— Старушка Бамтринкет трещала весь день и всю ночь. — Оливия засмеялась, ловко уворачиваясь от сестры, которая хотела схватить ее за рукав. — Она не смолкала ни секунды, пока ее спутник не огрел ее палкой.

— Негодница! — И вот уже хорошая принцесса теперь носилась за плохой вокруг диванчика в библиотеке, прежде чем вспомнила, что «достоинство, благочестие, любезность и осанка» не могут соседствовать со стремлением к насилию.

Мир Оливии, как и мир Куина, обрел гармонию. Возможно, Джорджи отправится в Оксфорд и откажется от титула герцогини, но от последствий родительского воспитания она была избавиться не в силах. А Оливия совсем скоро осуществит самую заветную мечту своей матери, хотя, наверное, ее успех напрямую был связан с провалом планов семейства.


Куин с Оливией шли за герцогом Кантервиком, когда Руперта похоронили с честью, и не в семейной гробнице, а в Вестминстерском аббатстве, как и подобает английскому герою, увенчанному славой. На его могилу установили лишь простую мраморную табличку, на которой были выгравированы его имя и отрывок странного стихотворения.

Несколько лет спустя юный поэт Ките в недоумении стоял перед этой надписью в один из долгих полудней. А еще позднее поэт Оден[7] целую неделю зачарованно размышлял над ней. Пятьдесят лет спустя в серьезной диссертации обсуждались сложности фрагментации, но все это в будущем, загадка для тех, кто интересуется изощренными тонкостями языка.

Для Таркуина Брука-Чатфилда, герцога Сконса, слова никогда не имели такой колдовской силы, как перед его второй женитьбой. До этого момента он ни разу не переживал, что не может найти нужных слов.

Всего лишь три слова, которые имели значения и которые нужно было повторять без конца. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.


Эпилог


Тринадцать лет спустя


У девочки были черные как смоль волосы и белая прядь на лбу. В свои двенадцать лет леди Пенелопа Брук-Чатфилд еще не знала, хотя уже и начинала догадываться, что она была самой прекрасной леди от Кента до Лондона и за их пределами. Вишневые губы, высокие скулы и крик амазонки.

— Все ясно, — тихо сказал Куин. — Она будет внушать трепет. Женихи выстроятся в очередь, умоляя отдать ее им в жены, а потом нам придется платить ее бедняге мужу за страдания.

— Фу! — лениво отозвалась Оливия, любуясь солнечным маревом, в этот летний день дрожавшим под ветвями их любимого вяза в конце Ледиберд-Ридж. У земли плясали маленькие белые бабочки.

Пенелопа промчалась мимо, преследуя кузину и издавая пронзительный вопль, похожий на шум новейшей паровой машины.

— Мой папа тоже! — кричала она. — Мой папа свирепый!

— Ты совсем не свирепый, — заметила Оливия, перебирая пальцами пряди волос Куина. Он лежал на лоскутном одеяле рядом с ней, что-то шепча прямо в ее возвышающийся живот.

— Я просто говорю приятные слова новому ребенку. — Куин поцеловал живот. — А свирепость припасу для женихов Пенелопы.

В ветвях над их головой послышался шум.

— Осторожнее! — крикнул Куин. — Здесь мама, и сейчас ты должен вести себя аккуратнее.

— Знаю. — Этим летом часто шли дожди, и все дерево покрывала темно-зеленая листва. С ветки свесились тонкие ножки, помахали в воздухе, пока Куин не поднялся, подхватил сына на руки и бережно спустил на землю.

— Папа! — крикнула Пенелопа, подбегая к ним. Ее волосы развевались на ветру. Наверное, она опять потеряла ленту. — Тетя Джорджи говорит, ты не убил ни одного пирата, иди скажи ей, что ты делаешь это все время!

— Тебе пора объяснить ей обязанности местного ополчения, — пробормотала Оливия.

Куин упер руки в бока и крикнул:

— Скажи Джорджиане, что дядя Джастин хорошо управляется с пиратами.

Пенелопа с шумом подбежала к ним. У нее были длинные ноги и шелковистые волосы. Она схватила отца за руку.

Ска н и вычитка Романтиче ской библиотеки: http://romanticlib.org.ua

— Это глупо, папа. Ты же знаешь, дядя Джастин только и занимается пением. Если бы ты хотел убить пирата, то сделал бы это до завтрака. Иди, скажи тете Джорджи. — И она потянула его за собой.

Мастер Лео Руперт, носивший титул герцога Колдерона, хотя ему об этом еще не было известно, опустился на колени рядом с матерью и показал ей маленькую коллекцию веточек. Лео не был таким шумным, как Пенелопа: одаренный богатым воображением, он часто мечтал и думал о чем-то. Немного странно для пятилетнего мальчика.

— Ты хочешь из них что-то построить? — Оливия села рядом. — Может быть, дом?

— Я слишком маленький, чтобы строить дом, — чуть раздосадованно ответил Лео. — Люди моего возраста не строят домов, мама. Ты должна знать. — Он бережно сложил веточки в карман и встал. Его колени были запачканы.

— И что же ты с ними будешь делать?

— Мы с Альфи построим дорогу. Я попрошу дядю Джастина нам помочь. — Лео улыбнулся матери одной из своих очаровательных редких улыбок. — Где Люси?

— В повозке, — ответила Оливия. — Знаешь, в последнее время она почти не слезает у бабушки с колен.

— Я покажу палочки бабушке, — сказал Лео и ушел.

Оливия смотрела ему вслед и удивлялась. Вернулся муж, сел рядом и обхватил руками ее живот, прижимая ее к своей теплой груди.

— Этот ребенок будет больше остальных, — заметил он.

— Куин, думаешь, это нормально, что Лео все время играет с другом по имени Альфи, но кроме него, Альфи никто не видит?

Куин еще крепче прижал ее к себе и поцеловал в ухо.

— Думаешь, он делает это, просто чтобы порадовать своего папу?

Оливия положила голову ему на плечо.

— Нет. Лео не раз говорил, что Альфи его друг. А что до живота, то мне кажется, у меня будут близнецы.

— Близнецы? — воскликнул Куин. — Может быть, передумаешь? Не уверен, что справлюсь еще с двумя.

Оливия рассмеялась.

— И этот человек говорил, что хочет дом, полный детей?

— Но тогда я еще не знал, какими они могут быть шумными. Двое детей Джорджианы, мальчик Джастина приедет завтра, а ты ведь знаешь, какой он непоседа, и вот уже наш дом ходит ходуном.

— Поцелуй меня, — попросила Оливия, глядя на своего прекрасного принца-воина.

Первый его поцелуй был благоговейным, но постепенно стал властным и требовательным. Руки Куина скользнули с живота Оливии к мягким изгибам ее полной груди.

— Что ты делаешь? — запоздало воскликнула Оливия. Они оба учащенно дышали.

— Идем домой, — шепнул ей на ухо Куин. — Я хочу тебя. Я хочу свою жену в воскресный полдень знойным, солнечным английским летом. Хочу, чтобы она обнаженная лежала на постели, а я…

Пенелопа остановилась позади.

— Вы опять целуетесь? Бабушка говорит, пора возвращаться домой, а няня, что к чаю будут лимонные пирожные. Идем! — Она убежала, под платьем мелькали короткие ботинки.

Куин помог возлюбленной подняться, взял за руку и всю дорогу до повозки шептал ей на ухо такие двусмысленные вещи, что, когда они добрались до конца Ледиберд-Ридж, лицо Оливии порозовело.

— Уф! — произнесла герцогиня, увидев ее. — Ничего удивительного, здесь слишком жарко. Люси тоже перегрелась.

Куин наклонился и потянул Люси за ухо.

— Тогда нам пора домой. — Он кивнул кучеру, сидевшему во второй повозке, полной его детей и племянников. Взял поводья в руки. — Не стоит причинять Люси неудобства. И думаю, моей жене тоже бы не мешало…

Оливия толкнула его локтем.

— Немного поспать, — закончил он, целуя ее в нос.

Герцогиня посмотрела на них, а потом перевела взгляд на ровные поля, уходившие вдаль от поместья Сконсов. Почти каждый день она благодарила Бога за то, что выбрала Джорджиану для этих нелепых испытаний, а та привезла с собой Оливию.