Элоиза Джеймс - Поцелуй герцога

Это было так восхитительно, что Куину пришлось на минуту остановиться и заставить себя успокоиться.

Оливия — это все то, о чем он когда-либо мечтал.

Он не мог разрушить свою мечту.

— Куин, — пробормотала она, ловя воздух ртом. — Что это было?

Он кивнул, перекатился на бок и снова заставил себя успокоиться. Нет, он не прикоснется к ней.

— Твоя очередь, — сказала Оливия, глядя на него, словно храбрый солдат на отряд вооруженных воинов верхом на слонах.

Куин моментально успокоился и сел.

— Пора возвращаться домой, — произнес он, оглядываясь в поисках белья. Через несколько секунд он был уже в рубашке и брюках. — Мы должны вернуться, прежде чем проснутся слуги.

— Мои колени ослабли, — хрипло сказала Оливия.

— Поднимайся!

— Иди один. Я немного посплю и спущусь следом. — Оливия свернулась клубочком и натянула на себя одеяло. Ее глаза закрылись.

— Я не могу оставить тебя на дереве.

— Можешь. Иди в дом и завтракай с остальными. Я приду позже. Тогда никто не заподозрит, что мы всю ночь занимались нехорошими вещами на дереве, потому что если мы появимся вместе, именно так все и подумают. Знаю, я говорю так, словно люди только и делают, что прыгают по деревьям.

— Я не могу оставить тебя здесь, — терпеливо повторил Куин.

— Со мной ничего не случится. Это ты в прошлый раз свалился с дерева, а не я.

Куин присел на корточки.

— Оливия, проснись. Мы идем в дом, и я не смогу нести тебя на руках.

— Я слишком устала. И у меня все болит. Я не спущусь, пока не отдохну. Разбуди меня через несколько часов.

Это был приказ. Куин поднялся и поглядел на будущую герцогиню. Она казалась мирно спящей, подложила руку под щеку, великолепные растрепанные волосы разметались по одеялу. У нее не было даже подушки, но, видимо, ее это ничуть не беспокоило.

Куин, сам того не желая, усмехнулся: он был весь помятый и грязный, но давно не чувствовал себя таким счастливым.

Оливия приоткрыла один глаз.

— Принеси мне чай, когда вернешься.

— Как я уже объяснял, слуги не могут подниматься на дерево с подносами в руках… Минуточку, мисс Литтон, вы просите герцога принести вам чай?

Она снова закрыла глаза, но он заметил на ее губах легкую улыбку. Оливия проверяла свою власть.

— Да, — спокойно произнесла она, — ведь в этом и заключается суть брака.

— В чем же?

— Делать другому приятное, чтобы и он поступал с тобой так же, — улыбнулась она.

И герцог принес ей чай. И пышки.

Вечером

— Не могу поверить, что ты это сделала! — Джорджиана смотрела на Оливию, словно на двухголового теленка на ярмарке. — Неудивительно, что ты не спустилась к завтраку.

— Я проспала. Правда, мы не всю ночь провели на открытом воздухе, — объяснила Оливия. — Это всего лишь маленький домик на дереве.

Джорджиана замолчала, но ее глаза смеялись.

— Просто не могу поверить. Никто не заставил бы меня залезть на дерево. Уверена, ты нашла единственного мужчину на свете, который любит лазить по деревьям.

— Удивительно, правда? — Оливия с трудом подбирала слова. — Он все, о чем я могла мечтать, если бы вообще умела мечтать.

Джорджиана покачала головой.

— Даже ты не могла бы вообразить мужчину, который любит спать на дереве.

— Знаю. — Оливия чувствовала, что радость распирает ее изнутри. — Как прошел завтрак?

— Нам надо присоединиться к остальным в гостиной, — вдруг вспомнила Джорджиана. — Ее светлость очень раздражена. Она явно подозревает, что ты пропустила завтрак по какой-то причине. Никто из гостей не уехал, и полагаю, кое-кто собирается остаться на неделю. Она была довольно резка с мистером Эпикуром Даппером — джентльменом, который питает слабость к накладным плечам.

Оливия фыркнула.

— Как низко пали сильные мира сего!

— Лорду Джастину доставляет удовольствие ее мучить. После второго завтрака молодые дамы упрашивали его спеть для них, и он пел французские песни!

— Он ведь наполовину француз, верно? — Оливия распахнула дверь спальни и пропустила Джорджиану вперед. — Почему бы ему не петь на родном языке?

— Оливия, тебе ведь прекрасно известно, что французские песни совсем не похожи на английские. Они кажутся неприличными, даже когда таковыми не являются.

— Ее раздражение вызвано отнюдь не желанием Джастина петь на родном языке.

Джорджиана остановилась на лестнице.

— Только не говори, что вчера ты снова сцепилась с ней.

— Ты должна радоваться, что не была тогда с нами. А то у тебя бы случилась двойная мигрень, если такое вообще возможно.

Оливия начала спускаться по лестнице, но Джорджиана схватила ее за руку.

— Пожалуйста, расскажи мне все.

— Помнишь, ты послала меня в библиотеку и сказала, что Куин последует за мной?

— Так и случилось. Я видела, как он шел за тобой следом, как лиса за цыпленком.

— Мы как раз кое-что прояснили к взаимному удовлетворению, когда в комнату вошла герцогиня. Она нам помешала, если ты понимаешь, о чем я.

— Что ты хочешь сказать?

— Не то, о чем ты думаешь, — со смехом перебила ее Оливия. — Мы просто целовались.

— Боже!

— Она ужасно рассердилась. Сказала, что я слишком толстая, чтобы выйти замуж за ее сына. — Оливия никогда не сможет забыть эти слова. — Очевидно, она считала меня хорошей парой Руперту, поскольку мои широкие бедра компенсируют его нехватку ума.

— Не могу поверить, чтобы герцогиня такое сказала! — ахнула Джорджиана. — Да, она может быть резкой, но грубой? А это похуже обыкновенной неучтивости, к тому же неправда.

— Уверяю тебя, она так сказала, но на самом деле не хотела этого. Она просто сердится, потому что у нее не будет такой замечательной снохи, как ты, и кто может ее винить?

— Ты очень добра, Оливия, но я разочарована. — Грудь Джорджианы вздымалась от негодования, и теперь она сама чуть походила на герцогиню. — Поразительно, как низко могла пасть эта знатная дама!

— Наверное, это мое влияние. Полагаю, обычно она белая и пушистая. Мое присутствие превращает ее в хищника.

— Не похоже на хищника. Это грубо и невежественно. — Джорджиана начала спускаться по лестнице. — Возможно, герцогиня и недовольна, но мама будет счастлива.

— Очень в этом сомневаюсь.

— Один герцог ничем не хуже другого.

— Как только она поймет, что ты отказываешься занять мое место… Даже думать не хочу. Не забывай, отец обещал выдать одну из дочерей замуж за Руперта. Правда, Джорджи, все могло быть и хуже. Ты отлично обучена.

— Ты не хочешь, чтобы я выходила замуж за Руперта. И я сама не хочу этого. Откровенно говоря, если ты всегда была хорошей дочерью, за исключением мелочей, этого нельзя сказать обо мне.

— Нет?

— Мама с папой ошибочно полагали, что раз я с легкостью выполняю все задания, которые они передо мной ставят, я послушная дочь. Но это не так. — Джорджиана спустилась с последней ступеньки и повернулась к Оливии.

— Джорджи! Ты… Да ведь это замечательно!

— Они также ошибочно считали тебя бунтовщицей, просто потому что ты рассказывала лимерики и вела себя заносчиво. Но это все вздор. Ты послушная дочь.

Оливия подошла к сестре.

— Думаю, я предпочла бы быть бунтовщицей. Иначе я выгляжу какой-то дурочкой.

— Герцога Сконса никогда бы не привлекла дурочка, — ухмыльнулась Джорджиана. — Он без ума от тебя. Я думала, он заявит о вашей помолвке за завтраком, но ему удалось сдержаться.

В эту минуту один из слуг, стоявших у входа, прошел вперед и распахнул величественные двери.

Оливия повернулась, решив, что это может быть Куин. Но тут же замерла на месте не в силах произнести ни слова. Человек в дверях определенно не был Куином.

Джорджиана не растерялась.

— Ваша светлость, — произнесла она, когда Клиз провел в дом герцога Кантервика. — Как приятно вас видеть.

— Это Руперт! — выпалила Оливия. — Что-то случилось с Рупертом.

— Нет! — Герцог повернулся к ней. — Дорогая моя, это самые лучшие вести!

Позднее Оливия говорила Джорджиане, что самые лучшие вести могли бы касаться ее беременности, чего быть просто не могло.

— Руперт превзошел себя! — прокричал герцог, светясь от счастья.

— Что?

— Увенчанный славой! — продолжал кричать Кантервик. — Граф Веллингтон упомянул его в депеше. Принц-регент намекнул, что ему могут воздать особые почести. Добрый вечер, мисс Джорджиана. Как у вас дела со Сконсом?

— Очень хорошо, спасибо, — с улыбкой ответила Джорджиана. — Я счастлива слышать эти новости, ваша светлость.

— Но не так, как я, — уже тише ответил герцог. — Счастлив… Нет, я даже не могу описать свои чувства. Сначала не мог поверить. Посланник Его величества повторил мне четыре раза. Потом я отправил человека в Дувр, чтобы он ожидал моего сына и привез его сюда, как только он сойдет на берег. Это может случиться в любой день. Приехал сюда, чтобы поделиться новостью. Я должен рассказать всем. — Герцог замолчал, подошел к Оливии, положил ей руки на плечи и по-отечески встряхнул. — Ты ошеломлена, как и все мы, дорогая моя. Но это правда. Вижу, у вас тут небольшой праздник. Замечательно! Я смогу со всеми поделиться.

Герцог увлек Оливию в гостиную. С улыбкой появилась герцогиня, Куин прервал беседу и повернулся к ним. Не успели они поздороваться, как Кантервик жестом призвал гостей к молчанию, словно был хозяином дома.

Он похож на актера, подумала Оливия, постепенно приходя в себя после поразительных вестей. Сначала она думала, что Руперт мертв, а оказалось…

— Как вы все знаете, мой сын, маркиз Монтсуррей, майор стрелкового полка, — громогласно начал герцог, покачиваясь на каблуках. — По какой-то причине полк высадился в Опорто, в Португалии. Очевидно, когда мой сын обнаружил эту ошибку, то собрал своих людей и повел их через всю страну в форт Бадахос.

В комнате царило восторженное молчание, и все взгляды были прикованы к герцогу. Кроме Куина: он неотрывно глядел Оливии в спину. Она чувствовала, как у нее по коже побежали мурашки.

— Уверен, вы все знаете, что Бадахос находился в осаде под командованием генерала Томаса Пиктона. Было предпринято много попыток подняться на бастионы, о чем подробно писали лондонские газеты, но все безуспешно. Но только до тех пор, пока не появился мой сын!

Оливия сомневалась, что герцог знал, насколько торжественно звучал при этом его голос.

— Он весь сияет, — прошептала Джорджиана. — Разве это не замечательно, Оливия? Замечательно для Руперта. Это изменит всю его жизнь.

Оливия кивнула.

— Генерал назвал полк Кантервика безнадежным предприятием. Так они называют кампанию, которая вряд ли увенчается успехом. Безнадежное предприятие! Мой сын! Пиктону пришлось проглотить свои слова.

— Полагаю, Пиктон не хотел, чтобы они взбирались на бастионы, — шепнула Оливия Джорджиане. — Приятно осознавать, что даже генерал не может остановить Руперта, стоит ему принять решение.

— Он и его солдаты взобрались на стены, хотя все другие попытки англичан провалились, — проревел герцог. — Удерживали их несколько дней, пока не вернулась пятая дивизия. Они сдались. Сдались и ушли, посчитав, что французы будут удерживать форт в Бадахосе. Но этого не случилось благодаря моему сыну!

Оливия не сдержалась и посмотрела направо. Куин глядел на нее, их взгляды встретились, и ей показалось, будто между ними разверзлась пропасть.

— Большинство французов отступили в Сан-Кристобаль и сдались, — все громче вещал герцог. — Маркиз повел своих солдат через бастионы, удерживал форт и захватил много французов. Удерживал! С сотней человек удерживал целый форт. — Герцог свирепо обвел глазами комнату. — Кое-кто шептался за спиной у моего сына. Надсмехался над ним. Больше этому не бывать! Поговаривают об ордене Бани[4]. Этой чести удостоились самое большее двадцать четыре человека. И вот теперь мой сын!

Последовала тишина, но вдруг все в комнате захлопали, и вот уже все гости приветствовали эту новость, кое-кто даже со слезами на глазах.

Герцог схватил Оливию за руку и подтащил ближе.

— Мисс Литтон верила в него, — произнес он, обводя всех свирепым взглядом. — Представляю вам невесту моего сына, будущую маркизу Монтсуррей.

Оливия чуть не споткнулась, но удержалась и одарила всех улыбкой. Аплодисменты стали громче, но тут же стихли, как только герцогиня Сконс величественно подошла к Кантервику. В полной тишине она сделала реверанс, и ее колени чуть слышно скрипнули.