— Боже, почему тебе всегда нужно быть такой чертовски загадочной, Фоби Фредерикс? — Он нетерпеливо вздохнул. — Послушай, я все понимаю. Я уже догадался, что в Лондоне у тебя кто-то есть. Вы живете вместе. Для меня это не проблема.

Он заерзал на стуле и тоже посмотрел в окно с решеткой.

— Что? — пролепетала она, вздрогнув от неожиданности.

— Я говорю о парне, который взял трубку. У него был довольно расстроенный голос.

Фоби ошеломленно уставилась на него, почувствовав внезапный озноб.

— Когда ты не пришла, я позвонил тебе. Думаю, это было во вторник. Или в понедельник? Не важно, я забыл. Мне ответил какой-то парень. Голос как у диктора на радио.

— А, скорее всего, это был Айен. — Фоби с облегчением вздохнула. — Парень моей подру… — Она застыла, вспомнив вечер, проведенный с Феликсом в Камдене.

— По какому номеру ты звонил?

— Что значит, по какому номеру? — Феликс посмотрел на нее так, словно она обладала врожденной неспособностью к запоминанию цифр. — По номеру телефона твоей квартиры в Хайгейте. По твоему номеру, Фоби.

— В Хайгейте? — оцепенев, пошептала она, когда до нее дошел смысл его слов. Реальность обрушилась на нее как снег на голову. Феликс пытался связаться с ней во вторник вечером. Дэн сказал, что придет в этот же день.

Фоби представила Дэна сидящим в холодной, неуютной квартире среди разбросанного по полу мусора, в компании очень расплывчатого сообщения на автоответчике, уныло ожидающим ее прихода. Услышав звонок, он бросился к телефону, словно подросток к почтовому ящику в День святого Валентина. Он принес свое великолепное, чистое, жаждущее ласки и изголодавшееся по поцелуям тело. О боже… О, Дэн…

Зачем, черт возьми, она дала Феликсу этот номер? Один бокал вина в мерцающем горении свечей в Камдене, и у нее в голове все перепуталось, словно в памяти компьютера, пораженного вирусом.

— Значит, это был парень твоей подруги? — Феликс осторожно продолжил разговор, будто полицейский с чистосердечным признанием на руках.

Помертвев от горя, Фоби попыталась пожать одеревенелыми плечами. Опуская голову, чтобы кивком подтвердить его слова, она заметила две маленькие, нетронутые рюмки текилы и подумала о том, смогут ли они заглушить боль.

— Знаешь что, — Феликс наклонился вперед, касаясь ногами ее ног и прижимаясь к ним коленями, — мы сыграем в одну маленькую игру.

— Конечно, — рассеянно согласилась Фоби, продолжая думать о Дэне. Ей отчаянно требовалось выяснить, что именно Феликс сказал ему.

— Мы выпьем по рюмке текилы, — его глаза так сверкали от удовольствия, что казалось, они освещали его ресницы, — а потом мы будем задавать друг другу вопросы. Любые, какие захотим.

— М-м-м. — Фоби подумала о том, вспомнил ли Дэн их прерванный разговор в квартире Портии и ее банальную ложь о новом парне по имени Феликс. Назвал ли Феликс свое имя, когда он звонил? Сказал ли он, что она должна быть с ним в Париже?

— Ты начинаешь. — Феликс придвинул к ней рюмку с текилой. — Пей!

— Что? — Фоби взглянула на него.

— Пей!

Вздрогнув, она с жадностью посмотрела на маленькую порцию анестезирующего средства, решительно выпила его, и ее чуть не вырвало.

Феликс поставил локти на стол, поддерживая руками подбородок.

— Где ты живешь?

Фоби смущенно смотрела на него.

— В Айли… В Хайгейте, — слишком поздно поправилась она.

— Точно такой ответ я слышу уже во второй раз. — Феликс задумчиво кусал тонкий мизинец. — А теперь скажи мне правду, маленькая лгунья. Где ты живешь на самом деле?

— Я как раз переезжаю.

— Куда?

— В Айлингтон. — Фоби опустила плечи, признавая свое поражение. — На Дуглас-стрит.

— Номер дома?

— Ты сказал, что можно задавать только один вопрос, — прошипела она.

— Это распространенный вопрос, — спокойно сказал он. — Какой у тебя номер дома?

— Триста семьдесят два, — пробормотала она.

— Попробуй еще раз, — дружелюбно улыбнулся Феликс.

— Двадцать семь «С», — огрызнулась Фоби.

— Уже лучше. — Феликс облизал мизинец и потянулся к своей рюмке с текилой. Он залпом выпил ее и даже не поморщился. — Хорошо, теперь твоя очередь.

Фоби подумала о том, как ей лучше воспользоваться этим предложением. Она совершенно точно знала, что вопросы о его матери исключались, но она уже так много знала о нем, что ей было трудно придумать вопрос.

— Сколько у тебя было любовниц? — Она подперла рукой подбородок, имитируя позу Феликса, и почувствовала огромное облегчение оттого, что ей удалось придумать вопрос.

— Ты всегда начинаешь с самого интересного, да? — Он немного подумал. — Девять.

— Ты лжешь. Назови их по именам. Прямо сейчас и не задумываясь. И это тоже развернутый вопрос.

— Ребекка — моя первая девушка. У нее были огромные скобки на зубах, и мы могли делать это только в фургоне для перевозки пони, который принадлежал ее родителям. Потом была Джина. Правда, между нами не было ничего серьезного, и наши отношения продлились недолго. Даллас — знаю, нелепое имя. Я познакомился с ней в Австралии, где я провел год. Она могла напугать кого угодно. Затем была Жасмин — сумасшедшая, но очень красивая модель. Я некоторое время жил с ней. После нее была девушка по имени Саския — кстати, мы тоже жили вместе. Потом была француженка Белль, еще более склонная к насилию, чем Даллас. Потом Джейни и Джулиет, но они почти не стоят упоминания. Наконец, у меня была связь с безмозглой моделью-американкой по имени Топаз, которая длилась одну неделю. А сейчас я совершенно свободен и жду своего счастья. — Он сверкнул широкой, призывной улыбкой.

Она до сих пор была уверена, что он лжет. Взгляд синих глаз был слишком открытым, слишком честным. Он напомнил ей взгляд Флисс. Кроме того, Саския подробно рассказывала о том, сколько девушек у него было, и всегда добавляла, что он разбивал сердце каждой из них, словно пьяный казак, бросающий пустой бокал в огонь.

— А как же Миа?

— Я же сказал тебе, что между нами ничего не было. Она хотела этого, но я отказался. Я перестал спать с женщинами, которые относятся к сексу как к спортивным упражнениям, проверяют совместимость с партнером по тесту в глянцевом журнале, а на следующее утро сначала спрашивают твой знак Зодиака и только потом имя. Мне хватило общения с Топаз — она показала, что последующее утро может длиться намного дольше ночи секса.

Вспомнив одно особенное утро, когда Феликс был беспричинно жесток с Саскией, Фоби захотелось его ударить. Яростно кусая губы, чтобы таким образом дать выход своему гневу, она следила взглядом за барменом, который возвращался к ним, сжимая в огрубевшей красной руке бутылку текилы.

— Что случилось? — спросил он, когда их рюмки наполнились во второй раз и теперь стояли перед ними, словно гранаты со снятой чекой.

— Это твой следующий вопрос? — Фоби посмотрела на свою рюмку и подумала о том, можно ли спрятать ее содержимое за щекой, как это делает с таблетками пациент в психиатрической клинике, чтобы избавиться от них в отсутствие медсестры. Но она как-то сомневалась, что попытка выплюнуть текилу в один из пластмассовых цветочных горшков останется незамеченной.

— Нет, просто ты выглядишь немного странно. У тебя какой-то особенный взгляд. — Он озабоченно почесал затылок.

— Особенный? — Фоби прекрасно знала, что он имел в виду, но постаралась изобразить полное непонимание. — Такой?

Она моргнула и очень медленно приблизила к нему свое лицо, посылая призывный взгляд. Обычно она пользовалась этим взглядом для того, чтобы уложить Дэна в постель, когда у него было очень плохое настроение. Он сражал наповал. Но Фоби оказалась совершенно неготовой к тому эффекту, который произвел на нее вид зрачков Феликса, внезапно расширившихся, словно кто-то уменьшил интенсивность освещения.

— Нет, это совсем не тот взгляд. — Он пошевелился на своем стуле, и его лодыжки прижались к ногам Фоби. — Твоя очередь.

Он кивнул в сторону рюмки с текилой и отвел от Фоби глаза, озабоченный тем, чтобы вновь получить перед ней преимущество.

Поморщившись, она попыталась выпить ее так, чтобы ни одна капля прозрачной жидкости не коснулась ее вкусовых сосочков. Несмотря на это, она невольно задрожала от отвращения, когда текила обожгла мягкую поверхность пищевода, спускаясь в сжимающийся желудок.

— В какую школу ты ходила и была ли ты там счастлива? — спросил он.

Она с трудом подавила желание посмеяться над ним. По-видимому, старые школьные галстуки очень много для него значили. Единственное, что она могла сделать со своими галстуками, это обмотать ими коробку из-под обуви, в которой хранила несколько школьных фотографий, уже несколько лет собираясь наклеить их в альбом. На этих снимках они с Саскией всегда были во враждующих лагерях.

Внезапно Фоби догадалась о его возможной тактике. Он проверял свою теорию. Вероятно, Феликс догадался, что они с Саскией ходили в одну школу.

— Школа святой… э-э-э… Мелиссы, — быстро нашлась она. — Да, я была очень счастлива. Прекрасное, веселое время.

«Я не очень перестаралась?» — подумала Фоби, чувствуя, как текила зашумела у нее в голове и высушила не только рот, но и мозги.

На лице у Феликса появилось крайне недоверчивое выражение.

— Я должен повторять вопросы весь вечер, Фоби? — очень весело спросил он. — Итак, в какую школу ты ходила на самом деле? Насколько я помню, Мелисса не была канонизирована.

— Хайстед-Холл. — Она заерзала на стуле, пытаясь прочесть выражение его лица. Почему она не сказала Блубери или что-нибудь в этом роде? — Нет, я не была счастлива. Я была тощая, у меня до шестого класса не росла грудь, и надо мной все издевались. Одноклассники меня ненавидели, а учительницы обожали. Я вызывала презрение и жалость и никак не проявляла себя в спорте.

Долгое время Феликс смотрел на нее в полном молчании. Фоби не смогла определить, что выражало его лицо — насмешку, сочувствие, жалость? Она не имела ни малейшего понятия. Он выпил вторую рюмку текилы без единого слова.

Фоби начала чувствовать, что она быстро пьянеет.

— С кем ты живешь в Лондоне? — задала она безопасный вопрос.

— С парнем по имени Дилан, — ухмыльнулся Феликс, понимая, что у него под ногами была твердая почва. — Мы знакомы друг с другом с детства, и я готов целовать землю, по которой он ходит. Он самый искренний, добрый, честный и забавный человек, которого я знаю. Он упрям и часто приводит меня в бешенство, но я его люблю.

— Больше, чем своего брата? — не подумав, спросила Фоби, и внезапно вспомнила, что не должна трогать его семью.

— Возможно, — без всякого выражения ответил он. — И это нечестно, потому что никак не связано с твоим вопросом.

Он начал искать глазами бармена, чтобы заказать очередную порцию текилы.

Чувствуя, как с каждой секундой она пьянеет все больше и больше, Фоби часто заморгала, чтобы остановить качающиеся стены. Она увидела, как к одной девушке, которая продавала себя на улице, подъехала полицейская машина. Затем машина раскололась на две части, и обе половинки закружились у нее перед глазами.

— Теперь ты, — засмеялся Феликс.

— А? — Фоби взглянула на стол и увидела еще две наполненные рюмки.

Фоби неохотно выпила третью рюмку текилы с тем же самым выражением лица, с каким она принимала прописанное средство от кашля, и сразу поняла свою ошибку. Ей показалось, что кто-то очень сильно ударил ее в грудь, а вены наполнились анестезирующим средством. Она почти слышала обратный отсчет хирурга, который становился все тише и тише.

— Расскажи мне о своих родителях.

Фоби успела подумать, что это было нечестно — ведь ей не разрешалось спрашивать его об этом. Затем она посмотрела на пустую рюмку, перевела взгляд в пустоту и начала говорить.

— Моего отца зовут Ральф. Он архитектор, работает в основном за границей. Его жена, Поппи, с неудовольствием колесит по свету вместе с ним, потому что это освобождает ее от выполнения материнских обязанностей по отношению к моей сестре и ко мне. — Она начала грызть ноготь большого пальца, но тут же оставила его в покое, так как вовремя сообразила, что ногти у нее накладные. — Обоим по пятьдесят с лишним, принадлежат к среднему классу. Папа либерален, а мама яростно защищает общественные права, и всегда готова ринуться в бой. С тех пор как я пошла в школу, я почти не видела их. Честно говоря, я чаще думаю о матери моей подруги, как о…

Она замолчала, чувствуя, как по ее щекам разливается краска, когда поняла, что чуть не упомянула имя Джин Ситон, матери Саскии.

Феликс попытался посмотреть ей в глаза, но у него ничего не вышло.

— Как о ком? — спросил он.