Элоиза Джеймс - Поцелуй герцога

— Лучше бы я воспитала тебя крестьянином, — тихо ответила герцогиня.

— Ваша светлость. — Куин поклонился с глубочайшим уважением.

Герцогиня вскинула голову и медленно сделала реверанс.

— Я бы предпочла не гордиться сыном, который ввязывается в опасное предприятие, — сказала она. Ее глаза блестели от слез.

— Я возьму твое благословение с собой. — Куин отвечал не на ее слова, а на выражение в ее глазах. Этому он научился от Оливии. Если внимательно посмотреть в глаза, то станет ясно, что чувствуют люди.

Герцогиня повернулась и пошла вверх по лестнице, распрямив плечи и высоко подняв голову.

Прошло почти три часа с тех пор, как они покинули дуврский порт на шхуне «Греза» с маленькой каютой, едва поднимающейся над поверхностью воды. Оливия стояла у иллюминатора, глядя, как у носа черная вода беспокойно вздымается, словно хочет взобраться наверх.

— Значит, в бухте мы пересядем на лодку? — раздался голос Куина у нее за плечом. Он внимательно разглядывал карту французского побережья вместе с сержантом Групером, солдатом, который приехал за ними. Конечно, на самом деле Групер приехал за отцом Руперта.

Бедный Кантервик. Он лежал, словно мертвый. Оливия зашла к нему перед отъездом и сказала, что направляется во Францию, чтобы привезти Руперта домой. Возможно, он ее слышал.

— Да, — отозвался Групер. — Хижина вот здесь. — Его мясистый палец указал на одну из крошечных бухт. — Я запомнил название города: Визард. — Палец Групера снова скользнул по карте.

— Виссан, — поправил его Куин. — Кажется, это означает «белые пески».

Оливия поплотнее закуталась в плащ. Куин уже больше двух часов расспрашивал Групера, пытаясь подробнее узнать точный путь отряда Руперта вдоль французского берега. Они были в шлюпе, отчаянно пытаясь уйти от погони. Все шло нормально, пока состояние Руперта не ухудшилось, и они побоялись идти дальше.

— Он весь горит, — произнес Групер. — Бормочет что-то о зеленых лугах и тому подобном. И о леди, которая осталась дома.

Оливия повернулась и слабо улыбнулась сержанту.

— Могу я спросить, упоминал ли он имя Люси?

— Точно! Все время, пока мы шли вдоль побережья. Люси и Люси. — Он оглядел ее. — Ваше имя случайно не Люси, мэм?

— Нет, мистер Групер, Люси здесь. — Оливия указала на маленькую собачку, спящую в корзинке у ее ног.

Скан и вычитка Романтической библиотеки: http://romanticlib.org.ua

Кустистые брови Групера поползли наверх.

— Скажу вам, я впервые слышал, чтобы люди так переживали из-за собак.

Оливии не хотелось ничего объяснять про Руперта и его привязанность к Люси, поэтому она просто молча кивнула. Куин склонился над картой, заучивая наизусть мельчайшие изгибы побережья. Запахнутый плащ подчеркивал его широкие плечи, скулы выдавались больше обычного. Белая прядь упала на лоб.

— Меня сильнее всего беспокоит присутствие гарнизона в непосредственной близости от хижины. — Куин указал пальцем на место рядом с бухтой, где находился Руперт. — Вы не видели поблизости солдат на учениях?

— Я был там всего полчаса, — ответил Групер. — И не знаю, как вести себя у постели больного. Как только мы положили майора на соломенный тюфяк, я сразу отправился в Англию. У него было мало времени. — Групер покачал головой. — Всякий раз, закрывая глаза, вижу его отца, как он покачнулся и упал на пол. Следовало быть поаккуратнее с его светлостью. А я все выпалил как есть.

— Дело не в вас, — возразила Оливия. — Это ужасные новости подкосили его. Не важно, какие слова вы бы сказали, герцог вполне может потерять единственного сына, которого очень любит.

— Я понял. И могу вас уверить, все до единого солдаты в нашем отряде чувствуют то же самое. Они называли нас «безнадежным предприятием». Потому что никто не ожидал, что мы возьмемся за дело и… — Групер выпятил подбородок. — Знаете, с нами ведь никто не хотел связываться.

Оливия покачала головой.

— Те, кто вербует солдат, не хотели брать нас на службу, и мы постоянно оставались за бортом. Они считали меня слишком старым, хотя я знаю поле битвы лучше любого другого. Кто-то покалечился на войне, и им просто сказали идти домой.

Оливия сочувственно хмыкнула.

— Идти домой! И что дальше? Заняться вязанием? Разве можно велеть солдату идти домой только потому, что он потерял несколько пальцев или стал хромым?

— Но маркиз был с этим не согласен? — перебила Оливия.

— Сначала я тоже переживал. Ясно, что он думал иначе, чем другие. Но потом я понял. И как только это случилось, я последовал бы за ним повсюду.

Оливия улыбнулась.

— Даже на бастионы?

— Верно. Понимаете, другие отряды тоже пытались, они выступали посреди ночи, надеясь застать лягушатников врасплох. Но ничего не вышло. Майор сказал, что мы выступим днем. Кажется, он совсем не беспокоился, и мы тоже перестали волноваться.

— Указывает на прирожденного лидера, — заметил Куин. Он отодвинул карту в сторону и теперь стоял, опираясь на стол, и слушал.

Групер кивнул.

— К тому времени мы прошли всю Португалию и добрались до Бадахоса, и мы знали, что он отличный парень. Он нас слушал. Делился своими мыслями и не смотрел на нас свысока. — Групер помолчал. — У него были своеобразные мысли.

Мягко сказано, подумала Оливия.

— Итак, вы взяли форт.

— С легкостью. — Групер раздувался от гордости. — Лягушатники как раз ели. А когда они едят, это надолго.

Три блюда, четыре, пять. Каждый, даже самый простой солдат. Майор это знал. Видите ли, у него был французский учитель, и он знал, каковы эти французы. И он все нам объяснил.

Оливия улыбнулась. Ей было приятно думать, что к Руперту относились с уважением, а не с плохо скрытым презрением.

— Мы оглушили нескольких часовых, а потом просто взяли форт. И французских солдат мы не убивали, а прямо из-за обеденного стола переправили в Сан-Кристобаль. Майор не любит убийств, если только вам не надо спасать свою жизнь.

Оливия улыбнулась.

— Это в духе Руперта.

— Маркиз получил рану в бою? — спросил Куин.

Групер покачал головой.

— Это была чертовски неприятная случайность, простите мои слова, миледи. Мы удерживали форт уже три дня в ожидании, когда вернутся английские войска. Они не думали, что у нас есть шанс после того, как провалились все попытки. — Презрение в его голосе было красноречивее слов.

— Итак, мы благополучно удерживали этот форт. Все французы сидели за частоколом, но мы дали им одеяла и много еды. Майор сказал, что голодный француз будет сражаться, как загнанная в угол крыса. И верно, когда они почувствовали себя сытыми и довольными, они успокоились. Ни один не пытался сбежать.

— Но что тогда случилось? — спросила Оливия.

— Майор любил ночью прогуливаться по стене. Часовой наверху… — Групер откашлялся. — Он слышал, как майор читал вслух стихи. — Он с неохотой произнес последнее слово, будто признался в том, что Руперт курил опиум.

— Разве чтение стихов может быть опасно? — спросил Куин.

— Лично я не любитель стихов, — признался Групер, и по его тону стало ясно, что он приравнивает стихи к государственной измене. — Так вот, майор гулял по стене, смотрел на луну и свалился вниз.

— Он смотрел на луну?

— Мы нашли там листок бумаги со стихами о луне. Он сильно повредил голову при падении. Целый день он не приходил в себя, и мы решили, что он умер. Но потом он начал говорить о Люси, сначала мы подумали, она его жена. Так что решили переправить его в Англию. Доктор Веллингтона сказал, надо подождать, пока майор умрет, а потом переправить его тело.

— Я рада, что вы не стали ждать, — сказала Оливия.

— Майор был не таким, как другие командиры. Ему было не все равно. — Голос Групера погрубел. — Мы положили его на тележку и привезли на берег, а потом сели на шлюп и доставили его на северное побережье Франции. Мы бы отправились в Англию, но решили, что от качки на море ему станет только хуже. У него начинала болеть голова.

Оливия коснулась рукава Групера.

— Вы все сделали правильно. Возможно, его отец не успел этого сказать прежде, чем потерял сознание, но он очень благодарен вам, как и я.

Сержант посмотрел на свои руки и произнес:

— Знай мы, что Люси собака, мы бы вряд ли это сделали.

— Вот и хорошо, что вы не знали.

— Кажется, мы приближаемся к берегу, — вмешался Куин. — Оливия, оставайся здесь с сержантом Групером. — Видимо, он думал, что последнее слово за ним. — Капитан бросит якорь, я поплыву к хижине на лодке и заберу маркиза.

— Нет, — спокойно возразила Оливия, — я тоже пойду с тобой.

— Я так не думаю.

— Я проделала этот путь не для того, чтобы в безопасности отсиживаться в море. Если Руперт жив, возможно, ему будет тяжело находиться в лодке, как предполагали Групер и другие солдаты.

— Когда мы обсуждали эту возможность, то и понятия не имели, что в двух шагах от хижины находится французский гарнизон. Сомневаюсь, что Руперт и двое солдат, которые находятся рядом с ним, по-прежнему на свободе.

Оливия так сильно сжимала губы, что они начали дрожать.

— Да, Руперт не очень-то удачлив.

— Уверен, мы сможем вынудить французов отдать его тело, если заплатим им, — прямо сказал Куин. — Мы доставим его в Англию, и он будет похоронен с почестями, подобающими его рангу и деяниям. Но тебе не надо рисковать собой, Оливия. Я привезу Руперта домой. — В его голосе слышалась злость, и слова прозвучали как клятва.

Слезы подступили к глазам Оливии. У Руперта никогда не было защитника, кроме его отца. А теперь на его сторону встал этот величественный и непреклонный герцог. Оливия была уверена, что Куин никогда не позволит оскорбить своего бывшего соперника.

— Руперт был бы счастлив познакомиться с тобой, — дрожащим голосом произнесла Оливия. — И я буду с тобой в лодке.

— Нет.

— Если ты не позволишь сопровождать тебя, я все равно присоединюсь к тебе после того, как ударю беднягу Групера по голове и доплыву до берега.

— В этом нет необходимости, — сказал Групер. Кажется, он с удовольствием прислушивался к перепалке. — Не хотел бы я встать между супругами.

— Мы не супруги, — ответил Куин, пристально глядя на Оливию.

Групер покачал головой:

— А я-то думал, что знатные люди не такие распущенные, как все остальные. Вы ругаетесь так, словно уже принесли клятву верности.

— Я прекрасно плаваю, — продолжала Оливия, не обращая внимания на неуместные замечания сержанта. Она просто хотела переубедить Куина, но увидев промелькнувшую в его глазах боль, поняла, что допустила ужасную ошибку.

В мгновение ока Оливия оказалась рядом с ним и обняла за талию.

— Я не стану прыгать в воду. Обещаю тебе. — Она легко коснулась его губ. — Если Руперт еще жив, я должна быть рядом с ним. Меня он узнает, а тебя никогда не видел.

— Я возьму с собой Люси.

Оливия знала, что должна настоять на своем.

— Ты не можешь принять решение за меня.

— Это опасно, — сбивчиво произнес он.

Групер, на которого они почти не обращали внимания, беззвучно поднялся по ступенькам на палубу и тихо прикрыл за собой дверь.

— Ты не можешь все время меня защищать. — Оливия плотнее прижалась к Куину. — И я тоже не смогу этого сделать.

— Черт побери, Оливия, эти идиоты положили Руперта в хижину прямо под носом у целого французского гарнизона. Если французы тебя схватят… Нет.

— Они меня не схватят. — Страдание на его лице ножом полоснуло Оливию по сердцу. — Я приплыла во Францию не для того, чтобы ждать на борту «Грезы». — Внезапно ей в голову пришла новая мысль: — Они меня не схватят, потому что я буду с тобой.

— Со мной, — пробормотал Куин, стиснув зубы.

— Я хочу быть с тобой. Так будет безопаснее, и потом я не смогу спокойно ждать, не зная, что происходит. — Оливия ощутила чувство вины. Она манипулировала Куином. — Что, если солдаты заметят «Грезу»?

— Нет, — спокойно возразил он. — Мы бросим якорь в море и погасим огни. — Куин не отрываясь смотрел на нее. Он наконец-то стал слушать Оливию.

— Я не хочу, чтобы он умер в одиночестве, — страстно произнесла она.

— Милая. — Куин нежно провел большим пальцем по ее нижней губе. — Руперт уже мертв. Я пытаюсь придумать, как провезти его тело через бухту, чтобы солдаты ничего не заметили. И если он вдруг еще жив, со мной будет Люси. Уж ее-то он узнает.

— Нет. — Оливия и представить себе не могла, что ее может полюбить такой человек, как Куин. Но инстинктивно она понимала, что он должен уважать ее. Он должен был доверять ей, даже если все его чувства противились этому. — Его отец без сознания. Я единственный человек на всем свете, кому он небезразличен, Куин. Единственный человек. Я должна пойти к нему. — Она встретила его взгляд. — Моя безопасность не имеет значения. Это вопрос морали.