Элоиза Джеймс - Поцелуй герцога

Куин коснулся рукоятки пистолета.

— У меня нет денег.

Бессетт чуть изменил положение, чтобы показать, что тоже вооружен. Его маленькие свиные глазки блеснули.

— Тогда вы должны принести деньги, прежде чем я отдам вам женщину.

— Если я вернусь в Англию за деньгами, нет гарантии, что я смогу быстро добраться сюда, — заметил Куин. — Мы воюем, и регулярное паромное сообщение нарушено.

Бессетт выплюнул намокшую сигару под ноги Куину, едва не попав.

— Лодки ходят туда-сюда каждый день, и вы вернетесь завтра утром. Если дадите денег на ее содержание, то мы не станем знакомить ее с удовольствиями, которые только французы…

Левой рукой Куин проворно обмотал шарф Бессетга вокруг его шеи, не дав противнику возможности опомниться. Он бесстрастно глядел, как мясистое лицо приобрело свекольный цвет, позади раздался какой-то шум, но Куин не стал оглядываться. Он пристально смотрел в лицо Бессетту, ожидая, когда на нем появятся признаки нехватки воздуха.

Когда это случилось, Куин ослабил хватку.

— Моя невеста. Живо!

Бессетт издал булькающий звук. Но полузадушенного француза было трудно понять, а позади него отчаянно залаяла Люси. Видимо, из своего бесполезного дозора возвращались солдаты.

Свободной рукой Куин вытащил пистолет из-за пояса Бессетта и швырнул его на землю, уткнул свое оружие в толстый живот противника.

— Ты жалкий шантажист, а то и похуже, и я уверен, всей деревне будет без тебя лучше.

Куин снова стянул шарф. Чуть подождал и ослабил хватку, когда Бессетт взмолился о пощаде.

— Где она?

— Мадам Фантомас, — прошептал Бессетт. Его взгляд метнулся в сторону. Куин это заметил, быстро оценил обстановку и отступил в тот самый миг, когда француз собрался ударить его коленом в живот.

— Где я могу найти мадам?

Люси снова залаяла.

— Катакомбы, — выдохнул Бессетт и согнулся пополам. Куин выпустил шарф позволив французу упасть на колени, но продолжал держать пистолет у его головы.

— Мадам Фантомас спрятала ее в катакомбах. — Плечо Бессетга чуть дернулось. Глупец снова собирался атаковать. От быстрого и меткого пинка Куина он покатился по земле, зажав руками хозяйство и издавая пронзительный вопль.

— Где катакомбы? — спросил Куин. Он поднял пистолет Бессетта и вытащил патроны. Но тут же застыл на месте, учуяв запах дыма.

Густой дым выбился из окон вровень с землей. Неудивительно, что Люси начала лаять, там что-то горело.

Проклятие, у него нет на это времени, ему надо найти катакомбы! Стоило Куину отвернуться, как Бессетт заковылял в лес. Куин собирался было погнаться за ним, но решил, что надо помочь тушить пожар. Пьяный капитан вряд ли справится с огнем, если вообще сумеет подняться с постели.

Куин побежал вдоль стены, пригибая голову, чтобы избежать клубов черного дыма, вырывающихся из окон. У него был едкий, неприятный запах, словно у стоячей воды.

Люси мчалась впереди, и тут у Куина мелькнула настолько ужасная мысль, что он чуть не споткнулся. А вдруг Люси лаяла на Оливию? А это значит, катакомбы находятся ниже уровня гарнизона.

Куин кинулся во двор, где уже бессмысленно сновали солдаты. Кажется, никто не собирался тушить огонь. Капитан стоял на крыльце, крича и махая руками. Его подчиненные выбегали из дверей и несли ящики, в которых что-то негромко позвякивало. Видимо, прежде всего он решил спасать коньяк.

Кто-то схватил Куина за руку.

— Сэр, сэр!

Он обернулся. Перед ним стоял очень молодой и испуганный солдат с перепачканным сажей лицом.

— Она там, — задыхаясь, произнес юноша. — За кухней. Она должна была выйти, когда я заставил мадам покинуть кухню, — у нее был ключ! — но она не появилась, а я не смог пробраться через дым.

Трясущейся рукой солдат указывал на дверь, откуда густой завесой валил дым.

— Катакомбы, — выдохнул он. — Она в катакомбах, а другого выхода нет!

Куин увидел, как Люси промчалась сквозь дым и исчезла в дверях.

С его губ сорвались проклятия, когда он скинул сюртук и разорвал рубашку.

— Забудьте про чертова капитана и его коньяк! — крикнул он. — Вы должны потушить огонь. Собери людей!

Не дожидаясь ответа, он завязал лоскутом рот и нос и ринулся вниз по ступеням, согнувшись пополам, чтобы избежать густого дыма.

Оливия, Оливия, Оливия… Казалось, с каждым биением сердца ее имя отзывается у него внутри.

Внизу Куин прищурился и понял, что он на кухне. За кухней, сказал мальчишка. Он увидел дым, тянущийся из горящего дымохода печи, которую годами топили жиром. Двери он не видел, но зато услышал лай Люси где-то справа. Куин двинулся в этом направлении, почти ничего не видя и задыхаясь.

В коридоре дым был еще гуще. Куин позвал Оливию, вдохнул дым, зашатался и чуть не упал. Прижался к полу, касаясь щекой прохладного камня, и был вознагражден глотком относительно чистого воздуха. Задержав дыхание, он поднялся и снова припал к плитам, сделал очередной вдох. Куин уже успел наглотаться дыма, и ему казалось, что огонь пылает в его легких, а не в дымоходе.

Но Оливия где-то здесь. Пять лет назад он не бросился в застывшие предательские воды Ла-Манша, чтобы спасти Альфи. Он не мог его спасти. Но мог пробраться по этому чертову коридору. Он не позволит, чтобы любимый человек погиб, задохнувшись в дыму.

Еще один вдох, и Куин бросился вперед, пытаясь думать, несмотря на сопротивляющееся тело. Ему надо найти Оливию и подтащить ее к окну. Они слишком маленькие, чтобы через них пролез человек, но если Куин приподнимет Оливию на своих плечах, она сможет дышать. Внизу воздуха почти не было, хотя Куин и прижимался носом к плитам. Расчетливый ум услужливо подсказал, что он умрет через пару минут, если не вдохнет свежего воздуха.

Очередной вдох. Вместе с покалыванием в конечностях пришло озарение. Он не выживет. Он не найдет Оливию и не спасет ее. Легкие горели, подтверждая его правоту.

По крайней мере, сейчас герцог будет знать, что не сдался, не стоял бессильно на пирсе. Он бросился в воду.

Куин заставил себя ползти вперед и тут услышал сдавленный лай. Он потянулся, думая, что наткнется на шерсть, но вместо этого нащупал обнаженную руку. Бессильную руку.

Окно. Ему надо подтащить ее к окну. Точнее, им обоим надо к окну. Куин ощупал руку Оливии, задыхаясь, произнес ее имя, но был вынужден снова припасть к каменному полу. Вдохнул весь воздух, закашлялся, попытался еще раз. Оливия лежала лицом вниз, и видимо, это ее спасло.

Куин не хотел даже думать о другой возможности.

Оливия лежала поперек порога. Куин попытался заглянуть в камеру, но из-за маслянистого черного дыма ничего не было видно. Люси продолжала лаять на окно, и не раздумывая, он сделал глубокий вдох, шатаясь поднялся и втащил безвольное тело Оливии внутрь. Все его существо противилось, стремясь поскорее вдохнуть чистого воздуха. Опустив Оливию на пол, Куин вдохнул дым и согнулся пополам, кашляя с такой силой, что рисковал сломать себе ребра.

Перед глазами плавали черные точки, и он с трудом прошел в глубь камеры, наткнувшись на мягкий тюфяк. Мгновение Куин стоял, прислонившись к нему, и пытался собраться с силами. Он знал, окно близко, и если ему удастся поднять Оливию на матрац, он сможет приблизить ее лицо к окну.

Придется отказаться от того небольшого количества чистого воздуха, что еще оставался на уровне пола. Разум подсказывал Куину, что он почти ничего не видит не только из-за дыма. Зрение отказывало ему вместе с легкими. Им не выжить, если они не сумеют добраться до окна.

Куин присел на корточки, вдохнул воздух, с трудом перебросил через плечо бессильное тело Оливии и шатаясь поднялся на ноги. Видимо, у него настолько путались мысли, что он ничуть не удивился, увидев в нужном месте лестницу. Поставил ногу на нижнюю ступеньку.

Люси. Куин облокотил Оливию о лестницу, пошарил рукой внизу, нащупал шерсть и подхватил собаку за шкирку.

Черные точки так и вертелись перед глазами, словно морские волны перед штормом. Сколько у него осталось времени, прежде чем он потеряет сознание? Минута? Меньше? Он потянул подол платья Оливии, бросил в него Люси и засунул свернутый кусок ткани себе в рот, придерживая собаку.

Усилием воли заставил себя подняться на вторую ступеньку. Ноги будто превратились в стальные столбы, невероятно тяжелые и негнущиеся. Но он все лез и лез вверх и, наконец, уложил Оливию на матрац. Там было окно. Благослови тебя Бог, Люси, подумал он.

Люси высвободилась из складок платья, вскочила и подбежала к источнику свежего воздуха. Куин сделал глубокий вдох и перетащил Оливию через матрац, чтобы ее лицо оказалось рядом с зарешеченным окном. Она не шевелилась, и ее тело было слабым и безвольным.

Умерла, подумал Куин. Оливия мертва.

— Давай, Оливия, — прохрипел он. — Дыши, черт возьми, дыши!

Но ее голова безвольно болталась рядом с окном. Куин не видел признаков жизни.

Его сердце рвалось на части в этой полной дыма камере.

— Не оставляй меня! — хрипло крикнул он. Схватил Оливию за плечи и с силой потряс. — Не оставляй меня.

Когда перед глазами прояснилось, Куин заметил, что лицо Оливии приобрело голубоватый оттенок. Он вспомнил: надо проверить, бьется ли сердце, но когда приложил руку к ее груди, то ничего не почувствовал. Но тут же Куин понял, что проверяет не с той стороны.

— Мысли путаются, — пробормотал он и яростно выкрикнул: — Ты должна дышать!

Куин снова потряс Оливию, пытаясь заставить ее открыть глаза, но ее голова запрокинулась, как бутон на сломанном стебле. Ее лицо плыло у него перед глазами, и Куин понял, что плачет, а его руки пытаются нащупать биение сердце, но не находят ничего.

Люси хрипло лаяла над ухом своей хозяйки.

Оливия не двигалась. Она больше не шевельнется.

Куин приблизил лицо к ее шее, стремясь вдохнуть прекрасный, неуловимый аромат духов, но ощутил лишь запах дыма.

Что-то надломилось в нем, все пережитые страдания разом вернулись к нему, и рыдания начали с силой сотрясать его тело. Он не мог сдерживать их, потому что весь мир превратился в черный водоворот страдания. Альфи, Оливия, даже Еванджелина и Руперт, все они были мертвы.

Из горла вырывался крик, а вместе с ним слова, которых Куин никогда не произносил вслух, потому что герцог всегда сдержан, герцог никогда не умоляет.

Но этот герцог умолял.

Прошу, Господи, помоги! Прошу.

И вдруг он увидел, как Люси облизывает щеку Оливии: дым постепенно рассеивался. Видимо, потушили огонь в дымоходе. Люси низко и глухо залаяла, совсем как огромный немецкий дог. Или как Цербер.

Последнее рыдание ознаменовалось внезапной ясностью и глубоким спокойствием.

— Я не могу этого вынести, — произнес вслух Куин. — Я не вынесу этого еще раз.

Он не мог вернуться в свой безжизненный дом, к страницам математических уравнений, к критическим замечаниям матери. Без Оливии и Альфи жизнь не имела смысла.

Люси по-прежнему лизала щеку Оливии. Куин хотел было оттолкнуть ее, и ему показалось, что Оливия вздрогнула. Он обхватил ее за плечи и прижал к себе.

— Пожалуйста, Оливия! Дыши! Прошу тебя.

Ничего.

Куин обнял ее, принялся покачиваться взад-вперед, и слезы снова полились из его глаз.

Оливия закашлялась.

В тот вечер во Франции Таркуин Брук-Чатфилд, герцог Сконс, повел себя невероятно глупо. Он никогда этого не забывал и порой с легким смущением оглядывался на произошедшее.

Человек, который никогда не плакал, даже на похоронах собственного сына, рыдал.

И когда Оливия Мэйфилд Литтон пришла в себя, кашляя и задыхаясь, она тоже разрыдалась.

— Это все матрацы, — два часа спустя, говорила Оливия Пти. Она сидела в кресле посреди двора, глубоко вдыхая свежий морской воздух. Грудь болела, но ей все равно было намного лучше. Помогла горячая ванна. — Твои матрацы спасли нам жизнь.

Но во взгляде Пти застыло страдание.

— Я чуть не погубил вас! Я забил дымоход, чтобы вынудить мадам покинуть кухню, а потом один из них загорелся. Когда я понял, что вы не воспользовались ключом, пробраться сквозь дым было невозможно. У меня не получилось!

— Это был несчастный случай, — сказала Оливия. — Но пообещай, что больше не будешь делать таких опасных вещей.

— Не буду! — воскликнул Пти. — Никогда-никогда!

— Ты можешь загладить свою вину, — произнес Куин, подходя к нему. — Отнеси Люси в лодку у хижины папаши Бланшара. — Он передал Пти собачку. — Она слишком устала и не сможет пойти с нами. Отдай ее матросу по имени Групер, он ждет там.

— Я буду бежать всю дорогу, — пообещал Пти и тут же вылетел за ворота.