую девушку.

— Которая достаточно умна, чтобы управлять имением. Ты правда думаешь…

Джорджиана усмехнулась и взглянула в сторону.

— Боже мой, кажется, герцог танцует с Аннабел Тревельян. Вот уж она-то с радостью стала бы герцогиней.

Оливия резко повернулась, услышала смешок Джорджианы и увидела герцога, который с мрачным видом стоял у стены и глядел на танцующих.

— Он встал так, чтобы видеть тебя, — шепнула ей на ухо Джорджиана. — И если ты пройдешь в библиотеку, он последует за тобой.

— Я не посмею. — Сердце Оливии бешено колотилось.

— И это самая храбрая женщина? — укоризненно произнесла Джорджиана. — Женщина, которая вошла в кабинет отца с Рупертом, зная, что скоро должно произойти самое неприятное событие? Ты ведь смелая, Оливия.

Она глубоко вздохнула. В этот миг Куин повернул голову. Джорджиана была права: он искал Оливию.

Он любил ее. Или, скорее, она ему нравилась.

Почти ничего не видя, Оливия прошла в зал под смех Джорджианы. Взглянула на Куина, приглашая его следовать за собой.

Он выпрямился, и его глаза блеснули. Оливия пробиралась сквозь толпу гостей, останавливаясь, чтобы ответить на приветствия и отказываясь от предложений потанцевать. Это была игра, самая захватывающая игра, в какую она когда-либо играла.

Куин шел за ней. Оливия могла бы поспорить, что он не устоял перед ее взглядом. Власть опьяняла, кровь кипела, колени ослабели.

Оливия вошла в библиотеку.

В тихой комнате никого не было, кроме слуги. Герцогиня не хотела, чтобы гости уединялись, и поэтому в каждой комнате разместила слуг.

Оливия кивнула ему.

— Все хорошо, Робертс?

Узнав ее, слуга успокоился.

— Пока только три пары, — с улыбкой ответил он.

— Дай догадаюсь… Книга для пари на месте?

— В каждой комнате. По два пенса за комнату. Я сделал ставку, что эту попытаются использовать пять пар.

Дверь отворилась. Оливии не было нужды оборачиваться, сам воздух становился другим, когда герцог был рядом.

— Робертс. — От глубокого голоса Куина по ее спине пробежала дрожь. — Ее светлость ожидает вас.

Робертс был слишком хорошо вышколен, чтобы позволить себе выразить любопытство. Он поклонился и тихо вышел.

Оливия обернулась.

Куин был великолепен: широкие плечи, казавшиеся еще шире под темно-синим сюртуком из тончайшего сукна, подчеркивавшим зеленый цвет его глаз.

Выражение этих глаз заставило ее отступить.

— Куин! — вскрикнула Оливия, словно глупая тринадцатилетняя девчонка.

— Ты позвала меня, — прямо произнес он. — И я пришел, Оливия. Надеюсь, ты была серьезна, потому что я не смогу устоять перед тобой.

Она не знала, что сказать. Он был так красив — худой, сильный, мускулистый. Даже волосы у него необычные.

А она полная и непривлекательная.

В два шага он преодолел разделявшее их расстояние. Они были так близко, и от этого разница между ними становилась острее. Невероятно! Куин поднес руки Оливии к губам, и по ее спине снова пробежала дрожь.

— Я толстая, — выпалила она.

— Нет, ты самая прекрасная, чувственная женщина, какую я когда-либо видел. — Взгляд Куина медленно скользнул по ней. Все ее тело охватил огонь.

— Я хочу тебя, — произнес он. — Я хочу упасть на колени и боготворить твои бедра. — Он быстро провел рукой по изгибам ее тела — интимный жест, который может позволить себе мужчина лишь наедине со своей женой.

Но Оливия не вынесла бы, если позже он бы пожалел о содеянном, если бы в его глазах она вдруг увидела разочарование, как у своей матери. Она поспешно заговорила:

— Я не смогу стать хорошей герцогиней. Не думаю, что я по душе твоей матери. Она бы предпочла, чтобы ты женился на Джорджиане. Уверена, сама мысль о том, что ты можешь жениться на мне, приведет ее в ужас.

— И поэтому в моем имении есть отдельный дом. Я женюсь не на своей матери, а на тебе. — Взгляд серо-зеленых глаз Куина был таким… Оливия и представить не могла, чтобы мужчина так смотрел на нее.

— Я отпускаю грубые шутки. У герцогини не должно быть такого чувства юмора.

Его лицо было спокойным, но глаза смеялись.

— Я знаю одно такое стихотворение, которому научил меня мой кузен Перегрин, когда мы были детьми. «Раз у дамы возникла охота…»

Куин замолчал. Щеки Оливии порозовели.

— Посидеть на колючках осота… — тихо продолжила она.

— По правде говоря, я никогда этого не понимал. Но когда начинаешь объяснять подробно, стишок перестает быть смешным. Ты уверена, что хочешь быть с человеком, который любит неприличные шутки и к тому же всякий раз должен просить объяснить их?

— А ты уверен, что хочешь быть с женщиной, которая не разделяет твою любовь к науке? Боюсь…

— Чего, милая?

— Тебе будет со мной скучно. Я не могу рассуждать о природе света, а если ты начнешь рассказывать о математических функциях, я засну. Я не отличаюсь особым умом.

— Но ты разбираешься в чувствах, а я нет. Это не значит, что мой ум ничего не стоит. Нам нравятся разные вещи. Зачем мне докучать тебе математикой? Вместо этого ты можешь научить меня смеяться.

Оливия с трудом сдерживала слезы.

— Ты научишь наших детей неприличным стишкам? — спросил Куин.

Она задумалась.

— Возможно.

— Тогда сначала научи меня. Стыдно признать, но Альфи никогда не учил стихов.

Он обхватил ее за плечи, пальцы скользнули в ее волосы, играя с прядями.

— Знаешь, впервые после смерти Альфи я хочу говорить о нем. Я произнес его имя вслух и мне больше не кажется, будто я падаю в черную пропасть.

Оливия сглотнула.

— Возможно, мы назовем одного из наших детей этим злополучным именем, Альфинггон? — тихо произнес он. — Чтобы помнить о нем.

— Куин, — прошептала она. Они оба прекрасно знали ответ. — Как думаешь, сколько у нас будет детей?

— Много? — Он пристально смотрел ей в глаза. — Я всегда хотел, чтобы дом был полон детей, чтобы никто не чувствовал себя одиноким.

Сердце Оливии сжалось при мысли о будущих одиноких герцогах, Куине и Альфи.

— Поэтому ты и запускал воздушных змеев, чтобы Альфи не чувствовал себя одиноким?

— Еванджелина не хотела детей. Она была в ужасе от изменений, произошедших с ее телом. Хотя мне нравилось, как она выглядит.

— Правда?

— Мне казалось, она никогда не была более прекрасной, а она считала себя отвратительной. Целых два года не позволяла прикоснуться к ней и видеть ее обнаженной.

— Значит, она не всегда изменяла тебе?

— Всегда, — спокойно ответил Куин, словно они говорили о погоде. — К своим любовникам она относилась по-другому.

Уже в который раз Оливия подумала, что не следует высказывать вслух свое мнение об Еванджелине.

— Я не хочу говорить о бывшей жене. Предпочел бы вообще не упоминать ее имени.

— Ты уверен? По сравнению с тобой, Куин, я совершенно обычная.

Он с таким удивлением взглянул на нее, что Оливия не могла сомневаться в его искренности.

— О чем ты? Ты прекрасна, остроумна, и тебя все любят. Возможно, за исключением моей матери, но и она со временем привыкнет к тебе.

На глазах Оливии выступили слезы.

— Нет, — Куин заключил ее в объятия, — не надо слез. — Он принялся покрывать ее лицо нежными поцелуями.

Оливия прижалась к нему.

— Расскажешь, зачем ты все-таки пришла в эту комнату? — прошептал Куин. — Когда мы виделись час назад, ты готова была пожертвовать мной ради своей чести.

Оливия слабо засмеялась.

— Мне ужасно стыдно перед Рупертом. Но Джорджи говорит, мы сможем найти ему хорошую жену: добрую, понимающую и сильную.

— Значит, твоя сестра все поняла?

— Она сказала, между вами нет искры.

— Как я и говорил, — довольно произнес Куин. — Знаешь, твоя сестра станет талантливым ученым.

— Она очень одаренная и добьется успеха, как только мы купим ей все нужные книги. Отец никогда бы на это не пошел. Он считал чтение неподобающим занятием для леди, и мать соглашалась с ним.

Куин фыркнул.

Оливия прильнула к нему, растворяясь в его крепких объятиях, вдыхая его странный, пряный мужественный запах, чувствуя его прикосновение, без слов говорившее, как он ее желает, как мечтает покрывать поцелуями ее грудь, живот и бедра.

— Мне немного жаль, что я похитил тебя у Монтсуррея. Нет ничего благородного в том, чтобы отбить невесту у человека, который защищает родную страну.

Оливия прижалась к нему, наслаждаясь теплом.

— Руперт не сразу начал дышать после рождения. Он никогда не станет тем, кем мог бы стать.

— И все же он достойный человек, — просто ответил Куин. — Он служит своей стране и рискует жизнью, чтобы защитить Англию.

Несколько слезинок упали на сюртук Куина.

— Ты прав.

— Мы всегда будем его друзьями. — Это была своего рода клятва. — У него была ты, а теперь я забрал тебя, и никогда не забуду, от чего ему пришлось отказаться.

Оливия шмыгнула носом и взяла протянутый ей носовой платок.

— Руперт рассердился бы больше, если бы ты забрал Люси.

Куин рассмеялся.

— Правда! И Джорджи со мной согласится.

Он поднял ее голову и снова поцеловал мокрые глаза. Их губы сомкнулись. Руки Куина касались ее тела: властно, чуть грубовато.

Оливия прижималась к Куину, словно они были вместе всегда. Его поцелуй был нежным, но скрывал настойчивую просьбу, напор. Оливия обняла его за шею. Голова кружилась от его запаха, от его вкуса, чуть напоминавшего вкус шампанского и чего-то еще, свойственного лишь Куину.

Она чувствовала безумную радость и исступление. Куин коснулся ее щеки, запрокинул голову и страстно целовал.