Фоби поморщилась. Джин понятия не имела, как они с Саскией когда-то ненавидели друг друга.

— Понимаешь, никто из нас точно не знает, — продолжила Джин. — Она отказывается говорить об этом. Мне известно только то, что он буквально умолял Саскию выйти за него замуж. Ты же знаешь, какой упрямой и независимой она может быть. Она никогда не испытывала недостатка в мужчинах. Но на самом деле Саския любила его до безумия. Несколько недель она заставила его ждать ответа и в конце концов согласилась. Ни для кого это не было сюрпризом. Тони устроил самый большой праздник, который он мог себе позволить. Твои родители тоже пришли, Ральф как раз был в Лондоне. Через месяц Саския и Феликс отправились в Италию, чтобы избежать предсвадебной суматохи, затем вернулись в Лондон, сходили на премьеру какого-то фильма, а спустя два дня она вернулась домой убитая горем, со словами, что все кончено.

— Она не сказала почему?

— Ни слова. С Саскией разговаривал Тони, но он сделал только хуже. Мне кажется, нужно дать ей время прийти в себя.

— И с тех пор Феликс не появлялся? — с удивлением спросила Фоби.

— Она чуть не сошла с ума, пытаясь найти его, — вздохнула Джин, наливая еще ликера. — Но я думаю, у нее ничего не вышло. Нужно видеть, как она срывается с места, услышав телефонный звонок, или ждет почту. Ничего.

Она поставила бокал перед Фоби, которая обмахивалась непрочитанным журналом мод.

— Мы могли бы сходить в бассейн, но сейчас там слишком много людей.

Фоби выловила из ликера кусочек яблока и в задумчивости жевала его. Казалось, что семья Ситонов постепенно приходит в упадок.

— Она выглядит ужасно, да? — с грустью произнесла Джин. — Каждое утро из холодильника пропадает половина его содержимого, а в раковине появляются грязные тарелки. Тони хотел продать свои запасы вина с аукциона, но когда он спустился в подвал, то обнаружил пропажу. Оказывается, она тайком проносила лучшие марочные вина к себе в комнату. Но когда я попыталась поговорить с ней, она высказала мне множество ужасных вещей, отрицая это. Она прячет пустые бутылки в шкафу. В отчаянии я купила несколько ящиков недорогого вина, но она не прикасается к нему.

Джин провела по лицу руками, как будто пытаясь стереть глубокие морщины, оставленные горем.

— Она была у врача?

Джин глубоко вздохнула и попыталась улыбнуться.

— Он прописал какие-то сильнодействующие успокоительные средства. Однажды она приняла шесть таблеток и пыталась взобраться по стене на потолок. Тони выбросил их в унитаз. Тогда врач порекомендовал консультации у психиатра, но Саския отказывается выходить из дома. Когда мы пригласили врача-психиатра домой, она заперлась в ванной, и врач провел весь день за беседой с Зоэ. Я думаю, после того она пару раз с ним ужинала.

— Зоэ тоже здесь? — спросила Фоби.

Джин покачала головой.

— К счастью, нет. Ее дети безнадежно избалованы. Они с Чарльзом снова вместе, потому что развод оставил бы пятно на его безупречной репутации прекрасного политика. Он надеется получить повышение, когда начнется очередная кадровая перестановка, но наверняка ничего не известно.

Фоби попыталась скрыть свое облегчение. Из сестер Ситон Зоэ ненавидела ее больше всех — конечно, не считая Саскии. Однажды она закрыла ее в сарае с тремя гусями, выпустив только после того, как Фоби пообещала испачкать свое лицо коровьим навозом и быть целую неделю ее рабыней. Они не виделись несколько лет, хотя Фоби иногда слышала про ее семейные проблемы. Без сомнения, рождение детей и шесть лет совместной жизни с членом партии тори в графстве Букингемшире немного смягчили ее, но Фоби совсем не горела желанием проверить это.

Внезапно ей пришло в голову, что ее приезд был большой ошибкой. Письма Саскии внушили ей иллюзию приобретенного уважения. Возможно, в детстве ее ненависть и ревность были обратной стороной этого чувства. Но в письмах Саския никогда не протягивала ей руки, Фоби была за пределом ее круга. Теперь, когда счастье разбилось вдребезги, она наверняка не хотела, чтобы Фоби изливала свое сочувствие.

— Джин, мне кажется, Саския не в большом восторге от моего приезда, — сказала она, боясь посмотреть ей в глаза.

После ее слов в воздухе повисло тяжелое молчание. Фоби услышала, как Шейла что-то насвистывала наверху. Хлопнула дверь машины, и в дом с громким лаем ворвался один из лабрадоров.

Джин посмотрела на часы.

— Рег сейчас поедет на вокзал встречать Тони, — сухо сказала она. — Если ты хочешь уехать, то лучше поторопись. Он возьмет тебя с собой. Скоро будет поезд до Лондона.

В ее голосе звучало холодное презрение, и Фоби внезапно поняла, почему ее отец всегда немного робел перед Джин. Она любого могла быстро поставить на место.

Фоби услышала, как с надрывом заработал дизельный двигатель, но не двинулась с места.

— Иди! — резко сказала Джин.

Но когда Фоби в отчаянии поднялась со стула, Джин громко расплакалась. Застыв от удивления, Фоби стояла рядом с ней. Она не знала, куда себя деть, и почувствовала, что тоже сейчас заплачет. Видеть слезы Джин было невыносимо.

— О боже, как это ужасно, — Джин продолжала всхлипывать. Она взяла бумажное кухонное полотенце, чтобы высморкаться. — Я прошу прощения за то, что не сдержалась. Мы все в таком напряжении… Я так беспокоюсь из-за Саскии, что ни на что другое меня не хватает. Сейчас она меня просто ненавидит… — Она с шумом высморкалась и подошла к окну, пытаясь взять себя в руки. — Пожалуйста, не уходи… — Джин почти умоляла, ее голос дрожал. — Ты моя последняя надежда.

В комнате для гостей Фоби раскладывала свои вещи, когда вернулся Тони. Сквозь прозрачную занавеску она наблюдала, как он выходил из машины и направлялся к дому. У нее перехватило дыхание.

Фоби думала, он останется таким же стройным и подтянутым, как раньше. Он всегда тщательно следил за фигурой, и занимался спортом. Но тяжелые времена отразились на нем так же, как на его дочери. Он потолстел, его живот нависал над ремнем брюк, а пиджак не сходился. Но больше всего Фоби была поражена тем, как изменилось его лицо — правильные черты патриция заплыли жиром и сделались почти неузнаваемыми.

Фоби не хотела встречаться с ним сейчас, но она зря беспокоилась. Когда Джин позвала ее к ужину, Тони нигде не было видно.

— Он сегодня ужинает в своем кабинете, — объяснила она немного смущенно. — Слишком много бумаг… Тони приносит свои извинения и говорит, что заглянет к тебе попозже, чтобы поздороваться.

По выражению лица Джин и ее опущенному взгляду Фоби поняла, что ничего подобного он не говорил.

— Сегодня у нас холодный лосось, — извинилась Джин. — Шейла была слишком занята, чтобы приготовить ужин. Ты не могла бы попросить Саскию спуститься и поесть с нами?

Фоби постучала в дверь комнаты Саскии, но никто не ответил. Она попыталась войти, но дверь оказалась закрыта на ключ.

— Саския, спускайся к нам. Тебе нужно поесть, — попросила она. — Мы не будем ни о чем тебя спрашивать.

Фоби не расслышала приглушенного ответа.

— Что?

— Я сказала «убирайся»! — в голосе звучала ненависть. — Оставь меня в покое!

Когда Фоби после ужина вернулась к себе, под дверью она нашла записку. Крупным четким почерком было написано следующее:


Фредди, сейчас я никого не хочу видеть, и меньше всего тебя. Ты никогда не любила меня, так что хватит вынюхивать здесь последние сплетни. Убирайся в Лондон и не вмешивайся в нашу жизнь.


В ту ночь, пока Фоби горько плакала от обиды и жалости к себе, Саския пыталась покончить с собой.

3

Джин поехала в больницу Святого Луки в Хексбери на машине «скорой помощи» вместе с Саскией. Так как Тони не имел водительских прав, за рулем машины Джин сидела Фоби.

Сознавая, что она до сих пор находится на грани паники, Фоби пыталась совладать с собой.

Впервые после своего приезда она смогла поговорить с Тони. Ужасная встреча.

— Это ты нашла ее? — Он барабанил пальцами по приборной доске, когда они неслись по пустынным узким дорогам, далеко позади машины «скорой помощи».

— Да. — Фоби содрогнулась от воспоминания: тем вечером, вся в слезах, она пошла в ванную Ситонов, потому что по-детски боялась, что в ванной комнате для гостей ее может поджидать Саския. Она вполне могла заставить ее немедленно покинуть дом.

В течение нескольких секунд она пыталась осознать увиденное. «Так много крови», — вдруг вспомнились ей слова леди Макбет. А затем она подумала: как странно. Саския была самым неаккуратным человеком из всех ее знакомых, но она перерезала себе вены в наполненной водой ванне. Обычно она не обдумывала свои поступки.

Их провели в ярко освещенную приемную, вручили по пластиковому стаканчику черного кофе и попросили подождать. Джин была уже там. Она потерянно сидела у плаката, с которого улыбался медвежонок со стетоскопом. Тони сразу же вытащил свой мобильный и позвонил одному своему знакомому, чтобы с его помощью Саскию как можно быстрее перевели в отдельную палату. Он мерил шагами комнату, ожидая, пока влиятельный друг встанет с кровати и подойдет к телефону. Он зажег толстую сигару, прижимая плечом телефон к дряблому лицу, и в воздухе поплыл неприятный сильный запах.

Фоби недовольно посмотрела на него и обняла Джин за трясущиеся плечи.

— Она даже не зашла… — голос Джин прерывался от рыданий. Ее лицо посерело от горя, из рукавов старого порванного свитера выглядывали оборки ее ночной рубашки. Она лихорадочно искала носовой платок. — Врач постоянно говорил о том, как много крови она потеряла, и хотел знать ее группу крови, но я не могла вспомнить… Это я во всем виновата… Если она умрет, это будет только моя вина… Я просто не могла вспомнить…

Она закрыла лицо руками и разрыдалась еще сильнее. От ее ногтей почти ничего не осталось, кожа на руках была сухой, в мозолях и с въевшейся грязью из-за постоянной работы в саду.

Через полчаса усталая медсестра заглянула в приемную, чтобы удостовериться, что Ситоны в порядке.

— Как моя дочь? — спросил Тони так требовательно и громко, что девушка вздрогнула.

— Ее сейчас осматривают, — сообщила она хрипловатым голосом.

— Вы хотите сказать, что они только сейчас начали это делать? — Казалось, что от его ярости загорятся обои из гессенской бумаги. — Что это вообще за больница? Немедленно приведите врача, я хочу с ним поговорить.

Медсестра не двинулась с места.

— Скажите ему, что я хочу его видеть. Немедленно!

Она глубоко вздохнула:

— Он с вашей дочерью, сэр. Если вы хотите еще кофе, в холле есть автомат. Как только у нас появятся новости, мы вам сообщим.

Тони окончательно вышел из себя и устроил такой скандал, что ему и Джин разрешили увидеть Саскию через пять минут.

Фоби вышла из комнаты, чтобы купить еще кофе. Ей нужно было чем-то занять себя. Бросая в автомат двадцатипенсовые монеты, она слышала знакомый голос. Недалеко от нее по мобильному отрывисто говорил Тони.

— Нет, сейчас все в порядке, Гай. Глупая девчонка отделалась несколькими царапинами. Все выглядело намного страшнее, чем оказалось на самом деле.

Фоби поставила кофе рядом с автоматом и направилась к больничным боксам, отгороженным друг от друга занавесками. Медсестра провела ее к Саскии.

— Она находится под действием сильного успокоительного средства, так что вам вряд ли удастся поболтать.

Саския была так бледна, что ее кожа казалась почти голубой по сравнению с белой рубашкой. Круги под глазами потемнели, а от яркого освещения ее разноцветные волосы казались жирнее.

Но она снова была красива. Щеки впали, овал лица сделался более четким, черты заострились. Фоби почти узнала прежнюю Саскию. Она казалась Спящей Красавицей, погруженной в глубокий спокойный сон в ожидании поцелуя прекрасного принца.

— Мама?

— Нет, это я, Фредди. Как ты себя чувствуешь? — Фоби взяла ее за руку.

— Ай! — Саския взвыла от боли, отдернув руку. — Я чувствую себя паршиво, а ты как думала?

Фоби прикусила губу.

— Что ты здесь делаешь? — Саския раздраженно вздохнула и отвернулась.

— Я тебя нашла.

— Прекрасно. — Из-за лекарств она говорила невнятно, тем не менее слова прозвучали с едким сарказмом. — Разве ты не получила мою записку? Я хочу, чтобы ты убралась отсюда и оставила меня в покое.

— Саския…

— Ты знаешь, я не хотела, чтобы ты приезжала, — продолжила она, ее голос постепенно поднимался до крика. — Это была идея мамы. Она всегда любила тебя больше меня. Сука! Я просто хотела умереть — почему ты не позволила мне это сделать?

— Саския, пожалуйста… — Фоби прикоснулась к ее шее, покрытой капельками пота.